Теперь ты моя (СИ) - Сова Анастасия. Страница 42

– Пап, – я снова повторяю, точно меня заклинило.

– Натрахалась? – зло цедит отец сквозь зубы.

У меня от его обращения наворачиваются слезы.

– Иди в свою комнату! – командует он следом, а я мотаю головой. – Я сказал: поднимайся в свою комнату, я с тобой позже поговорю, дрянь неблагодарная!

Только я больше не намерена делать то, что он говорит. Я не намерена мириться с порядками отца и бояться его.

– Ты знаешь, что она беременна от Демьяна? – спрашиваю я, в надежде очернить Веру.

Та лишь злобно ухмыляется.

– Ты что, при ней все рассказывала? – папа смотрит на девушку с негодованием.

– Коть, ну прости, – она складывает губы уточкой и тянет ладошку к папиному лицу. – Я не знала, что твоя дочь там будет.

– Блядь! Вот вам бабам доверить ничего нельзя! – он сбрасывает ладонь Веры, а потом поднимается с дивана.

– Что все это значит? – спрашиваю я.

– Этот ублюдок Логинов уже почти год у меня в разработке. Но, сука, скрывается хорошо, не прикопаешься. Я эту подослал к нему, – папа кивает в сторону Веры, – чтобы информацию добывала, так и там толку ноль оказалось.

– Саша! – возмущенно визжит Вера. – Что значит «эту»? Ты о чем говоришь вообще? Я ношу твоего ребенка, ты обещал мне бросить своих швабр и жениться на мне, если я лягу под Демьяна, а теперь я для тебя просто «эта»?!

Ноздри девушки раздуваются от негодования.

– Да пошел ты, Попов! Не стоило с тобой вообще связываться!

От услышанного я теряю дар речи. Мне нужно время, чтобы переварить все.

Я уже и не думаю спрашивать про бои и прочий беспредел, который мог устраивать отец, про свадьбу, что он мне пророчил, про жениха, который, по словам моего случайного мужа, поставляет девушек на бои. Мне бы хоть разобраться с тем, что я уже узнала.

Вера подхватывает с дивана свою куртку. Фурией проносится мимо отца, но он останавливает ее, схватив за руку:

– Куда? – рычит он. – Я тебя еще не отпускал!

– А я тебя и спрашивать не буду, урод! – видно, как Вера взбешена. Я бы и сама на ее месте повела себя точно так же.

– Села на диван! – командует папа, дергая ее в ту сторону, где он стоит. – Разберусь с дочерью, потом тобой займусь.

Смотрю на отца и понимаю – вот кто настоящий монстр. Вот кого надо бояться и презирать.

Сейчас я почему-то уверовала в то, что все сказанное Демьяном про папу – чистая правда.

– Мне с тобой говорить тоже не о чем, – сдавливая слезы, произношу я. – Ты бросил меня на произвол судьбы в лапах человека, которого считаешь ублюдком. Ты разрешил ему спать со мной. Я слышала, пап! Я все слышала.

Горько и обида душит. Пальцы рук становятся холодными, а ладоши потеют.

Болезненный комок в горле разрастается с каждым новым словом.

– Когда ты стал таким, пап?

– А что ты думала, вся эта роскошь дается нам просто так? Думала, что в органах можно столько заработать? Я делал все для вас с матерью. Чтобы вы не нуждались ни в чем! Упахивался на работе, влезал в мутные схемы ради вашего благополучия! А ты и Инга оказались просто неблагодарными стервами!

– Мы этого не просили… – лепечу я.

– Сидеть! – отец орет на, вставшую с дивана любовницу. – Не просили, Алевтина? Не просили? «Папочка, а дай денег на новые сапожки от «Гуччи», посмотри, какие они красивые. Папочка, а завтра выходит новый айфон. Папочка, я тут увидела такое классное кольцо с бриллиантами. Попочка, ну, пожалуйста…».

Отец искажает голос, чтобы изобразить меня. Я вспоминаю, что все это и вправду было. Только вот денег я просила лишь потому, что они были. Я привыкла к дорогим вещам. Мне казалось, что это естественно, что так и должно быть. Меня к такому приучили. Разве в этом есть моя вина?

Не нахожусь, что ответить. Мой мир будто исчез навсегда. Растворился в воздухе, оставив после себя какое-то жалкое подобие жизни.

– Все, что от тебя требовалось в благодарность – выйти замуж за Юлдашева. А что сделала ты? Сбежала, и натворила таких дел, от которых теперь у меня могут быть большие проблемы.

– По-твоему, пап, это так просто? Выйти замуж?

– Ты задавала себе этот вопрос, когда выскакивала за Логинова? Смотрю, это для тебя было не труднее, чем в туалет сходить!

– Это вы с мамой вынудили меня так поступить, понятно? Вы не оставили мне выбора.

– Знаешь, Аля, сейчас мне удается скрывать от Тимура сведения о тебе, но только скоро все вскроется, и вот тогда начнется настоящий пиздец!

– Он уже начался, – спокойно отвечаю я. У меня кончились силы. Больше не могу разговаривать в надрыв. – Ты отрекся от меня, растоптал, проводишь время с какой-то подстилкой, а мама… Кстати, – меня вдруг осеняет, – где мама? Мам? – кричу на всякий случай, но это глупо. Она бы уже услышала, что я здесь, если бы была дома.

– Ну, давай, Саш, расскажи ей, где твоя жена, – Вера издает неприятный смешок. – Добей дочурку.

Девушка смотрит на меня так, будто я лично ей чем-то насолила. Не знаю, может, она просто ревнует, ведь, как я поняла, Вера была готова на все, лишь бы мой папа на ней женился.

– Алевтина! Марш в свою комнату! – отец возвращается к тому, с чего мы начали, только вот я не собираюсь его слушать.

– Она в больнице, Аля. С сердечком плохо стало после всего, что случилось.

– Заткнись, дура! – рычит папа на свою любовницу.

– Это… Это правда? – я думала, что хуже уже просто не может быть, но ошиблась. Может. Еще как может.

Делаю несколько шагов назад. Понимаю, что больше не смогу здесь находиться.

– А, ну, иди сюда! – гаркает отец и пытается поймать меня.

Не хочу больше видеть этого человека.

Срываюсь на бег.

Папа кричит что-то мне вдогонку, но я не слушаю.

Кажется, его отвлекает Вера, потому что преследование он превращает.

А мне нужно найти маму. Кажется, она единственная, кто у меня остался.

ГЛАВА 32

Аля

Бегу к машине, хватая ртом прохладный воздух. Слезы катятся по щекам.

«Надо найти маму!» – крутится в голове единственная мысль.

Уверена, с папой тоже что-то произошло. У него поехала крыша. Точно! Он сошел с ума! Наверное, отца стоит показать специалисту, потому что я никогда, никогда не видела его таким.

Да, папа был строг временами, но чтобы совершать такое – никогда.

Первое, что приходит в голову – больница, с которой год от года родители заключали контракт. Даже если маму на скорой привезли в обычный стационар, скорее всего, потом транспортировали в нашу клинику. Если, конечно, папе вообще было до матери дело, и он не кувыркался в этот момент со своей любовницей.

Слезы жгут глаза. Я изо всех сил стараюсь не плакать, потому что должна быть сильной, потому что, когда изображение перед глазами растечется в призме слез, я могу попросту не доехать до мамочки.

Боже! Как она, должно быть, переживала за меня!

Мне везет. В больнице говорят, что такая пациентка здесь имеется. Сначала меня не хотят пускать, потому что я никак не могу доказать родство.

Отчаяние душит.

Еще немного, и я начну истерить, как полоумная.

К счастью, меня узнает наш семейный врач, что как раз очень удачно спустился к администратору с каким-то вопросом.

Мне выдают бахилы, одноразовый халат и шапочку. Рассказывают куда идти.

Весь путь меня трясет. Сама не знаю, чего боюсь. Наверное, думаю, что за дверью палаты меня ждет что-то ужасное.

Мама лежит на белоснежной постели. Она спит.

Доктор сказал мне, что ее лучше не беспокоить, поэтому я послушно сажусь на стул рядом с кроватью матери.

Она бледная. Губы сухие. Выглядит не очень, даже во сне. Но раз она здесь, наверное, это не удивительно.

Я послушно сижу и жду, когда она проснется.

Стараюсь откинуть все мысли. Мне больно думать. Больно анализировать. Жизнь не готовила меня к таким крутым поворотам.

Папа прав, я была избалованной, эгоцентричной девочкой. А потом все сломалось. Буквально все. Не осталось ровным счетом ничего от той жизни, которой я раньше жила.