Н 5 (СИ) - Ратманов Денис. Страница 11

Может, все-таки стоило Быкова прибить, чтобы пристрелили, и не мучился?

Потом я наконец принял душ, получил черную форму, гигиенический набор: мыло, зубную щетку и пасту, полотенце, алюминиевые миску, ложку, стакан. Ну ни фига себе! И правда санаторий. И меня повели в изолятор. Ну, я так думал. А оказалось, здесь такое не практикуют: СИЗО — все-таки не тюрьма, хотя конкретно это заведение очень на нее похоже.

Мы остановились возле лестницы наверх. Постояли возле решетки. Клацнул замок. Мы поднялись. Опять решетка и замок. Дальше — длинный коридор, разделенный решетками на так называемые карманы, и одинаковые двери с раздаточными окошками. Смотришь на этот коридор — и тоска одолевает.

Гулкое эхо шагов. Скрежет замка. Скрип петель.

В третьем кармане мы остановились. Дверь открылась, и на меня дохнуло спертым воздухом, сигаретным дымом, настоявшимся потом, копченой колбасой. Взгляду открылась огромная длинная комната с двухъярусными кроватями, забитая постояльцами.

Я сглотнул. Встал уже в привычную позу «ласточка» — наклон вперед, руки за спиной вверх, ноги врозь. Наручники сняли, и я оказался в камере на двадцать человек. Все постояльцы обратили взгляды на меня. И опять мысли пронеслись вихрем.

Что делать? Какие правила? Как не облажаться?

Попав в клетку с волками, нужно превратиться в волка. Главное — уверенность, почуют слабину — сожрут.

— Здорово, — как можно более бодро проговорил я.

— Привет, сла-адкий! — раздалось издали, грянул хохот.

Ну вот и первая проверка на вшивость.

— Кто там такой дерзкий? Кто сказал: «Мяу»? — спокойно проговорил я. — Иди сюда, за базар отвечать!

Лысый и безбровый мужик с огромной головой, сидящий за длинным столом, ударил кулаком по столешнице и рявкнул:

— Заткнуться всем!

Воцарилось молчание. Ясно, это кто-то авторитетный, и все непонятки нужно решать через него.

— Представься, — обратился он ко мне.

— Нерушимый, — сказал я, глядя перед собой.

Потеснив тощего мосластого соседа, авторитет кивнул на край лавки, я присел.

— Кем будешь?

Мысленно перебрав кучу вариантов, я ответил нейтрально:

— Первоход.

— Статья?

— Шестьдесят шестая. В отказе.

Кто-то присвистнул. Лысый просканировал меня взглядом, почесал щеку.

— Кому-то есть что сказать об этом человеке?

— Да чо тут базарить, — подал голос тот, что называл меня сладеньким, и вышел в проход между койками. — Ты на рожу его посмотри! Перспет… спктивный петух.

Лет сорок-сорок пять, сухой и жилистый, сутулый, голова наклонена назад, мордой на крысу похож. От напряжения мышцы спины свело, заныло между лопатками. Опять придется драться, потом в карцере сидеть…

— Бес, ты идиот, — прогудели знакомым басом.

Загородив собой проход, встал огромный цыган, Кардинал, что сидел со мной в КПЗ, и выдал на меня досье:

— Александр Нерушимый, девятнадцать лет, сирота, приехал к нам из Кунашака в футбол играть.

Оперативно он раздобыл информацию. Непростой товарищ, очень непростой, хоть в авторитетах и не ходит.

— Хрена се! — просипел кто-то. — Это который…

Цыган заткнул болтуна взглядом и продолжил:

— Да, тот, который. В прошлом году — второе место на боях без правил. На беспредельных тоже отметился. А ты, Бес, иди теперь сюда. Что ты там говорил насчет перспективы?

Кардинал посторонился, открывая взгляду побледневшего Беса. Мужик нарвался. Если включит заднюю и начнет извиняться — похоронит репутацию. Если ввяжется в бой — рискует окунуться мордой в парашу и опуститься.

Я еще раз окинул взглядом своих соседей. Раньше мне представлялось, что сидельцы — сплошь дебильные гопники. Сидят себе на корторях, рожи корчат, харкают, по фене ботают. Здесь же таких меньше половины, и рот открывать без разрешения они не имеют права. А рулят волки, как лысый и Кардинал, сдержанные, на первый взгляд культурные, умеющие правильно говорить. Хотя цыган вроде на роль смотрящего не претендует, просто авторитетный чувак.

Я определил на пол скудные пожитки, сделал шаг к приближающемуся ко мне Бесу. Подозреваемые кто встал, кто шеи вытянул, все довольные, взбудораженные: грядет событие! Новенького на вшивость проверяют! Естественно, все поддерживали соседа по камере, Беса.

— Бес, ломай баклана! — крикнул кто-то, не поверивший Кардиналу.

Между нами вклинился тщедушный мужичок со впалой грудной клеткой, похожий на дядюшку Ау, только лысый, вскинул руки:

— Стопэ, братва! Сотка на Неруша!

— Ставка — сотка, — подтвердил лысый, представляться какому-то непонятному баклану, то есть мне, он не посчитал нужным, закурил. — Табаки — в поле.

Табаки — надо же, какое погоняло точное.

Мужичок взял у него смятый лист бумаги и карандаш, рванул между рядами принимать ставки. Я скрестил руки на груди, разглядывая противника, Беса: активный образ жизни точно не ведет, проблем доставить не должен. Затем изучил наш ринг — свободное пространство между парашей и столом, два на два метра.

Закончив со ставками, Табаки брякнулся на лавку рядом с лысым, отдал ему листок. Тот надел очки, кивнул, сделал пометку и дал отмашку:

— Начали.

Используя единственное преимущество — внезапность — Бес сократил дистанцию и сделал бесхитростный прямой, целя мне в печень. Я сместился влево, схватил Беса за руку, заломил ее за спину, повалил его подсечкой, швырнув к параше. Он успел выставить свободную руку и откатиться к койке. Глянул с ненавистью, вскочил.

— Добавить? — поинтересовался я миролюбиво и пошел на него.

Вместо того, чтобы встать в боксерскую стойку, он запаниковал, раскорячился, как краб. Бить такого — себя не уважать, но я должен его наказать, чтобы пресечь будущие наезды. Я дал ему время собраться, и он неожиданно бросился мне в ноги. Я шагнул навстречу и точным движением взял его шею в захват, начал душить.

— Похлопай, если сдаешься.

Он хрипел, махал руками, пытался меня поцарапать, но не сдавался. Думал, придется его придушить, но нет — ударил пару раз по предплечью, и я его отпустил. Сипя и кашляя, он согнулся, отдышался и с криком «Сука» — ринулся на меня. Получил в грудь и сложился.

Кто-то зааплодировал. Повисла тишина. Все ждали, что будет дальше, потому что просто победа в драке — не наказание за такой наезд. Другой на моем месте проучил бы Беса и макнул головой в парашу, но я решил не ломать жизнь человеку. Сиделец ведь тоже человек, я сам теперь такой.

Потому просто вздернул Беса за шкирку и спросил:

— Где твоя койка?

Место у него оказалось козырное: предпоследняя кровать, нижняя полка. Оттолкнув Беса, я сказал:

— Теперь это мое место.

Собрал его вещи, завернул в простыню и бросил на пол. Все, точка поставлена. Табаки засуетился, забегал, собирая деньги, поднятые на ставках, и поглядывая на дверь.

Усевшись на отвоеванное место под солнцем, я превратился в слух и принялся наблюдать. Сидельцы агрессии не проявляли — сочли мой поступок не только справедливым, но и великодушным.

Лысый подозвал Беса и что-то ему говорил, то слушал понурившись. Потом он определил свои вещи на верхнюю полку второй двухъярусной кровати — той, что ближе к выходу. И параше. Ясно, чем ближе к выходу, тем ниже статус сидельца.

Я присмотрелся к обитателям крайних кроватей: на одной лежал парнишка непримечательной наружности и читал, на второй — мужик с вытатуированными стрелками на глазах. Вот ты какой, петух гамбургский! А первый, наверное, опущен не по зову сердца. Ну, или где там зов у петухов.

Не прошло и пяти минут, как ко мне подбежал Табаки.

— Неруш, тебя Князь зовет.

— Зачем? — само собой слетело с губ, и я напрягся.

У кого бы спросить, он смотрящий или нет? Табаки оскалился, демонстрируя коричневые пеньки зубов.

— Ну ты в натуре… Побазарить! Ты это… он ждать не привык.

И опять мышцы на спине окаменели, аж шею свело. Одно дело с начальниками переговоры вести, другое — с криминальным авторитетом. Ощущение было, что меня похитили инопланетяне, и теперь главная задача: поговорить с ними так, чтобы не разоблачили во мне Звягинцева, товарища книжного и неконфликтного.