Душа (СИ) - Селезнева Алиса. Страница 7

— Белова? — спросила вдруг Оксана Леонидовна, разглядывая меня с ног до головы. — Наташа Белова?

От такого взгляда мне стало как-то неуютно. Одета я была неброско. Чёрные классические брюки, бежевая блузка, сверху синий пуховик с меховым воротником. Волосы, собранные в низкий хвост, торчали соломой из-под шапки. Не сравнишь с расфуфыренными одноклассницами, которые даже на уроках от зеркала отлипнуть не могли. Но врать смысла я не видела, а потому, набравшись смелости, запоздало кивнула.

— Я могла бы позаниматься с Ромой. Химией, допустим, и русским с математикой, а ещё английским. Мне полезно, раз уж я решила поступать в педагогический.

— Значит, врач?

Татьяна Сергеевна с сомнением посмотрела на Оксану Леонидовну, а потом перевела взгляд на Ромку. Он театрально пожал плечами, изображая полнейшую незаинтересованность.

— Можно попробовать, — ответила за сына Оксана Леонидовна и, вытащив из сумки зеркальце, постаралась стереть размазанную по щекам тушь.

— Всё же я бы порекомендовала взять репетитора, — начала Татьяна Сергеевна, — хотя бы по…

— Дадим девочке шанс.

Моя будущая свекровь потянула Ромку за рукав и, поблагодарив Татьяну Сергеевну за очередную встречу, вышла из класса. Нащупав пакет с обувью, я минутой позже последовала её примеру.

Не буду утруждать вас рассказами о том, как я переживала и как не спала всю следующую ночь, ругая себя за то, что ввязалась в эту авантюру. В успех своего дела я верила слабо, но пойти на попятный мне не позволила гордость. Назвался груздем — полезай в кузов. И я полезла, даже не подозревая, куда этот самый кузов меня притащит.

Следующее утро я начала с того, что села за парту рядом с Ромкой. Он предпочитал последнюю у окна, считая, что там его меньше всего замечают учителя. Перетащить его к себе за первую я даже не рассчитывала, поэтому руководствовалась принципом Магомета: раз уж гора не идёт к тебе — будь добр, дойди до неё сам. Входящие в класс преподаватели никак на нас не реагировали, видимо, были предупреждены Татьяной Сергеевной заранее, зато одноклассницы едва не свернули себе шеи, без конца разглядывая наши руки.

С первыми и последними уроками стало получше: то ли Ромка испугался отчисления, то ли Оксана Леонидовна подключила ремень, но приходить он стал вовремя, однако на занятиях по-прежнему ничего не записывал. Я без конца копировала ему свои тетради, а после уроков объясняла пройденный материал ещё раз, непременно спрашивая: «Понял?»

Он кивал, говорил привычное «Ага!», и мы расходились в разные стороны. Каждый по своим домам и делам.

На переменах мы не разговаривали, смешных человечков он больше не рисовал, кукольный театр под партой не устраивал. Мы сидели рядом, но мыслями были словно на разных концах планеты. Ни покемонов, ни людей Х — детство кончилось и не собиралось вторгаться в юность ни за какие коврижки.

К двадцать второму декабря мы написали все полугодовые контрольные работы. Именно от их результатов зависело большинство Ромкиных итоговых отметок и аттестаций. Двадцать третьего декабря нам объявили первые результаты:

Русский язык — 2

Профильная математика –2

Английский язык — 2

Химия –2.

Каждый раз, когда я глядела в Ромкину тетрадь и замечала очередного «лебедя», земля под моими ногами начинала качаться. Не справилась, не смогла. Не вышло…

Я была отличницей, шла на золотую медаль и за все свои контрольные получила твёрдые пятёрки. Почему же тогда Ромка даже на три не наскрёб? Ведь я объясняла, наставляла и помогала…

Химию я хоть и изучала на базовом уровне, но всё равно знала лучше многих углублёнщиков. Почему тогда у него вся тетрадь красная?.. Да проще было решить за него все задачи и потихоньку подсунуть ответы. Химия добила меня окончательно. Помню, как слезинки одна за другой стекали из глаз и падали на конспект, превращая буквы в огромные синие кляксы. Не справилась. Не смогла. Не получилось… В тот день на шестом уроке я не написала ни строчки.

Из класса я вышла молча. Красная как рак, заплаканная и совершенно потерянная. Опять забыла в классе сапоги, но возвращаться не стала. Не захотела. Пошла, как есть, в балетках по снегу. Благо — идти нужно было всего минут пятнадцать. Папа в тот день не работал. Он встретил меня на пороге и, как обычно, приложил кулак к подбородку. Рыдая и заикаясь, я рассказала ему всё: и о своей дурацкой затее, и о двойках, которые получил Ромка за четыре контрольные.

— Ну-ну. — Папа усадил меня на диван и укутал ноги пледом. — Лошадь можно привести к водопою, но заставить её пить нельзя. Даже, если ты засунешь её морду в воду, она всё равно будет фыркать и отплёвываться. Ты привела лошадь к водопою, и теперь у лошади только два выхода: либо умереть от жажды, либо пить.

Я опустила голову на подушку и уснула. Вечером поднялась температура, появилась ломота в теле, и я слегла с тяжелейшим гриппом. Папа поил меня морсом из клюквы с антибиотиками и рассказывал сказки, как в детстве. На третий день я заметила на кресле тот самый пакет, в котором носила обувь.

«Наверное, папа принёс из школы», — подумала я и опять тяжёлой головой упала на подушки.

В школу я вернулась только после Нового года.

Усевшись за свою любимую первую парту у стены, я больше не надеялась увидеть Ромку. Ему дали шанс, а он его профукал, точнее, мы его профукали вместе. Надо было Оксане Леонидовне послушать Татьяну Сергеевну и нанять репетиторов, а не мучить сына занятиями с излишне самоуверенной одноклассницей.

Подперев подбородок кулаком почти по-папиному, я открыла тетрадь и записала число: 14 января 2007 года. Рядом дёрнулся стул, я подняла глаза и заметила Ромку. Он смотрел на меня спокойно и без всякой усмешки.

— А почему не за последнюю? — спросила я, когда он опустился рядом и вытянул под партой ноги. — Изменяешь своему выбору?

— Я никогда не изменяю своему выбору, — сказал он, приподняв брови, и я удивилась тому, насколько бархатный у него голос. Если я что-то решил, то это изменить невозможно.

— Да ну?! — Из моей груди вылетел смешок. — Какая самоуверенность!

— Увидишь.

— Мне даже интересно: и что же ты решил?

— Что буду сидеть с тобой, и раз уж ты перебралась с «камчатки» за первую, придётся и мне здесь кантоваться. Или ты хочешь, чтобы я отнёс тебя туда на руках?

Я кашлянула и покраснела. В ту минуту он поселил в моей голове чересчур откровенное желание.

— И что дальше? У тебя четыре двойки. А может, и больше. Просто об остальных я ещё не знаю.

— Правильно. Ты вообще ничего не знаешь о моих двойках. У меня нет ни одной.

И он с гордым видом развернул передо мной дневник. Напротив каждого предмета красовалась весьма правдоподобная тройка. От удивления и недоверия я на всякий случай потёрла глаза.

— Быть не может? Каким образом ты всё сдал?

— Ну. — Он потянулся и расправил спину, становясь похожим на кота. — У меня были твои конспекты, неделя до Нового года, пока ты болела, а ещё целых три дня после.

— То есть, ты выучил за десять дней то, что я с тобой учила месяц?

— Было бы желание, — зевнул он. — Не зря же Зоя Анатольевна называла меня «Золотая голова».

Я рассмеялась. Лошадь, которую я привела к водопою, наконец-то, начала пить.

— Пока посижу в базе, а в одиннадцатом, если что, пойду в профиль по биологии и химии. Думаю, из меня выйдет отличный офтальмолог. Но на «скорой» я бы тоже поработал.

— Ганс Христиан Андерсон собственной персоной. Ты ещё себе домик на берегу Испании не выдумал?

— Хочешь поспорить?

— Хочу, — я вытянула руку. — Если закончишь второе полугодие без троек, то я переберусь сидеть на заднюю парту у окна. А если нет, то прочитаешь «Унесённых ветром».

На минутку он сделал вид, что раздумывает над моим предложением, но потом как-то слишком резко замахал руками.

— Такой риск мне не по карману. Последняя парта против этого старья на тысячу страниц звучит угрожающе дёшево. Давай вот как: если не получу ни одной тройки, ты меня поцелуешь.