Мистер Солсбери и каслинский черт - Поляничко Виктор Петрович. Страница 17
«Национальная студенческая ассоциация» направляет свою деятельность на реорганизацию системы народного образования. Ее руководители намерены вести борьбу за осуществление целей легально, без применения насилия. Она выступила против войны во Вьетнаме. В конце апреля 1970 года ею было сделано заявление о том, что более 250 лидеров студенческих организаций ведущих учебных заведений страны подписали декларацию об отказе вступать в вооруженные силы США до тех пор, пока правительство будет продолжать войну во Вьетнаме.
Решительная поддержка этой организацией протеста против расширения войны в Индокитае в последнее время привлекла в ее ряды большое число студентов. Однако она не делает попыток опереться на марксистско-ленинское учение, не имеет перспективных целей. Эти и некоторые другие студенческие организации, ведя борьбу за расширение своего слияния среди учащейся молодежи, подчас применяют недозволенные приемы — демагогию и буффонаду, чем фактически раскалывают студенческое движение, ослабляют его.
Другой не менее важной причиной, ослабляющей ряды и мощь студенческого движения в США, является преднамеренная попытка правительства и военно-промышленного комплекса создать своего рода аристократические университеты и колледжи. Оказывая им щедрую финансовую поддержку, они создают условия, при которых большинство студентов обеспечивается стипендиями, дешевыми общежитиями, библиотеками, кафетериями. Тщательный отбор в приеме студентов и их привилегированное положение делают такого рода университеты «тихими», маловосприимчивыми к социальным и иным бурям сегодняшней Америки.
К такого рода учебным заведениям относится Джорджстаунский университет в Вашингтоне. Это один из самых солидных частных католических университетов страны. Созданный в 1784 году, он, по словам ректора, «ни разу за свою историю не запятнал честь своей страны». В стенах этого университета слушают лекции члены семей президентов, сами президенты выступают с лекциями.
Джорджстаунский университет нас заинтересовал тем, что здесь имеется самый крупный в стране русский факультет. Его выпускники работают, как нам рассказывали, в ЦРУ, госдепартаменте, в посольствах, на выставках, преподавателями русского языка. Нас сопровождали Том Байер и Тоби Тристер — выпускники этого университета. К каждому из нас был прикреплен в качестве гида один студент со старшего курса. Все они неплохо владели русским языком.
ЭТО ЛОЗУНГ ПРОТИВ ВОЙНЫ ВО ВЬЕТНАМЕ.
Мы провели в университете почти целый день. Были в аудиториях, лингафонных кабинетах, библиотеках, общежитиях и даже в «могилах» — так называются здесь маленькие студенческие ресторанчики, расположенные в низких подвальных помещениях. Потом мы узнали, что такого рода общение с нами входило в программу практики студентов — «вживаемость в русских».
Университет огорожен со всех сторон высокой металлической изгородью. Обстановка здесь была действительно спокойная. В аудиториях шли занятия, в библиотеках, на лужайках, под развесистыми каштанами студенты читали, листали конспекты или просто разговаривали. По аллеям степенно прогуливались в черных сутанах священники-преподаватели.
— Как студенты относятся к решению президента Никсона об эскалации войны в Индокитае? — спросили мы.
— Многие недовольны, но молчат…
— Почему?
— Как вам сказать? По-русски это будет… вышибут из университета…
Потом, будучи в общежитиях, мы видели немало карикатур, разного рода надписей на маленьких бумажках, прикрепленных на стенах холлов, в лифтах, свидетельствующих о недовольстве определенной части студентов политикой Белого дома.
В «могиле» заговорили о Вьетнаме, Камбодже, расовой проблеме, о многом, что волнует студенческую молодежь.
— В этом году я заканчиваю университет и должен пойти служить. Не служить нельзя. Пошлют во Вьетнам — крышка. Надо что-то делать, чтобы не попасть на эту бойню.
— Что ты предлагаешь? — спросил его сосед.
— Может, сжечь призывную карточку?! — неуверенно заметил кто-то.
— Тогда тоже крышка. Они этого не простят… — послышалось с другого конца стола.
— Я думаю, надо поступить в офицерскую школу. Два-три года проучимся, а там, может быть, кончится эта грязная война, наконец?
— Нет, лучше поступить в «корпус мира» и куда-нибудь уехать.
— В Россию этих ящериц из «корпуса мира» не пускают, — съязвил один из парней.
Все громко засмеялись.
В пылу этих откровений «гиды», кажется, забыли про русский язык, и нас, русских, сидящих с ними рядом. Проблема войны была для многих из них личной проблемой, и каждый хотел найти выход из нее. Это тоже весьма важный штрих в жизни молодой Америки.
Индивидуализм воспитывается у американцев с молоком матери, прививается самой американской системой: «свободного предпринимательства», всем образом жизни и, естественно, дает о себе знать в развитии студенческого движения Америки. Как бы ни был ярок огонь студенческих выступлений весной и летом 1970—1971 годов, как бы глубоко ни оценивались их последствия, не стоит забывать, что около двух миллионов американских студентов из семи не участвовали в «битве столетия».
Поздно вечером студенты отвезли нас в отель. Здесь в одной из комнат уже мы принимали гостей. Минут через пятнадцать от скованности, которая чувствовалась вначале, не осталось и следа. Разгорелся спор. Оказалось, что несколько студентов были в Советском Союзе в Ленинградском университете на стажировке. Они в восторге от Москвы, Ленинграда, Киева, наших театров, кинофильмов. Они были поражены Пискаревским кладбищем.
— Это ужасно, что вы, русские, переживали во время войны! Мы совершенно не представляли, какой урон вам нанесли фашисты.
— А разве то, что делают сейчас американские войска во Вьетнаме, чем-либо отличается от того, что творили фашисты на нашей земле?
Наступило тягостное молчание.
— Мы против войны и войн вообще, только бороться у нас здесь не так просто…
— Но ведь студенты многих ваших университетов борются, выходят на демонстрации, бойкотируют занятия, объявляют голодовку?
— У них есть свои причины.
— Какие же?
— Разные. Кое-кого забирают в армию, не дав окончить университет. Кое у кого убит или искалечен брат на войне и всякое другое…
Потом, посещая американские семьи, редакции газет, университеты, мы старались узнать мнение самих американцев о причине нынешнего бунта. В Атланте профессор Джордж Соверс, у которого мы были в гостях, говорил:
— Бунтуют студенты университетов, а не технических институтов.
— Почему же бунтуют студенты университетов?
— Политика — это не наука, а шарлатанство. Все это изучают в университетах. Молодежь многого не понимает в нынешней политике, многое ей кажется ошибочным. Студенты же технических институтов и колледжей знают, зачем они пришли в институт — учиться, чтобы в будущем занять достойное место в нашей системе.
— Значит, по-вашему, в Белом доме сидят шарлатаны. Ведь они только политикой занимаются?
— Может быть.
Профессор Соверс, как видите, разрешает проблему студенческого движения очень просто. Он видит корень зла в «ошибках» правительства и стоит, по его мнению, их исключить, как все будет хорошо. Отчего происходят эти «ошибки», вроде войны во Вьетнаме и Камбодже, да и ошибки ли это, а не преднамеренные действия правительства, подталкиваемого военно-промышленным комплексом, его не интересует.
Профессор Гербнер из научно-исследовательского института коммуникативных связей при Пенсильванском университете на наш вопрос заявил:
— В Америке слишком долго и много проповедуется «коммерческая культура». Суть ее заключается в том, что реклама, радио, телевидение, печать, весь наш образ жизни изо дня в день призывают американскую молодежь лишь к получению потребительских благ, личных удовольствий: покупайте, приобретайте, копите деньги, чтобы купить! — вот наш лозунг. Наши средства массовой коммуникации формируют у молодых американцев психологию: «Наслаждайтесь сейчас, пока молоды — платить будете потом!» Мы никогда не давали и не даем молодежи никаких идей, целей и перспективы в жизни. Пресыщенная в потреблении, обалдевшая от современной массовой культуры, развращенная так называемой свободной моралью молодежь сегодня отрицает все существующее в Америке: богатство и культуру, нравственность, политику отцов. Она хочет чего-то иного, а чего — сама не знает. Отсюда — усиление активности, появление «хиппи», увлечение сексом.