Приди ко мне, любовь - Клейпас Лиза. Страница 34

– Хорошо, пусть будет так, – сказал он. Мягкость его тона заставила Люси содрогнуться. Он повернулся и вышел из комнаты. Обессилев от ярости, она кричала ему вслед:

– И тебе никогда не удастся увезти меня отсюда! Тебе придется тащить меня волоком! Но все равно я вернусь сюда.

Она не услышала в ответ ничего, кроме его удаляющихся шагов. Измученная и уставшая, обозревая грязную посуду, оставшуюся на столе, Люси размышляла о том, что ее жизнь, когда-то такая прекрасная, была полностью разрушена. Сама ли она виновата в этом, сама ли совершила нечто ужасное, что навсегда отняло у нее Даниэля и привело под венец с южанином?

«Может быть, Хит бросит меня», – подумала она мрачно. Но так дальше не может продолжаться. Может быть, он решит, что с него хватит и решит вернуться на Юг. Смешно, конечно, но вместо успокоения эта мысль лишь наполнила ее сердце пустотой.

Почему она не в состоянии больше понимать его?

«Страна и Дело». Так называлась новая книга Хита. Купив ее, Люси виновато прокралась в дом, как будто совершила что-то запрещенное. Толстая, в хорошем переплете книга хрустнула, когда Люси открыла ее. Сидя в пустой гостиной, она трепетно переворачивала каждую страницу, надеясь отыскать невидимый ключ к человеку, с которым жила под одной крышей. Это была история одного полка из Виргинии, и временами повествование было настолько беспорядочным, что напоминало публикацию из любительского журнала.

Постепенно книга полностью овладела вниманием Люси. По кусочкам она пыталась собрать воедино все, что касалось ее мужа; страницы переворачивались все быстрее и быстрее. В книге было много подчас странного юмора, много описаний, иногда трогательных, иногда гротескных. Иногда вдруг появлялись истории, без начала и конца, настолько загадочные и личные, что Люси просто столбенела от искренности, с которой они были написаны. Чем больше она читала, тем безнадежнее представлялось ей ее намерение понять автора. Мужчины, которых она знала до встречи с ним, Даниэль, Дэвид Фрэзер, мальчишки, с которыми она вместе ходила в школу, застенчивые и вежливые молодые люди, с которыми она знакомилась на танцевальных вечерах, все до единого были достаточно доступны ее пониманию. Все они любили пофлиртовать с хорошенькими девушками. Они любили говорить между собой о войне и хвастать своими успехами. Большинство из них не выносили женских слез и не выдерживали презрительного молчания женщин, если они вдруг чем-то не угождали им.

Но Хит был совершенно иным. Он только смеялся, когда она злилась, да старался еще пуще раззадорить ее. Ее молчание, казалось, нисколько не трогало его. И даже когда он выглядел спокойным и расслабленным, все равно за этим спокойствием проглядывал такой сарказм, с которым Люси не приходилось сталкиваться в жизни. Наверное, существует ключ и к нему, некая тайна, которая дала бы Люси возможность знать, как вести себя с ним. Ей непременно хотелось узнать, как вывести его из равновесия с такой же легкостью, как это удавалось делать ему. Она, пожалуй, отдала бы руку за то, чтобы узнать, как выйти победительницей из спора с ним. Но каждая ее попытка заглянуть в его душу была так же безрезультатна, как подглядывание сквозь каменную стену.

Однако в этой книге наверняка должно быть нечто, что поможет найти ответы на все вопросы. Напряженно вглядываясь в страницы, Люси поняла, что ей просто не хватает объективности, необходимой для того, чтобы правильно оценить его. Одна из глав называлась «Записки с острова Гавернор».

«Лагерь для военнопленных», – прошептала Люси, чувствуя дрожь от неожиданного открытия. Хит никогда ничего не говорил о том, что был в плену. Лагеря для военнопленных считались самым отвратительным и опасным местом на земле, как на Севере, так и на Юге. Людей загоняли в совершенно непригодные для существования постройки. Болезни и голод безжалостно уносили сотни жизней. Строки сливались перед глазами, когда она читала: «…одеты в летнюю одежду… так холодно здесь… люди умирают от тифа… новая вспышка кори… обмен, обмен – слухи о нем возрождают лучшие надежды, но ведут и к самым глубоким депрессиям… вода совершенно непригодна для питья…»

Трясущимися руками Люси закрыла книгу. Странно, но ей не хотелось знать, через что прошел Хит во время войны, как долго он пробыл в лагере и как ему удалось освободиться.

«Вас еще не раз удивит, миссис Рэйн, то, как мало вы знаете о людях и о их чести…»

Думал ли он когда-нибудь о лагере или навсегда похоронил свои воспоминания? Что он делал для того, чтобы выжить? Почему он никогда не рассказывал ей об этом?

Она давила в себе настойчивый порыв обнять его и постараться сгладить весь ужас случившегося так давно. «Все это было в прошлом», – твердила она про себя. Теперь ему не нужны ни ее успокоения, ни ее жалость, и, уж конечно, не нужны эти глупые попытки сблизиться с ним.

Наступил вечер. Миссис Флэннери приехала готовить ужин. Люси бродила по гостиной, где на диване, небрежно вытянув ноги, сидел Хит. Вокруг него лежало несколько аккуратно связанных пачек газет. Хит опустил газету, которую читал, и наблюдал за Люси. Его ярко-синие глаза исподволь зорко следили за каждым ее движением.

– Что ты читаешь? – лениво спросила она и взяла одну из газет. Виксбургский «Ситизен». – О, эти старые… как странно, это какая-то необычная газета, она…

– Напечатана на обратной стороне обоев, – разъяснил Хит. Его губы скривились в полуулыбке.

– Почему?

– Поставки были очень скудными в конце войны, к тому же большинство бумажных фабрик было уничтожено. Поэтому газеты часто печатались на оберточной бумаге, на обоях, на всем, что можно было засунуть в типографский станок. А когда кончалась краска, то использовали черную ваксу.

Люси улыбнулась, восхищенная настойчивостью и решительностью южных издателей.

– Я полагаю, что северяне не были столь отчаянны и упрямы, не так ли? – Она перебрала еще несколько экземпляров. – Чарльстонский «Меркури». А почему ты хранишь эту?

– Прочти заголовок.

– «Союз распался»… О, объявление об отделении Южной Каролины.

– Совершенно верно. В четверть первого двадцатого декабря всем стало понятно, что война неизбежна.

– А вот та другая газета, почему ты хранишь ее?

– Эта, ах да, эта… – Хит взял ее в руки и откинулся на спинку дивана, выражение его лица смягчили далекие воспоминания. Люси, повернув голову, наблюдала за ним. Ее буквально загипнотизировала горькая улыбка, игравшая на его губах. – Это то, за что умер мой отец.

– Как это понимать? – спросила Люси, ошарашенная его словами.

– «Эта газета, – читал он вслух, – которая и прежде лояльно относилась к юнионистским идеям, теперь, взятая под наш контроль, будет полностью поддерживать принципы создания Соединенных Штатов Америки…»

– Ничего не понимаю.

– Эта газета выходила в Ричмонде, а ее главным редактором был ближайший друг моего отца. Отец был очень лояльным человеком, как, впрочем, и страстным поклонником прессы Конфедерации. Он питал огромное уважение к печатному слову и свято верил, что до тех пор, пока будут выходить газеты, южан невозможно будет победить. Узнав, что работники газеты завязали бой с янки, он бросился им на помощь. Его убили в этом бою.

– Я сожалею…

– Не нужно. Лучше уж так, чем медленная смерть где-нибудь. Хорошо, что он никогда не узнает о том, как закончилась война.

Они долго смотрели друг на друга. Неожиданно ощущение теплоты наполнило грудь Люси, когда она поняла, что она искала весь этот день. Ну конечно же, теперь она действительно понимала его.

– Твой отец был страстным поклонником прессы, и поэтому ты стал журналистом? – нерешительно спросила она. – Это поэтому ты написал ту книгу и поэтому ты так интересуешься газетами и публикациями?

Хит отвел от нее взгляд. Слегка пожав плечами, ответил:

– Я интересовался бы этим в любом случае.

– Ты узнал о его смерти до или после?

– До или после чего?