Сладкий папочка - Клейпас Лиза. Страница 57

– Это что такое? Звучит уж как-то очень по-научному.

– Это смешение кулинарных стилей... японской кухни, французской и мексиканской. Вроде заправки к салату саки-силантра.

– И что, помогло? – спросила я. – В отношениях с девушкой то есть?

Гейдж отрицательно покачал головой:

– Разошлись, не окончив курса. Выяснилось, что она ненавидит готовить. Кроме того, она сделала вывод, что у меня неизлечимый страх близости.

– А он у вас есть?

– Точно не знаю. – Его медленная улыбка, первая настоящая улыбка, которая предназначалась мне, заставила мое сердце лихорадочно и глухо забиться. – Но эскалопы я научился жарить – просто объедение.

– Вы окончили курс без нее?

– Да, черт возьми. Деньги-то заплачены.

Я рассмеялась.

– У меня тоже, по мнению моего бывшего бойфренда, страх близости.

– И что же? Он прав?

– Возможно. Хотя, думаю, если человек тебе подходит, класть все силы на то, чтобы добиться близости, не придется. Думаю... то есть надеюсь... в этом случае все происходит само собой. А так, раскрываться перед кем попало... – Я поморщилась.

– Все равно что вложить ему в руки оружие.

– Точно. – Я взяла пульт управления от телевизора и передала его ему. – Спутниковый канал? – предложила я и снова направилась в кухню.

– Нет. – Гейдж, приглушив звук, оставил новостной канал. – Слишком я ослаб, чтобы переживать из-за какой-нибудь игры. Возбуждение мне не по силам.

Я вымыла руки и начала выкладывать полоски теста в куриный бульон. В квартире запахло по-домашнему. Гейдж изменил положение, чтобы не выпускать меня из виду. Остро ощущая на себе его пристальное внимание, я пробубнила:

– Допейте воду. У вас организм обезвожен.

Он, подчинившись, взял в руку стакан.

– Не следовало вам здесь оставаться, – произнес он. – Вы что, не боитесь заразиться гриппом?

– Я никогда не болею. И потом, у меня просто мания ухаживать за больными Тревисами.

– Вы исключение. Ведь мы, Тревисы, когда болеем, злые как черти.

– Вы, когда и здоровы-то, особой любезностью не отличаетесь.

Гейдж утопил улыбку в стакане воды.

– Можете откупорить бутылку вина, – в конце концов проговорил он.

– Нельзя пить во время болезни.

– Но это же не значит, что и вам тоже нельзя. – Он поставил стакан с водой и прислонил голову к спинке дивана.

– Пожалуй, вы правы. После всего, что я для вас делаю, вы определенно задолжали мне бокал вина. Какое вино сочетается с куриным супом?

– Нейтральное белое. Поищите там в баре пино нуар или шардонне.

Я в винах не разбиралась и выбирала их обычно по внешнему виду этикетки. Я нашла бутылку белого вина с какими-то изящными красными цветочками и надписью по-французски и достала бокал. Большой ложкой утопив клецки поглубже в кастрюлю, я сверху выложила туда еще.

– И долго вы с ним встречались? – услышала я вопрос Гейджа. – С вашим последним бойфрендом?

– Нет. – Теперь, когда все клецки оказались в бульоне, им нужно было дать покипеть. Я с бокалом вина вернулась в гостиную. – Я, как помнится, ни с кем долго не встречалась. У меня все романы были коротки и приятны. Ну... во всяком случае, всегда коротки.

– У меня тоже.

Я уселась в кожаное кресло возле дивана. Стильное – в форме куба, заключенного в блестящую хромированную раму, – оно оказалось неудобным.

– Это, наверное, плохо?

Он покачал головой:

– Для того чтобы определить, подходит тебе человек или нет, много времени не нужно. А если нужно, то значит, ты либо тупой, либо слепой.

– Или встречаешься с броненосцем.

Гейдж с недоумением глянул на меня:

– Простите?

– Я хочу сказать, с тем, кого трудно раскусить с первого раза. С замкнутым и закованным в крепкую броню.

– И таким же страшным?

– Броненосцы не страшные, – рассмеялась я.

– Они – пуленепробиваемые ящерицы.

– По-моему, вы – броненосец.

– Я не замкнутый.

– Но в крепкой броне.

Гейдж задумался над моими словами. И через какое-то время коротко кивнул, признал-таки мою правоту.

– За пару консультаций у психоаналитика, где я узнал, что такое «проекция», рискну утверждать, что вы тоже броненосец.

– Что значит проекция?

– Это значит, что вы переносите присущие вам качества на меня.

– Боже мой, – ахнула я, поднося к губам бокал. – Неудивительно, что ваши романы с женщинами были коротки.

От его медленной улыбки у меня руки покрылись мурашками.

– Расскажите, почему вы расстались со своим последним бойфрендом.

Видно, моя броня была вовсе не такой крепкой, как мне хотелось бы, потому что в голове у меня тут же оформилась правда – мой бывший бойфренд был шестьдесят восемь, – но сообщать об этом Гейджу я, само собой, не собиралась. Щеки у меня запылали. Когда краснеешь, самое скверное в том, что чем больше пытаешься не краснеть, тем больше смущаешься. И вот я сидела перед Гейджем, красная как рак, силясь придумать, как бы ответить ему, чтобы это выглядело как можно более небрежно.

А Гейдж, черт его побери, казалось, заглядывал мне в самое сердце и читал мои мысли.

– Интересно, – тихо произнес он.

Сделав недовольное лицо, я поднялась и повела в его сторону рукой с бокалом:

– Допивайте воду.

– Слушаюсь, мэм.

Я прибралась в кухне, навела там порядок и все это время мечтала, чтобы он переключил телевизор на другую программу с каким-нибудь шоу. Но он продолжал следить за тем, как я брызгаю «Уиндексом» кухонные стойки, словно мои движения его зачаровывали.

– А кстати, – заметил он как бы между прочим, – я ведь понял, что вы не спите с моим отцом.

– Тем лучше для вас, – отозвалась я. – И что же помогло вам сделать такой вывод?

– То обстоятельство, что я должен приезжать к нему по утрам помогать мыться. Были бы вы его любовницей, вы бы сами ему помогали.

Клецки были готовы. Не найдя половника, я воспользовалась мерной ложкой, чтобы разлить суп в квадратные миски. Выглядело это странновато – сваренная целиком курица с клецками в ультрасовременной посуде. Но пахло просто божественно, и я поняла, что это одна из самых удачных моих попыток. Решив, что Гейдж скорее всего слишком слаб, чтобы сидеть за столом, я поставила миску перед ним на кофейный столик из фацетированного стекла.

– Вам, верно, обременительно приезжать к отцу каждое утро? – спросила я. – Вы тем не менее никогда не жалуетесь.

– Моя боль пустяки по сравнению с папиной, – ответил он. – Кроме того, я это рассматриваю как свой долг перед ним. Он со мной здорово намучился, когда я был помоложе.

– О, в чем в чем, а в этом-то я не сомневаюсь. – Я, как восьмилетнему ребенку, заткнула ему за ворот футболки кухонное полотенце. Мое прикосновение было совершенно случайным, но когда мои пальцы слегка задели его, я ощутила, как у меня где-то в животе, словно светлячки, запульсировали горячие искорки. Я вручила ему ложку, до середины наполненную тарелку и предупредила:

– Смотрите не обожгитесь.

Он зачерпнул ложкой дымящиеся клецки и осторожно подул на них.

– Вы тоже никогда не жалуетесь, – заметил он. – На то, что вам приходится быть матерью младшей сестре. Можно догадаться, что именно из-за нее по крайней мере несколько ваших романов оказались непродолжительными.

– Да. – Я тоже взяла себе миску с супом. – Но это даже хорошо. Не пришлось терять время попусту бог знает на кого. Если парень боится ответственности, он нам не годится.

– Зато вы никогда не знали, каково это – быть свободной и не связанной детьми.

– Я никогда не жалела об этом.

– Вот как?

– Правда. Каррингтон... она самое лучшее, что есть в моей жизни.

Я могла бы говорить об этом еще и еще, но тут Гейдж съел ложку клецек и прикрыл глаза с выражением не то боли, не то восторга.

– Что такое? – спросила я. – Все нормально?

Он заработал ложкой.

– Я смогу жить, – сказал он, – только если съем еще одну тарелку этого супа.

Две порции курицы с клецками, судя по всему, вернули Гейджа к жизни, и на его покрытом восковой бледностью лице проступил румянец.