Возмездие - Вудс Стюарт. Страница 41

— Даже не верится, сколько можно накопить за три года упорной работы, не так ли?

— Но теперь он от нас не уйдет. У нас есть улики.

— И за что ты его посадишь?

— Ну… во-первых, за паспорт. Я записала номер, это все установят.

— Значит, получение фальшивого паспорта. От одного до пяти лет федеральной тюрьмы, которая больше похожа на клуб. А если будет хорошо себя вести, то вообще выйдет месяцев через восемь.

— Но ведь есть еще торговля наркотиками!

— Какая торговля наркотиками? Я лично ничего не знаю про торговлю наркотиками. И ты тоже.

— А эти бумаги?

— Но нам же неизвестно, что здесь записано. Может быть, расписание… но расписание чего? И потом, единственные улики — это фотокопии каких-то цифр и буковок. Ты их вполне могла подделать. Ты хорошо знаешь почерк Бо, не так ли?

— Да, но…

— Кроме того, бумаги получены незаконно. Нет, суд не признает таких улик.

Скотти нахмурилась.

— А вывозить из страны такие огромные суммы денег законно, да?

— Нет. Если ты вывозишь больше пятисот долларов наличными или в ценных бумагах, ты должен заполнять декларацию, но он не потрудился этого сделать. И денежки уплыли из страны. Как ты теперь докажешь, что он их вывез?

— А разве сами его поездки не доказательство? Он никогда не уезжал больше, чем на один день. Совершенно очевидно, что Бо вывозил деньги. Разве нет?

— Может, и очевидно, но недоказуемо. Предположим, он любит кататься на лыжах, но, покатавшись денек, устает.

— Ну, а налоговая служба на что? Его же можно привлечь за неуплату налогов. Аль Капоне привлекли к суду за неуплату налогов.

— Неуплата каких налогов? Говорю тебе, денежки уплыли. Насколько нам известно, свидетелей, что Бо вывозил деньги, нет. Швейцарский банк беседовать с налоговой службой не станет. Аль Капоне был слишком заметной фигурой, и это были слишком крупные дела.

— Но ведь Бо торгует наркотиками!

— Сомневаюсь. Бо умен и не станет так подставляться. Я думаю, кто-то ему платит за то, что он смотрит на некоторые вещи сквозь пальцы. Вот что происходит на самом деле. Возможно…

— О, черт!

— Вот именно.

— Но как же тогда быть? Как же мы его поймаем?

— Ты хочешь сказать, как ты его поймаешь? В мои интересы это не входит.

— О’кей, как я его поймаю?

— Получив последний гонорар, он успел побывать в Швейцарии, так что денег в матрасе Бо ты не найдешь. Но у тебя есть его расписание. Чем бы он ни занимался, он регулярно, раз в несколько недель, летает в Швейцарию. Так… давай прикинем… в последний раз он летал пять недель тому назад, значит, Бо пока что не выбыл из игры и скоро ему снова предстоит… Бог его знает, что. Если мы сможем выяснить, чем именно он занимается, и ты поймаешь его на месте преступления, что ж, тебе и карты в руки.

Скотти с размаху шлепнулась на диван, вид у нее был решительный.

— Ты прав, — сказала она, — я поймаю его, чем бы он ни занимался!

— И еще кое-что, Скотти. Может быть, это самое трудное.

— Что?

— Тебе надо остаться в живых, чтобы выступить в суде.

— Ну, ты и оптимист!

— Я реалист. И тебе тоже лучше быть реалисткой.

Хауэлл встал и подошел к письменному столу. Скотти присоединилась к нему. Уже вечерело.

— Дни становятся короче, — вздохнул Хауэлл.

— Да, скоро и листья начнут желтеть. Здесь осень начинается раньше, чем в Атланте. Говорят, осень тут великолепная.

— Скотти, а как полное имя Бо? Ты случайно не знаешь?

— Конечно, знаю. Он, правда, не любит, когда его так называют. Ему больше нравится «Бо». Но Салли мне сказала. Его зовут Кристофер Френсис Скалли.

— Я так и думал.

— Почему? Откуда ты узнал его полное имя?

— Послушай меня внимательно. Эрик Сазерленд уверяет, что он встретился с Доналом О’Койненом наедине и в конце концов уговорил его продать участок. Сазерленд положил деньги в банк, а О’Койнены собрались и уехали. Это версия Сазерленда, и Бо ее поддерживает. Позднее Бо якобы получил письмо от Джойс, слепой девушки.

— Да, ты мне уже рассказывал.

— Видение… или как там его назвать, не знаю… тоже, судя по всему, имеет отношение к истории Сазерленда. Человек в «линкольне Континентале» сорокового года выпуска подъезжает к ферме, выходит, на какое-то время — сколько он там пробыл, я не знаю — заходит в дом, потом выходит и уезжает. У Сазерленда был автомобиль с откидным верхом марки «линкольн Континенталь», он продал его только в середине пятидесятых годов.

— А я-то думала, ты выбросил из головы мысли об О’Койненах! С какой стати ты опять занялся этим?

— Мне просто захотелось кое-что проверить. Поэтому сегодня днем я пошел в архив и попросил показать мне договор, который О’Койнен заключил с Сазерлендом, и лицензию на рытье колодцев, выданную О’Койнену. Я решил проверить его подпись.

— Ну, и как? Она настоящая?

— Да.

— Тогда в чем дело?

— На договоре о передаче имущества подпись О’Койнена заверил Бо Скалли.

— Да? Ну и что?

— А то, что получается, Бо присутствовал при встрече Сазерленда и О’Койнена.

— И прекрасно!

— Да, но Сазерленд-то уверяет, что он ездил на встречу один, а Бо говорит, что примерно за месяц до отъезда О’Койненов перестал у них бывать.

— Так… но если он был на встрече, то почему Бо это отрицает?

— Именно это и ставит меня в тупик. Слухи, что дело нечисто, поползли именно потому, что Сазерленд встретился с О’Койненом без свидетелей. Но, если Бо действительно присутствовал при их встрече и заверил подпись, то почему он этого не сказал? Почему он не подтвердил алиби Сазерленда, не отвел от него подозрения?

Скотти тихонько хихикнула.

— Я смотрю, тебя здорово зацепило, да?

— Да, — согласился Хауэлл. — Пожалуй.

Глава 24

— Э-Эй!

Хауэлл отложил электробритву и прислушался.

— Эй! Есть кто-нибудь? Э-эй!

Он влез в первые подвернувшиеся под руку джинсы и схватил полотенце.

— Э-Э-Эй!

Это уже напоминало вопль, разносившийся над озером. Хауэлл вышел на причал и увидел священника, стоявшего у кромки воды. Того самого священника, которого он видел в городе вскоре после того, как поселился в домике. Низенького, дряхлого человечка.

— Доброе утро, святой отец, — поздоровался Хауэлл, вытирая с лица мыльную пену. — Извините, я не сразу вас услышал.

— Ах, вот оно что!¹— откликнулся священник. — Я, наверное, пришел в неудачное время? Может быть, лучше зайти попозже?

— Нет, что вы! Пожалуйста, заходите, я угощу вас кофе.

Священник взобрался по ступенькам и протянул Хауэллу руку.

— Я отец Риордан, — сказал он. — Но большинство зовет меня отец Гарри. Я очень рад с вами познакомиться, мистер Хауэлл.

— Пожалуйста, называйте меня Джоном, отец Гарри. Не хотите ли кофе?

— А чаю нельзя?

— Можно, если вы не возражаете против чая в пакетике.

— Да это прекрасно, молодой человек! Просто прекрасно!

Хауэлл заварил чай для себя и для священника и вынес посуду на причал. Солнце стояло высоко: был уже почти полдень. Хауэлл налил кипяток и предложил гостю сесть.

Отец Гарри кашлянул, прочищая горло. Хауэлл замер.

— Может быть, вас чем-нибудь угостить, святой отец? Хотите, я поджарю гренки?

— А… нет ли у вас чего-нибудь выпить?

— Есть, конечно, но это не ирландская выпивка.

— Ничего, любая сойдет, — сказал священник.

«Господи, раненько он начинает», — подумал Хауэлл.

Он откупорил бутылку бренди, вернулся на причал и щедрой рукой налил бренди в чай священника.

— Чудесно, — одобрил тот, с шумом отхлебывая глоток. — Не хотите ли присоединиться?

«Черт бы тебя побрал!» — подумал Хауэлл и налил чуть-чуть в свою чашку.

— Отличное у вас тут место, — заметил священник, обводя рукой окрестности.

— Увы, святой отец, это не мое. Домик принадлежит моему шурину.

— Ах, да! Молодому Уайту. Я его частенько тут видел. Но в последнее время не встречал, — в голосе священника, похоже, звучало некоторое неодобрение.