Мечта для нас - Коул Тилли. Страница 12

– Увидимся позже, ладно? – Брайс опять покосился на Кромвеля. – Со мной все будет хорошо, – повторила я.

– Мистер Маккарти, это приватный разговор, – с улыбкой сказал Льюис.

Брайс кивнул профессору и вышел из класса. Я подошла к преподавательскому столу и села на один из стоявших перед ним стульев. Послышались тяжелые шаги: Кромвель, не торопясь, спускался по лестнице. Наконец он развалился на соседнем стуле, и мне в нос ударил запах его одеколона – глубокий аромат, отдающий какими-то пряностями.

Я впервые оказалась на персональном собеседовании с профессором, наши индивидуальные занятия должны были начаться только на следующей неделе. Льюис взял лист, который я ему недавно сдала, и положил на стол перед нами.

– Мне хотелось бы поговорить с вами двумя о плане вашего музыкального произведения.

Я сглотнула, чувствуя, как в животе сжимается комок нервов.

– Замысел неплох. План хорошо составлен. – Он посмотрел на меня так, словно знал наверняка, что план написала я. – Но в общем и целом не хватает… как бы это лучше сформулировать… чувства.

Я резко втянула в себя воздух, принимая этот удар. На Кромвеля я не смотрела. Именно это я сказала про его музыку тогда, в Брайтоне.

Льюис провел ладонью по лицу и повернулся к Кромвелю – тот смотрел в пол. У меня в душе закипала злость. Кажется, этому типу на все наплевать. Как он вообще попал сюда с таким отношением к музыке и почему учится у Льюиса, было выше моего понимания.

– Самая знаменитая работа Вивальди – это «Времена года», – зачитал профессор цитату из моего плана. – Я хочу, чтобы мои студенты проявили оригинальность, хочу, чтобы вы научились самовыражаться через свои работы. Мне не нужно, чтобы вы повторяли произведения других. – Он подался вперед, и его глаза сверкнули – он был страстно увлечен своим предметом. – Я хочу, чтобы это была ваша работа. Подойдите к делу с душой, переложите на музыку свои тревоги и переживания. – Он вновь откинулся на спинку стула. – Расскажите мне, кто вы, вложите самих себя в это произведение.

– Мы сделаем лучше, – пообещала я. – Правда, Кромвель?

Этот гад ничего не ответил, и мне захотелось завыть от разочарования.

Льюис поднялся с места.

– Можете заниматься в этом классе, до завтрашнего дня тут никого не будет. Посмотрим, сможете ли вы придумать что-то другое.

Льюис вышел, и в помещении воцарилась оглушительная тишина. Я закрыла лицо руками и сделала глубокий вдох, но это совершенно не помогло мне успокоиться. Зато когда я подняла глаза на Кромвеля и посмотрела на его безразличную физиономию, мое сердце облилось кровью при мысли о том, что я считала его гениальным музыкантом, каковым он, очевидно, не являлся.

– Неужели тебе действительно все равно? – прошептала я.

Наши взгляды встретились, и его глаза показались мне безжизненными и холодными.

– Абсолютно.

Из-за акцента ответ Кромвеля показался мне насмешливым и снисходительным.

– Тогда зачем ты вообще здесь? – Я встала и машинально прижала руку к груди, потому что сердце ныло от разочарования и боли. – Ты не играешь на музыкальных инструментах, не проявляешь ни малейшего интереса к написанию музыки. Я видела, что на других занятиях ты сидишь с таким же безразличным видом, как и на уроках Льюиса. – Я завелась и потеряла контроль. Не в силах усидеть на месте, я прошлась взад-вперед, потом заставила себя остановиться и уперла руки в бока. – На этой неделе я трижды просила тебя со мной встретиться, и каждый раз ты отказывался, прикрываясь занятостью, хотя мне известно, что ты вместе с моим братом ходишь на вечеринки, напиваешься и уже перепихнулся с половиной студенток.

Кромвель поднял бровь, его губы скривились в некоем подобии улыбки. Большая ошибка. Это стало последней каплей.

– Я слышала твое выступление, Кромвель, не забывай. – Я засмеялась. А что еще мне оставалось? У меня на глазах мои мечты исчезали, точно песок в песочных часах. – Я специально села на поезд до Брайтона, чтобы тебя послушать, а в итоге получила сплошное разочарование. – Я схватила сумку. – Судя по тому, что я услышала, в тебе нет любви к музыке, нет страсти. Ума не приложу, зачем ты сюда приехал. Не знаю, что видит в тебе Льюис, но его ждет горькое разочарование. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Я в этом уверена.

Выпустив пар, я немного успокоилась и сказала:

– Давай встретимся сегодня в кофейне «Джефферсон». Можно попытаться все исправить, чтобы хотя бы натянуть на зачет. Встречаемся в семь.

Я ушла, не дожидаясь ответа. Никому еще не удавалось настолько вывести меня из себя. Выбежала на улицу, и мне в глаза ударил яркий солнечный свет; небо было ясным, но осень уже вступала в свои права и дул прохладный ветерок. Облокотившись рукой о стену, я немного постояла, переводя дыхание; у меня за спиной раздались веселые голоса, и тогда я наконец отлепилась от стены. Медленно, пытаясь унять отчаянно колотящееся сердце, дошла до общежития, вошла в комнату и рухнула на кровать. Я зажмурилась, но перед глазами все равно стояло насмешливое лицо Кромвеля.

В памяти возникла видеозапись, которую я так часто пересматривала все эти годы. Куда же делся тот мальчик, что с ним случилось, отчего он утратил страсть к музыке? Похоже, тот ребенок, вдохновлявший меня столько лет, умер.

Когда-то он играл с таким рвением, вкладывал всю душу в музыку, а сейчас он словно покрыт толстой ледяной коркой, и его музыка совершенно бессмысленна. Слушая ее, я ничего не чувствую, потому что она ничего не несет миру.

А моя мечта учиться музыке теперь полностью в руках этого бездушного типа.

– Еще кофе, Бонни?

Я отвела взгляд от окна и посмотрела на застывшего возле моего столика Сэма – тот указывал на почти опустевший кофейник.

– Нет. – Я натянуто улыбнулась. – Думаю, меня продинамили… Снова.

– Кромвель?

– Как это ты догадался?

– Просто предположил. – Сэм улыбнулся. – По крайней мере, ты пила кофе без кофеина. Будь он настоящим, ты бы всю ночь глаз не сомкнула.

Я снова улыбнулась, но Сэм явно заметил грусть в моих глазах.

– Сейчас соберу вещи и пойду. Кстати, который час? – Быстро оглядевшись по сторонам, я сообразила, что кофейня закрывается: перевернутые кверху ножками стулья стояли на столах, пол уже был частично вымыт. – Извини, Сэм. Нужно было раньше мне сказать.

– Это не проблема. Мне показалось, ты с головой ушла в работу, не хотел тебя прерывать.

– Спасибо.

– Сейчас половина двенадцатого, кстати говоря, – просто на случай, если ты не знала.

Я снова натянуто улыбнулась Сэму, потом забросила сумку на плечо, предварительно надев свитер. Мне было холодно, а еще я устала, потому что пришла сюда из общежития пешком – в тот момент мне хотелось подышать свежим воздухом и размяться.

Я зашагала по главной улице, но, проходя мимо «Вуд-Нокса», остановилась. Это был самый посещаемый бар города, а в подвале под ним располагался небольшой клуб, открывавшийся после полуночи. Студенты отрывались либо в Амбаре, либо в «Вуд-Ноксе». Танцы, дешевое пиво и возможность затеряться в толпе, пофлиртовать и найти партнера для секса на одну ночь.

– Пьем, мать вашу!

Я тут же узнала голос брата. Заглянув в окно, я увидела, что Истон стоит на столе и ревет белугой, аж стены трясутся. Неужели снова нализался до зеленых чертиков? В голове не укладывается. Кутежи брата всерьез меня беспокоили, в последнее время он слишком много пил.

– Кромвель, тащи сюда свою задницу! – выкрикнул Истон с ужасным английским акцентом. Он обвел толпу мутным взглядом. – Где он?

С моих губ невольно сорвался смешок. Я пошла прочь, не в силах смотреть, как брат будет искать своего «лучшего друга» в толпе. А главное, мне не хотелось видеть лицо Кромвеля. Если я сейчас его увижу, то наверняка не сдержусь и начну сыпать обвинениями, дескать, я впустую прождала его в кофейне пять часов, сделав всю работу в одиночку, хотя нам полагалось бы делать ее вместе… И тем самым выставлю себя полной дурой.