Танцующие в темноте - Ли Маурин. Страница 25

Открыв дверь, к моему удивлению и облегчению, я увидела Алисон в обществе Деклана, которому вообще-то полагалось быть на работе.

— Как ты здесь оказался?

Он встал и обнял меня.

— Привет, сестренка. Вот тебя я ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.

Несколько мгновений мы стояли, прижавшись друг к другу. Только увидев его, я вдруг вспомнила, как сильно я любила своего маленького братика, хотя теперь он был выше меня на целую голову.

— Деклан, хороший мой, ты похудел еще больше, — сказала я. Обнимая его, я чувствовала его выступающие ключицы и лопатки и вспомнила, какой мерой отмерял для него наказание наш папочка. Я шутя оттолкнула его и повернулась к своей сестре. — Привет, Алисон. Это Милли. Я пришла навестить тебя.

За последние годы Алисон Камерон стала красивой молодой женщиной. Она всегда была самой привлекательной из нас, троих сестер, но теперь красота ее стала ослепительной. У нее были большие зеленые глаза, такие зеленые, какой бывает морская гладь под лучами солнца, густые и длинные ресницы, чуточку темнее ее пепельно-русых волос, которые только подчеркивали нежный кремово-белый оттенок ее безупречной кожи. Ее болезнь проявлялась только в движениях: неуверенных, затрудненных, лишенных легкости и грациозности.

— Привет, привет, привет. — Алисон подняла ладонь на уровень глаз и щелкнула своими длинными пальцами. — Ты хочешь подняться наверх.

Она имела в виду себя. То есть: «Я хочу подняться наверх».

— К сожалению, дорогая, тебе нельзя, — нежно сказал Деклан. — Твою комнату красят в прекрасный новый цвет.

Я поцеловала гладкую, будто фарфоровую, щеку, но Алисон не заметила этого.

— Она будет выглядеть очень мило, когда ремонт закончится, дорогая. И ты снова сможешь расставить все свои вещи.

Она держала свою гигиеническую пудру, заколки для волос, игрушки и другие безделушки на ночном столике и на подоконнике, выстроенные аккуратными ровными рядами, и очень расстраивалась, когда какая-нибудь вещь оказывалась не на своем месте.

— Ты хочешь подняться наверх.

— Попозже, дорогая моя, попозже.

Алисон смотрела в пол, избегая наших взглядов.

— Приехала в штучке с колесами?

— Да, я приехала на своей машине.

— Ты ехать в штучке с колесами.

— Ты ездила на машине? Чей это был автомобиль, дорогая?

— Я думаю, Труди и Колин взяли ее прокатиться вчера, — прошептал Деклан, когда Алисон раздраженно передернулась всем телом и снова начала щелкать пальцами.

Я никогда даже и не пыталась понять, что происходит в голове моей сестры, хотя кто-то из врачей однажды попытался объяснить это матери. Кажется, речь шла об умственной слепоте, неспособности воспринимать и понимать эмоции другого человека, отчего она иногда смеялась, когда мать плакала. Бедная же мама тоже никак не могла понять, что Алисон смеется не над ней. Моя сестра просто не воспринимала слезы.

— Может быть, ты попробуешь сложить головоломку? — предложил Деклан. — Какая-то женщина принесла ее, — сказал он. — Она думала, что это поможет ей успокоиться.

Но Алисон смотрела в окно, где виднелась тонкая струйка дыма, поднимавшаяся от костра. Она обладала сверхъестественной, поистине необъяснимой способностью в мгновение ока складывать самые сложные головоломки.

Мы с Декланом обменялись взглядами. Для Алисон мы вполне могли находиться где-нибудь в другом месте.

— Знаешь, — мягко и негромко произнес Деклан, — раньше я считал, что это отец виноват в том, что Алисон такая. Я думал, что он внушил ей такой ужас и так сильно ударил ее, что у нее что-то повредилось в мозгу. Я ей просто жутко завидовал. Я всегда надеялся, что он сделает со мной то же самое и меня пошлют сюда.

— Не только тебя он тряс и бил, Дек. Он регулярно порол ремнем всех нас.

— Тебе доставалось больше всех, Мил. Ты была самой старшей, и, кажется, он вымещал на тебе свою злобу чаще, чем на нас.

Мое лицо исказила гримаса. Похоже, я переняла эту привычку у Бел.

— Наверное, во мне было что-то такое, что приводило его в бешенство, — беспечно предположила я.

— И все-таки наши мозги при этом не пострадали. Мы остались нормальными. — Деклан ухмыльнулся. — Относительно нормальными, во всяком случае. Но имей в виду, — улыбка его исчезла, — один из нас все еще может сломаться. Я окажусь за решеткой, если и дальше останусь в этом доме. Клянусь, что когда-нибудь убью этого гада за то, как он обращается с матерью. Он уже несколько недель не дает ей денег. Раньше это были лошадки, теперь — эта чертова лотерея. Но ты бы слышала, как он стонет и жалуется, если еда кажется ему невкусной. Он закатил такой скандал, когда мы получили напоминание о просроченном счете за электричество, как будто она может заплатить за все из тех пятидесяти шиллингов в неделю, которые она зарабатывает, и того, что я даю ей на хозяйство. Он назвал ее ленивой сукой и заявил, что ей пора пойти на полный рабочий день. Если она согласится, то в доме будет ад, потому что его жратва не будет готова вовремя.

Мягкий и даже женственный голос Деклана становился все выше и выше, и я заметила, как он своими пальцами, длинными и белыми, как у Алисон, так сильно стиснул спинку стула, что костяшки побелели. Его нежное лицо выглядело усталым и осунувшимся. Я откинулась на спинку и вздохнула. Мне было больно смотреть на страдания своего брата, и это было одной из причин, по которой я старалась держаться от своего семейства как можно дальше. Мне почти хотелось, чтобы я не приезжала сюда или чтобы Деклана не было здесь.

— Почему бы тебе не уйти от них, Дек? — взмолилась я. Тогда мне останется беспокоиться только о матери.

— Как будто я могу оставить мать одну с этим гадом!

— Но ты же не можешь жить с ними вечно, хороший мой.

— Я останусь там столько, сколько потребуется.

Я встала и пошла вдоль длинной комнаты к кофейному автомату, поставленному специально для посетителей. В автомате горела лампочка, значит, он работал.

— Хочешь кофе, Дек? — окликнула я брата. Алисон по-прежнему зачарованно смотрела на дым.

— Если тебе нетрудно.

— Что же ты все-таки здесь делаешь? — спросила я, вернувшись с двумя стаканчиками кофе. — Ты ведь должен быть на работе.

К Деклану быстро возвращалось чувство юмора. Меня восхищало его умение видеть смешное в том, что приводило в ужас других. Как-то во время порки папочкин ремень порвался. «Не расстраивайся, папа, — прощебетал он. — Я подарю тебе другой на Рождество».

— Я потерял работу. — Он улыбнулся. — Три недели назад.

— Но мать ничего не сказала!

Он пожал своими узкими плечами.

— Потому что она не знает. Она жутко расстраивается каждый раз, когда меня выгоняют откуда-нибудь. Никто не знает, кроме Труди. Я ищу работу, честно, Милли, но ничего не получается. У меня нет рекомендаций, потому что я нигде не задерживаюсь достаточно долго, чтобы их получить. Дело в том, что я гожусь только для черной работы, но это не для меня.

— Ох, Дек! Чем же ты занимаешься целыми днями? — Я почувствовала обиду оттого, что он доверился Труди, а не мне. В конце концов, я тоже была его сестрой, мне хотелось помочь.

— Брожу по улицам, заглядываю на биржу труда, навещаю Труди, а потом, к шести часам, возвращаюсь домой, так что мать думает, будто я вернулся с работы. Вот уже третий раз я навещаю Алисон, но мне приходится голосовать на дороге, чтобы меня подвезли, а последний раз мне пришлось возвращаться пешком.

— Мог бы и мне сказать. — Я бы дала ему ключ от своей квартиры, где он мог бы посмотреть телевизор и перекусить что-нибудь.

— Я подумал, что тебе это будет неинтересно, — ответил Деклан, и его слова ранили меня еще сильнее.

— Мне скоро пора уходить, — сказала я. — Меня ждут в конторе. Похоже, от нас здесь мало толку. — Я быстро приняла решение. — Послушай, я отвезу тебя в город, и ты можешь пойти в кино — в «Одеоне» идет фильм «Покидая Лас-Вегас». Когда я закончу работу, мы поедем ко мне и поужинаем. У меня в морозилке есть пицца.