Чердынец (СИ) - taramans. Страница 49

— Вот ты, Юрка, дурной все жа! Так там каки немцы-та? А здесь каки? Эта ж наши немцы-та! А не те! — дед Геннадий возмущен моей глупостью!

Да, Сибирь, как тот плавильный котел — приняла массу разных народов, и все жили здесь вполне нормально. Я, здесь и сейчас, вообще не слышал каких-то унизительных слов в сторону других национальностей. У нас в школе каких только фамилий не услышишь! И никто на это внимания не обращает! Кто ты есть сам по себе — вот важное, а не какая у тебя фамилия!

Периодически бабушка отправляет меня в магазин, то за тем, то — за этим! Вот — хлеб каждый день нужен! Хлеб к нам привозят всегда в одно и то же время — примерно в четыре-половине пятого. К этому времени к магазину подтягиваются пожилые женщины-пенсионерки и уже откровенные бабки.

Здесь же шныряют ребятишки, которых тоже отправили за хлебом. Тетки-бабки стоят степенно, мелят языками, перемывают кости родным и знакомым. Только изредка могут прикрикнуть на мальцов, если те расшумятся-разбалуются!

Мне баловаться не хочется, поэтому стою в сторонке. Можно вообще сходить в столовую — вот она рядом! Выпить газировки, даже съесть какую-нибудь булочку. Прислушался к себе — нет, не хочу. Газировка сейчас в буфете стоит возле окна (ящики с бутылками — всегда там стоят!), а в окно светит солнце. Значит газировка — теплая! Не, не хочу.

Хлеб привозят еще теплый, ароматный. Булки хлеба еще не «съежились» до шестисот граммов, большие такие! Мальки, чуть отбежав от магазина, сразу же вгрызаются в уголки буханки — традиция-с! Мне это — тоже уже не по возрасту, не солидно!

Пропустив вперед всех бабок, покупаю хлеб.

Мое присутствие для бабок не остается не замеченным. Но шушукались так, в меру. Все же народ сейчас все больше — настроен критически ко всяким слухам о иррациональном. Атеисты все больше! А кто — не атеисты, те вынуждены плыть по течению с большинством!

Для бабок обсудить важнее и интереснее другое — какой Ванька своей Маньке под глаз «фингал» поставил; чей Петька вчера пьяным в канаве валялся; самый смак — пошептаться: что вот говорят, ага-ага, что, тот-то с той-то, ага-ага! Точно-точно! Вот — истинный бог! Кума своими глазами видела! И соседка — слышала! Точно, тебе говорю, точно! Хотя кума уже дальше собственного носа ничего не видит! А соседка — ни хрена не слышит, по причине отсутствия слухового аппарата, а свой природный аппарат у нее отказал, еще когда по улице Кирова казачки галопом носились!

Нет! Так-то я к бабулям отношусь нормально! Но! Если они — поодиночке, а не стайками! А если стайки становятся покрупнее — они вообще представляют общественную опасность, по причине своей явной деструктивной направленности!

Магазинчик наш небольшой — бревенчатое строение с дощатым задом, где имеется склад товаров. Сейчас здесь душно и скучно! Бабули уже большей частью разбрелись, лишь пара-тройка еще чего-то шушукаются неподалеку — недообщались!

В магазине, большей частью, продукты. Разнообразия особого нет — только самое необходимое. Есть правда, слева от входа, несколько полок с резиновыми сапогами, вешалка с фуфайками, да мыло хозяйственное — темно-коричневыми брусками.

Прямо прилавок, за ним продавщица и горизонтальные полки с консервами. Продавщица эта — довольно противная особа средних лет. Интересно, что живет она здесь же — в поселке, но «лаяться» с покупателями — не стесняется! Халда, как есть, халда! Кстати, она — именно что та самая хохлушка, фамилия у нее — Зинчук!

Никакого дефицита нет. Его, дефицита, я и не припомню до середины восьмидесятых. Ну… я сейчас говорю — у нас, в том же Кировске, в селах вокруг, в Тюмени… Хотя — за Тюмень уже не уверен!

Все самые нужные товары — есть. Вон даже сгущенка стоит, а это — показатель! Просто она, сгущенка, сейчас стоит шестьдесят копеек за банку. Это — неподъемная цена для ребятишек! А родители — не купят — потому как это баловство, а не еда!

И конфеты есть, правда — все больше простенькие: всякие «подушечки»; да разноцветный «горошек»; вон еще — ириски. Но те уже начали слипаться, товарный вид — теряют! Ну тут объяснение такое — холодильника в магазине нет от слова «совсем».

И как на такой жаре хранить шоколадные конфеты, скажите пожалуйста? По той же причине редко бывает и колбаса. Жара — портиться быстро; к тому же — ее и берут-то нечасто и понемногу. Понятно же, что лучше съесть мужику после работы тарелку борща с приличным куском мяса, чем давится пусть и копченой, но колбасой! Это потом, по причине всеобщего психоза, наличие колбасы и количество ее сортов, станут выдвигать мерилом социального прогресса!

Ага-ага! У них там — сто сортов колбасы! А у нас — ни хрена!

Как-то, еще в конце восьмидесятых, при Союзе, разговорились «за политику» со стареньким технологом с нашего мясокомбината. Тот возмущенно «трындел», что никаких «ста сортов» колбасы быть просто — не может! Потому как — не бывает из пяти-шести самых распространенных видов мяса столько колбасного разнообразия! Он вещал, что семь, ну — девять сортов, он еще может себе представить! Пусть — двенадцать! сказал он, подумав, — если включить все мыслимые и немыслимые варианты составов, ингредиентов и методов приготовления! Но — не больше!

Он уверял меня, что знает все ГОСТы и ТУ! Ну чего бы не поверить человеку, если он уже лет тридцать — главный технолог мясокомбината? Он был категорически согласен с демократическими обновлениями общества! Он полностью соглашался с преступностью власти КПСС, и тиранией Сталина! Он приветствовал все преобразования и смену курса страны — вперед, на Запад! Вот только с колбасой… Наверное, что-то цифрами напутали, может — не поняли чего-то… Ну не бывает столько!

Вот — русская интеллигенция, чего уж там!

Здесь и сейчас нет еще того, часто иррационального, поклонения перед потребительством, нет преклонения перед импортными шмотками. Может в Москве — уже есть, а в сибирской глубинке?

Как понять шоферу — почему он должен платить за ботинки сто двадцать рублей, при зарплате в сто семьдесят, потому что ботинки — германские? Так вот же — ботинки, стоят рядом, стоят шестьдесят рэ! Ну и что, что отечественные! Кожа жесткая, давить и натирать будет? Ха! А вы кирзачи разносить не пробовали? После этого — разносить эти «штиблеты» — смешно! Ноги болеть будут? Ну — дня три-пять — может и будут, потом-то — перестанут!

Или германские — разнашивать не надо? Ах, все-таки, надо? Так в чем разница? После германских ноги будут болеть один-два дня, а после наших — пять? И — разница в шестьдесят рэ? Вы серьезно?

Ах, не модный фасон? Так эта мода пройдет через год-два, а я ботинки носить буду лет пять! Их же так и называют — несносные! Мне что же — каждый год ботинки покупать, чтобы за модой успеть? И каждый раз — по сто двадцать кровных рубликов? Которые я зарабатываю своим хребтом, крутя «баранку» и в жару, и в холод? Вы с ёлки не падали, нет? Да и где я, Кировск и мода? С Миланом не спутали?

Чем можно объяснить выбор синтетики в ущерб натуральным тканям? Нет, я согласен, что в ряде случаев и в ряде предназначений — синтетика — предпочтительнее! Но в основном-то? Как можно к любимой попе приложить синтетику и носить ее днями, шоркая по ней самым дорогим — отбросив в сторону хлопок, трикотаж, и прочие натур-продукты?

Помню, как угадал на курс по противопожарной безопасности — ну нужно периодически руководителям и владельцам проходить его, нужно! Ну их на хрен, с их такими штрафами! Проще запланировать и угробить день на сидение в аудитории, чтении книг на телефоне, и прочая!

Ага. Так вот, средних лет капитан был ожидаемо блекл, скучен, и без эмоционален! Но если вслушаться — он говорил страшные вещи! Попробуйте, вслушайтесь хоть раз!

Запало в память, что в настоящее время (это двухтысячные!) у человека в замкнутом помещении, при открытом горении, шансов практически нет! Два-три вдоха дыма — от синтетики отделки! — отравление, потеря сознания! Температура повышается резко — за минуты, «а мы с вами — все без исключения! — одеты в одежду из синтетических тканей», что крайне быстро, буквально за пару-тройку минут, приводит к их (тканей!) вскипанию прямо на теле и последующему горению, с выделением опять же — высокой температуры и крайне токсичному дыму!». Веселый капитан, ага! То есть, если бы я был одет по меркам середины двадцатого века, и очень немодно! — шанс у меня был бы! Да, пусть ожоги! Пусть лечение! Но — шанс! В двухтысячных — шансов нет вообще и смерть мучительная!