Десять тысяч стилей. Книга девятая (СИ) - Головань Илья. Страница 61

– Выше послушника не поднимусь, – криво улыбнулся Волк.

Послушник следует правилам лишь на территории монастыря. Он должен это делать и за пределами стен храма, но не так уж это и критично. А вот тот, кто стоит выше послушника, должен соблюдать все запреты. И их немало.

Запрет на алкоголь, запрет на мясо, запрет на интимную жизнь – лишь малая часть из длинного ряда запретов. Только соблюдая их, ты можешь стать биржани – настоящим монахом храмов Трех Истин.

В прошлом существовали странствующие монахи, которых еще называли серыми монахами – за цвет их одежды и за нежелание соблюдать все правила. Были и монахи-отшельники, которые запирались ради молитв в пещерах на окраинах плато Трех Истин.

В каждом храме есть свой отряд архатов – монахов-воинов. По статусу они не отличаются от биржани, но попасть в ряды архатов гораздо труднее, ведь помимо праведности нужно проявить еще и силу.

Верхушка каждого храма – настоятель, который носит имя своего храма. Ниже настоятеля – его заместитель, еще чуть ниже – главный архат. Естьи разные должности на территории храма. Например, распорядитель в общежитии, Хранитель Свитков, главный учитель. Но никакого особого места в иерархии храма эти люди не занимают – просто выполняют возложенные на них обязанности.

С последним свитком Ливий закончил в тот момент, когда услышал за стеной крики ласточек. Наступило утро.

– Хорошо посидел, – улыбнулся Ливий. Теперь он знал все, что требовалось знать послушнику. А значит, настала очередь освоить и все остальное.

– Красиво у них тут, – сказал Ливий, когда вышел из Хранилища Свитков. Лучи утреннего солнца делали внутренний двор Эмм-Хо невероятно притягательным по своей атмосфере. В таких местах хочется находиться как можно дольше, понимая, что подобное состояние не продлится долго: каких-нибудь полчаса, максимум час – и магия раннего утра исчезает.

Из записей Ливий узнал, что чужого в Хранилище Свитков никогда не пустят. Да и совсем уж новичок всегда будет под присмотром кого-то из старших. То, что Ливию позволили читать свитки всю ночь одному, уже о многом говорило.

Монахи успели проснуться и сейчас разминались. На Ливия они посмотрели с удивлением, но ничего не сказали.

«Присоединюсь, что ли», – подумал Волк и принялся разминаться вместе с остальными. Оставаться в стороне было нельзя: на утреннюю тренировку вышел даже заместитель настоятеля.

– Послушник, вы провели в Хранилище Свитков всю ночь? – спросил Хогрифф после разминки.

– Вроде того, – поклонился Ливий.

– И как ваши успехи? Выучили молитву?

– Выучил все, что там было, – улыбнулся Ливий.

Хогрифф посмотрел на Волка, не веря его словам. Но спустя пару секунд заместитель мотнул головой: как-никак Ливий был Мастером. И врать ему не было никакого смысла.

– Не хотите присоединиться к утренней молитве?

– Хочу.

За ночь многое поменялось.

«Я и так молился много раз. Тот же Фартах – по сути молитва, обращение к тем самым старцам пустыни. Три Мантры – тоже молитвы. С моей стороны будет лицемерно разделять молитвы храма Трех Истин на правильные и неправильные. Это – не почитание бога. Это – молитва миру, которая не просит ни о чем. Почему бы не присоединиться?», – думал Ливий, шагая вслед за остальными монахами.

– Здесь становись, – сказал Волку какой-то послушник. Ливий так и сделал.

Послушники – у стен со свечами. Биржани – в центре зала, под светом синего купола. Ливию выделили самое светлое место, почти у входа в молельный зал. Возле дверного проема горели сразу десять свечей.

Молитва была длинной. Если бы обычному человеку потребовалось ее выучить, у него ушел бы на это дело не один день. Возможно, даже не один месяц, поэтому от Ливия послушники ничего не ждали. Так, поприсутствует для вида – и только.

Но Ливий выучил весь текст. И с самых первых слов его молитва вплелась в размеренное многоголосье монахов.

Для биржани считается высшей добродетелью совершать три главных и двадцать малых молитв. От послушника в лучшем случае ждут совершение трех главных молитв – утром, днем и вечером. И в разное время суток молятся о разном.

Утром – хвала миру. Днем – молитва о неизменности. Вечером – молитва за всех живых и мертвых.

Ливию было за что ненавидеть мир. Было за что и благодарить. У мира нет эмоций, нет плана и намерений. Но даже монахи считали, что мир делит все сущее на две половины – хорошее и плохое, возвышенное и низменное, миролюбивое и агрессивное.

Впрочем, для мира не существует неправильной половины. Всегда есть баланс, и он необходим. Без плохого не осмыслишь хорошего. Без хорошего – не поймешь плохого. Мир может существовать лишь тогда, когда есть обе половины. И в каждой из этих половин – есть немного от другой. В большой благодетели найдется немножко алчности, а в великом зле – немного доброты. Островок спокойствия в бурлящем море, грозовая туча на чистом небосводе.

Поэтому Ливий возносил хвалу миру, не думая ни о чем. Молитва длилась целый час – и Волк ни разу не сбился.

– Вы меня удивили, послушник, – сказал заместитель настоятеля. Всю молитву он стоял в самом центре. Видимо, Хогрифф всегда был на виду у монахов и послушников, в то время как сам Эмм-Хо редко выходил из своей молельни.

– Я работал писарем. И прочитал все книги, до каких только смог добраться в своей школе, поэтому легко запоминаю текст.

– Вот оно что, – кивнул Хогрифф. – Дальше у нас обед, потом – утренняя тренировка.

– Я выучил и расписание. Рад, что оно не поменялось за два столетия.

Хогрифф улыбнулся. Теперь он был полностью уверен в том, что Ливий прочитал действительно все, что нашлось в Хранилище Свитков.

Обед был простым. Овсяная каша, кусочки печеной тыквы, вода. Радовало одно: объемы. Каши ты мог себе насыпать столько, сколько хочешь, хоть полкотла съешь. Удивительного в этом ничего не было: монахи поголовно владели внутренней энергией, а раннему идущему нужно хорошо питаться, чтобы развитие не стояло на месте. Правда, были и такие монахи, которые ограничивали себя в пище. Они клали на алтарь быстрое развитие силы, чтобы еще больше ограничить себя на пути монаха.

«А вот и тренировка», – подумал Ливий.

Начиналось все с простых упражнений. Ливий мог бы позаниматься с остальными послушниками, но Хогрифф отозвал его.

– Вы слишком сильны для таких тренировок. Пусть занятия и учат смиренности, вы уже давно переросли это.

– Благодарю, – поклонился Ливий. – Тогда что?

– Примерно через час общая тренировка закончится. После нее – отработка приемов, которые должен освоить монах Трех Истин. Можете подождать.

– Хорошо.

Лишнее время никогда не лишнее. Ливий мог усесться медитировать, но вместо этого он тоже решил потренироваться – правда, по-своему.

Монахи тренируют гибкость, ловкость, силу и выносливость. Для тренировки гибкости есть целый комплекс упражнений на растяжку – с этим у Ливия все было на высоте. Для тренировки ловкости на заднем дворе Эмм-Хо установили деревянные столбы, по верхушкам которых должны были бегать монахи, находясь в нескольких метрах над замлей. Самые высокие столбы при этом достигали двадцати метров.

С силой и выносливостью все было так же, как и везде. У монахов имелся спортивный инвентарь – простой и аскетичный, как и все на территории храма.

Для того, чтобы тренировка возымела хоть какой-то эффект, Ливий взял несколько грузов самого большого веса, положил их себе на спину и начал отжиматься. Двести килограмм давления при отжиманиях на больших пальцах в течение часа было как раз достаточно, чтобы немного разогреться.

– Упорства вам не занимать, послушник, – сказал Хогрифф.

– Какой есть, – пожал плечами Ливий.

Тем временем послушники перешли к следующей тренировке. Выстроившись рядами, они начали отрабатывать прямой удар. При этом кулак послушники ставили вертикально.

«Монашеский кулак. Выглядит, как что-то восточное. Похожий удар есть даже в Риз-то», – думал Ливий, глядя на тренировку.