Буря ведьмы - Клеменс Джеймс. Страница 23

Мысль исполнить приказание тетки и вернуться обратно несколько раз приходила ей в голову. Было еще не поздно. На Роршафе, даже измотанном и ослабевшем, она без труда доберется до равнин уже к утру.

Нет! Этот путь неприемлем и отвратителен. Она не оставит друзей. Это не ее выбор.

Но тогда какой же выбор — ее?!

Девушка сняла перчатку с правой руки. «Знак Розы», как любил называть его Эррил, оставался бледным, словно слабый поцелуй солнца. По жилам струились лишь жалкие остатки магии. На мгновение Елене снова пришла идея полностью отдаться магии и тем самым заставить Розу расцвести пышным цветом: ведь, даже несмотря на недавние предупреждения Эррила, возможность остаться лицом к лицу со страшным противником безоружной, пугала Елену.

Левая рука невольно скользнула к рукояти кинжала. Серебряное лезвие сверкнуло в лунном свете и заблестело, как маленький светильник, от которого не оторвать глаз. Ей казалось, что лезвие видно за много лиг вокруг.

И этот свет дал девушке возможность не торопиться и подумать. Ее высвобожденная магия запылает куда ярче, чем сверкает сейчас лезвие. И все увидят этот огонь, включая врагов, притаившихся в ночи. Елена спрятала кинжал в ножны. Нельзя выдавать себя раньше времени, кто бы ни таился среди мерцающих огней далекого лагеря.

И постепенно в ее голове стал рождаться план. Пусть магии пока мало, зато на ее стороне темнота и внезапность. Под прикрытием ночи и при толике удачи есть реальный шанс освободить друзей и без помощи силы Розы. И кто сказал, что ей надо вступать в открытую схватку с врагом?

С этими мыслями Елена спрыгнула с Роршафа. Сталион слишком огромен и слишком шумит, чтобы подползти к лагерю невидимым. Поэтому придется добираться туда одной. Она стянула с коня седло и вьюки и позволила немного охладиться покрывшейся хлопьями пены коже его спины. К счастью, конь успокоился, дал себя быстро вычистить и даже привязать к молодому дубку.

— Жди здесь, — прошептала Елена в горячее ухо.

Роршаф тихонько всхрапнул и выкатил на нее огромный лиловый глаз. Было ясно, что ситуация ему явно не нравится, но он вынужден подчиниться.

Елена разобрала вьюки, сложив в один мешок все, что могло понадобиться. Потом взгляд ее остановился на привязанном к седлу топоре Крала. Лезвие тускло сверкало, но никакой чисткой и полировкой было не убрать с него черного пятна — крови скалтума, однажды попавшей на железо.

Не задумываясь, девушка отвязала топор и попыталась взвесить его в своих маленьких руках. Разумеется, она не смогла даже поднять его на нужную высоту, но оружие в руках придало ей смелости и мужества. Положив топор на плечо, она еще раз посмотрела на лагерные огни. Что ж, сегодня ей придется быть несгибаемой и твердой, словно железо.

И, сжимая в руках отполированную рукоятку, Елена медленно побрела к огням. До них оставалось, судя по всему, чуть больше лиги, и девушка рассчитывала добраться туда еще до рассвета. Мысли ее витали вокруг друзей. Живы ли они? Стоит ли ей предпринимать это, возможно, последнее путешествие, которое, может быть, уже ничего не исправит, но только подвергнет смертельному риску ее собственную жизнь? Но она упорно шла вперед. Сердцем девушка чувствовала, что все живы, хотя каким образом возникла эта уверенность, ответить себе она не могла. Как бы то ни было — она должна быть с живыми.

Ночь становилась все холоднее, изо рта вырывался белый пар, но движение по вязким болотистым лугам не давало девушке замерзнуть окончательно. Скоро лагерь приблизился уже только на полет стрелы. Елена завернула немного вправо, чтобы подобраться к лагерю из-за высокого холма. Ее появление должно быть как можно более неожиданным.

Но уже отсюда, даже еще не видя, что происходит в лагере, Елена чувствовала, что творится там нечто нехорошее. Не было слышно ни голосов, ни стука крышек котлов, в которых варят пищу. И, что гораздо хуже, из лагеря доносился знакомый запах падали, смешивавшийся с запахом сгоревшей человеческой плоти. Елена слишком хорошо знала этот запах. Перед глазами снова возникли измученные тела родителей в языках беспощадного пламени. Девушка с трудом заставила себя отбросить это видение — сейчас такие воспоминания могли только помешать.

Наконец, Елена подобралась к одинокому кургану, возвышавшемуся прямо над лагерем. Здесь явно должна была стоять стража, но ее или не поставили, или слишком хорошо спрятали. Елена, согнувшись, осторожно кралась по густой траве вниз. Теперь надо собрать все силы.

Вокруг стояла какая-то неестественная тишина; из-под ног не взлетело даже птицы, не стрекотали в траве кузнечики. И в призрачном безмолвии шаги ее казались особенно громкими. Елена понимала, что это говорит в ней страх, но все же с каждым шагом сгибалась все ниже и двигалась все бесшумней.

И вот обостренным чувством опасности слухом девушка расслышала какой-то глухой щелчок слева. Она развернулась, с трудом занося топор, но в тот же момент перед ней из травы появилась огромная черная фигура, словно сами тени сгустились и породили мощную спину, сверкающие в лунном свете клыки и миндалевидные желтые глаза, суженные в злобном предупреждении.

В голове у нее возникла картина.

Два одиноких волка встречаются в лесу. Они идут на охотников спина к спине.

Елена уронила топор и радостно бросилась к оборотню. Фардайл! Она обняла мощную шею и зарыла лицо в густой мех. Можно было хотя бы несколько секунд насладиться покоем и уверенностью. Если жив волк... Она потянула к себе брошенный топор.

— А остальные? — прошептала девушка. — Ты знаешь, где остальные?

Фардайл подался назад и обернулся к ней через плечо.

Волк ведет мимо тайных ловушек охотников.

Елена кивнула, понимая язык сайлура, даже не будучи оборотнем. За долгую зиму в горах она много общалась с волком и научилась понимать его язык, используя не кровь, но магию. И теперь, узнав, что волк ведет ее в лагерь, махнула рукой, посылая его вперед, но прежде, чем повиноваться, волк передал последнее послание. Елена распахнула глаза, и сердце ее тоскливо сжалось. Но она не успела ответить, как волк скользнул в траву и растворился в темноте. Елена пошла за ним на нетвердых ногах, а из головы у нее так и не выходила картина, только что созданная Фардайлом:

Голая женщина поразительной красоты стоит перед стаей пойманных волков. Из ее рта ползут к пойманным ядовитые змеи.

Эррил почувствовал, как язык, распухая, заполняет собой все горло. Как это могло случиться? Он глядел на обнаженную женину перед собой, на ее красивые бедра, запятнанные черной кровью. Прекрасное до боли лицо было каменно-холодным, а в черных, как эбонит, волосах, в этом прибежище стольких его ночей, теперь сверкала густая белая прядь. И самое ужасное — в глазах у женщины горело безумие. Эррил стоял, привязанный к столбу, а разум его мучительно пытался связать воспоминания о юной девушке, любимой им десять зим назад, с той женщиной, что стояла перед ними сейчас. Он вспомнил их первую встречу на дальнем пустынном морском берегу, в городе, постоянно окутанном сырыми морскими туманами, где воздух всегда имеет привкус соли и льда. Вспомнил юную девушку, дочь рыбака, застенчиво смотревшую на фокусника, жонглирующего факелами в прибрежной таверне.

Неожиданно перед его глазами встала и компания, окружавшая ее тогда. Нежное лицо под шелковыми кудрями одиноко бледнело среди красных физиономий закаленных в ветрах и бурях рыбаков, словно робкая роза, неожиданно выросшая средь скал. Эррил кидал факелы и не мог оторвать взгляда от зовущих губ.

Закончив тогда выступать на эстраде из гладких кедровых досок, он собрал вещички и с трудом проложил себе дорогу через толпу бородатых мужчин и грубых женщин, чтобы у самого выхода из таверны снова увидеть поразившую его девушку.

Она не подняла синих глаз ни тогда, когда он остановился возле ее столика, и даже, когда он назвал себя, едва ли услышала его. Зато, когда она сама впервые заговорила, голос ее оказался таким же нежным и горячим, как и благоухающая цветами кожа.