Практическое руководство по злу (СИ) - "overslept". Страница 230

С другой стороны, цикл будет завершен. Подытожим. Больше никаких вторжений, никакого огня и серы, приходящих с Востока, чтобы опустошить Кэллоу. Мысль об этом была ужасно, ужасно соблазнительной. Но не ценой убийства всего, что делало Кэллоу тем, чем он был. Для этого им нужна я, поняла я. Я была более чем возможной заменой Блэку, если он умрет или будет отодвинут в сторону. По правде говоря, я была краеугольным камнем того, что они пытались построить. Доказательство того, что это вообще возможно. А это означало, что у меня есть рычаги давления. Я откинулась на спинку ветхого стула, чувствуя, как болит нога. Заставив свои руки перестать дрожать, я твердо встретила взгляд Блэка. Разве это не было моим планом с самого начала? Вступайте в ряды и влияйте на институт изнутри. Праэс пытался изменить Кэллоу, но Кэллоу мог изменить и Праэс. У меня в голове уже крутилось с полдюжины способов направить все так, как я хотела. Так, как мне было нужно.

— Я не позволю Империи проглотить Кэллоу целиком, — сказал я Блэку, игнорируя голос в моей голове, который указывал мне, что эта фраза предшествует тому, как моя голова покатится по полу.

— И не нужно, — пожал он плечами. — Сохрани то, что, по твоему мнению, должно быть сохранено. Измени то, что, по твоему мнению, должно быть изменено. Если ты считаешь необходимым покончить с системой губернаторства, сделай это. Если ты считаешь, что статус данника для герцогств, таких как Даоин, будет самым стабильным вариантом, сделай это. Пока развевается правильное знамя, пока мы смотрим на одних и тех же врагов, у меня нет возражений.

И он действительно не лукавил, я знала. Он мог лгать, но в моих костях была тяжесть, которая отбрасывала эту мысль. Это был стержень или что-то близкое к нему. До тех пор, пока то, что Блэк считал условием своей победы, было выполнено, ему действительно было все равно, каково состояние Кэллоу.

— Я тебя не понимаю, — наполовину выругалась, наполовину призналась я.

— Дело не в том, чтобы быть патриотом. Ты не думаешь, что праэс лучше других — дьявол тебя забери, большую часть времени ты ведешь себя так, будто поджег бы половину людей в Пустоши, если бы был хороший предлог. Ты делаешь такие вещи, как Реформы или держишь в узде таких ублюдков, как Мазус, что выглядят так, будто это хорошие поступки, но на самом деле это не так. Инструменты, как ты их называешь, но инструменты используются для того, чтобы что-то сделать. Чего ты хочешь, Блэк?

Нехотя зеленоглазый мужчина допил остатки вина.

— Знаешь, какой самый распространенный символ борьбы Добра и Зла? На Калернии, то есть, — уточнил он.

На это мог бы ответить и ребенок.

— Доска шатранджа, — сказала я. — Так называемая Игра Богов.

— Я всегда ненавидел этот образ, — мягко сказал он. — Это подразумевает равенство. Что по обе стороны доски расположены равноценные силы.

— А разве нет? — я нахмурилась. — Равновесие, ты сам это сказал.

— И всё же, — пробормотал он, — Добро всегда побеждает.

Словно почувствовав, что я собираюсь возразить, он поднял руку.

— У нас не бывает настоящих побед, Кэтрин. О, мы узурпируем трон на несколько лет. Или выигрываем несколько битв. Время от времени мы даже выигрываем войну и остаемся на вершине достаточно долго, чтобы люди поверили, что мы непобедимы.

Его взгляд стал жестким.

— И тогда приходят герои.

Я видела много сторон этого человека с тех пор, как впервые встретила его. Я видела его холодным и злобным, в ту ночь, когда он устроил игру с Мазусом для моего назидания. В тот день, когда он Заговорил со мной, я видела, как его лицо превратилось в бесстрастную глиняную маску, а человечность каплями соскользнула с него. Однажды я даже видела, как его трясло, когда в Башню пришло Красное Письмо. Но то выражение лица, которое было у него сейчас, я видела лишь однажды, когда цитировала Книгу Всего Сущего о судьбе.

В его облике чувствовалась старая, непримиримая злость. Впервые в жизни я поняла, почему люди говорят «овладел гнев». Теперь в нем было безумие, почти видимое глазу. Это должно было напугать меня, но, возможно, во мне тоже было что-то от этого, какая-то сиротская девчонка, которая верила, что может вырвать нацию из пасти волков и сделать ее своей.

— Не имеет значения, насколько безупречна была схема, насколько неприступна крепость или мощно магическое оружие, — сказал он. — Это всегда заканчивается группой подростков, выкрикивающих полные банальности, когда они все это разрушают. Игра устроена так, что мы каждый раз проигрываем.

Он улыбнулся мне мрачной сардонической улыбкой.

— Половина мира превратилась в опору для славы другой половины.

Хуже всего, как мне казалось, было то, что я прекрасно понимала, к чему он клонит. У меня до сих пор перед глазами стоит образ Одинокого Мечника, который без труда прорубает себе путь через целую шеренгу моих людей, направляясь ко мне, насмехаясь над каждым моим умением, которое я заработала, и сбивая силу моего Имени превосходящей мощью своего собственного. Это было больно, когда я поняла, как… легко все это было для него. Что если бы Чернокнижник не вмешался, я была бы мертва, и все мои друзья со мной. Было ощущение, что его выбрали для победы еще до начала боя. Даже Охотник, который не смог стать мне ровней, но просто отказался падать.

Всё то, что в детстве делало героев героическими, теперь стало раздражать.

— А, ты и сама уже попробовала, — пробормотал он. — Насколько хуже, должно быть, жить в культуре, которая все еще учит тебя побеждать. У нас даже этого нет, Кэтрин. Надежды на счастливый конец. Мы начинаем кудахтать по пути вниз со скалы или, может быть, проклинаем нашего убийцу на последнем издыхании. Ты читала истории, а истории — это жизненная сила Имён.

— Злодеи не бессильны, — заметила я.

Он рассмеялся.

— О, если бы герои заслужили свои победы над нами, я бы смирился с этим. Но ведь это не так, не так ли? Твоя угрюмая маленькая немезида будет размахивать пером ангела, в то время как ты будешь обходиться сталью и хитростью. Так всегда бывает. В последний момент их обучает тайному заклинанию мертвец, или им открывается твое слабое место, или они каким-то образом умудряются овладеть силой за один день, на обладание которой злодею потребовалось бы двадцать лет. Боги, я даже слышал о Хорах, которые вступают, чтобы уладить проигранную битву. Просто гребаное высокомерие.

Во второй раз я услышала, как он ругается, и это удивило меня не меньше, чем в прошлый. Оскалив зубы, он наклонился вперед.

— Ничего из этого не заработано. Сила передается им, и это меня оскорбляет.

А когда злодею не нравился какой-то аспект Творения, они его ломают. Вот так просто. Из всех вещей, которые влечет за собой злодейство, я ухватилась за эту самую легкую. О том, что это говорило обо мне, я предпочитала не думать.

— Ты спросила, чего я хочу, — сказал Блэк. — На этот раз, только на этот раз, я хочу, чтобы мы победили.

Улыбка на его лице была резкой, злобной.

— Плюнуть в глаза Хашмалиму. Растоптать гордыню всех этих славных, праведных князей. Чтобы рассеять их магов и сделать их оракулов лжецами. Просто чтобы доказать, что это возможно.

Его глаза горели двумя янтарными углями.

— Сделать так, что через пятьсот лет группа героев будет дрожать в темноте ночи. Потому что они знают, что независимо от того, насколько силен их меч или праведно их дело, было время, когда этого было недостаточно. Что даже победы, предопределенные Небесами, могут быть сломлены волей людей.

Прошло мгновение, а затем он обмяк в кресле, как будто слова что-то высосали. Уголи в его глазах остыли. Я сидела в своем шатком кресле и думала. Прошло долгое мгновение.

— Чудовище, — наконец сказала я.

Одно-единственное слово, несущее в себе слабое воспоминание о страхе и темном переулке. О черном плаще, согревающем мое тело холодной ночью. Это было похоже на протянутую руку. Его губы изогнулись в подобии улыбки.