Миры за мирами (ЛП) - Фульц Джон Р.. Страница 25

Она отвела его в пещерный лабиринт под дворцом, в некую древнюю эпоху созданный морской водой и три стража с факелами сопровождали их. Когда они достигли громадной обсидиановой двери, стерегущей подземелье с сокровищами, королева отперла её коралловым ключом. Внутри лежали внушительные груды золотых и серебряных монет — века дани от царств Артирии, фантастические наборы доспехов, вырезанных из коралла и кости, золотые и железные копья и щиты, самоцветы всех цветов радуги и мучительно прекрасные вещи, которым он даже не смог подобрать имени.

Целестия обходила этот сверкающий клад, пока не нашла рог из меди, золота и агата. Это мог быть рог какой-то громадной антилопы, судя по тому, насколько он был скручен и изогнут. Но Джеремах знал, что рог был изготовлен в том краю, куда не могло добраться ни одно животное. С довольным видом королева вручила рог Джеремаху. Она всё ещё оставалась ученицей, стремящейся угодить наставнику. Он поцеловал её в щёчку и прицепил рог к поясу.

— Ещё кое-что, — прибавила она. Ухватившись за золотую рукоять, королева вытянула из груды сокровищ длинный прямой меч. Клинок мерцал серебром, а рукоять увенчивалась подобием раковины, вырезанным из синего драгоценного камня. Джеремах помнил этот клинок, висящий на широком поясе короля Целестиоса. В те времена даже миролюбивому королю не раз приходилось воевать.

— Возьми это, — молвила королева.

Джеремах покачал головой. — Нет, ваше величество, — возразил он. — Это было бы…

— Меч моего отца, — сказала она. — Но он мёртв, и он хотел бы, чтобы ты взял этот меч. — Она придвинулась к нему вплотную и зашептала на ухо. Её голос походил на звук океана из глубин морской раковины. — Я кое-что знаю о том, что ты пытаешься совершить. Знают и другие. Это может пригодиться тебе.

Джеремах вздохнул и поклонился. Отвергнуть подарок значило бы оскорбить её саму. Он взял клинок и поцеловал рукоять. Королева улыбнулась ему, крошечные жабры пульсировали на её шее. Она нашла усыпанные самоцветами ножны, чтобы убрать туда оружие и он прицепил их на талию, в дополнение к серебряному поясу философа.

«Философ, носящий меч, — подумал он. — Какой абсурд».

Но оставался ли он ещё философом? Какие грядущие перемены ждут его, когда откроется последнее об Едином Истинном Мире?

Этой ночью он пировал вместе с королевой и её двором, точнее сказать, напивался ауреаланским вином и набивал брюхо моллюсками, крабами и устрицами. К тому времени, когда он доковылял до своей кровати в высокой башне, то был почти уже без сознания. Он снял пояса, повесил ножны с мечом на столбик балдахина и провалился в беспамятство.

Пробудила его не боль, а скорее ужасающая нехватка воздуха. Он увидел сине-зелёную дымку и удивился, мог ли Таррос погрузиться под волны, а он сам утонуть. Вторым его ощущением стала боль в горле, притуплённая из-за большого количества выпитого вина.

Над ним склонилась тень, по обе стороны лица — подошвы кожаных сапог и тонкая проволочная нить врезалась в плоть под подбородком, ужасно натягивая бороду. Это толщина бороды предотвратила быструю смерть, подарив ему несколько мгновений, чтобы проснуться и понять, что его душат.

Он хватался за воздух, пальцы цеплялись за пустоту, ноги судорожно дёргались. В любой миг проволока могла перерезать ему горло — возможно, даже раньше, чем удавить. Душитель сжимал проволоку железной хваткой и тело Джеремаха билось в судорогах. Без помощи он не мог даже вскрикнуть. Его найдут здесь, мёртвым, в королевских гостевых покоях, безо всяких догадок, кто же его убил.

«Что случится, если я погибну?» — подумал он.

Затем он явно это осознал, когда несколько кусочков памяти стремительно всплыли в уме; лицо его побагровело, а лёгкие замерли. Если он не закончит чтение этих тринадцати томов, то Единый Истинный Мир вновь растворится в мире Современности и Иллюзии.

Если он умрёт, то Артирия погибнет вместе с ним.

Его цепкие пальцы наткнулись на рукоять Целестиорова меча. Он сжал их изо всех сил и дёрнул клинок из ножен, чтобы расколоть душителю череп. Железная хватка ослабла, но он не смог высвободить меч, так что удар оказался несмертелен. Ещё дважды он врезал душителю мечом, пользуясь им, как обёрнутой в кожу металлической дубинкой.

На третьем ударе душитель свалился с кровати и Джеремах втянул воздух, как рыба на суше. Он скатился на пол и попытался обнажить меч. По другую сторону кровати поднялась тёмная фигура в капюшоне и плаще цвета полуночи. Она шагнула к нему, лицо скрыто под капюшоном. В обтянутом перчаткой кулаке появился железный кинжал, разъеденный ржавчиной клинок. Один-единственный порез этим гнилым железом нёс смерть от яда.

Он с трудом глотнул воздуха и привалился спиной к стене. Из горла вырвалось что-то, вроде лягушачьего кваканья. Он нашарил ножны. Почему этот проклятый меч не высвободился сразу же?

Убийца приставил ржавый клинок к его горлу.

— Ты тоже обманывал, — произнёс холодный голос из-под капюшона.

Нет, это не… я этого не слышал.

Три золотых зубца вырвались из живота убийцы. Тарросианский стражник появился за спиной у нападавшего и пронзил его трезубцем.

Джеремах наконец-то вырвал меч из ножен. Он откатился в сторону, потому что пронзённый убийца ткнул кинжалом в каменную стену, не обращая внимания на торчащий из спины трезубец.

Стражник выдернул трезубец, освобождая его для следующего удара, но Джеремах уже поднялся на ноги, обеими руками обхватил рукоять меча и прочертил серебристую дугу. Голова в капюшоне слетела с тела убийцы и покатилась по полу, остановившись у ножки кровати.

Мгновение безголовое тело постояло, сжимая ржавый кинжал. Потом оно рухнуло со звуком, похожим на треск дерева, и превратилось в горку костей и ветхой чёрной ткани.

Он уставился на лицо срубленной головы. Женщина с длинными волосами, чёрными, как её одежды. Он заморгал, закашлялся и собрался закричать от ужаса, но не смог.

Джоанн…

Он выдавил её имя пурпурными губами, вместо голоса — скрипучий стон.

Она смотрела на него: рыдающая, истекающая кровью, бестелесная.

— Ты не можешь такого сделать, — произнесла она и чёрная кровь стекала с её губ. — Ты не можешь всё это отбросить. Ты уничтожаешь наш мир. Ты уничтожаешь Прошлое. Откуда ты знаешь, что это — Истинный, а не Ложный Мир?

У него не осталось слов; он пал на колени и воззрился на её лицо. Его сердце терзала более ужасная боль, чем горло.

— Ты сказал, что… всегда будешь любить меня, — рыдала она. — Но ты отбросил всё это прочь. Как ты можешь быть уверен?

Её язык, а потом и остальные части лица рассыпались прахом.

Он смотрел в пустые глазницы усмехающегося черепа.

Прежде, чем солнце одарило океан поцелуем, Джеремах покинул дворец и в одиночку направился на пляж. Когда первый зелёный свет напоил небеса, он подул в рог из меди, золота и агата. Единственная долгая и громкая нота отдалась в волнах и утренних облаках.

За его спиной ожило островное королевство, а он смотрел на волны. Вскоре он заметил мерцающее меж облаков золотое пятнышко. Оно росло, опускаясь в океан, пока не стало ясно различимо: изящный небесный корабль с облачно-белыми парусами. Он плыл к острову, словно громадная парящая птица. На некотором расстоянии от берега корабль беззвучно коснулся воды. К тому времени, когда он достиг песчаной насыпи, то выглядел не диковиннее любого другого морского судна. Фигура на его остром носу изображала прекрасную крылатую женщину.

Кто-то спустил верёвочную лестницу и Джеремах забрался по ней на палубу. Команда небесного корабля состояла из каменных людей, живых статуй из белёсого мрамора. Они не промолвили ни слова, лишь учтиво кивнули, когда он показал им рог из меди, золота и агата. Затем каменный капитан забрал его, раздавил в своём массивном кулаке и высыпал остатки в море.