Миры за мирами (ЛП) - Фульц Джон Р.. Страница 4

В залитой лунным светом долине собирались вторгшиеся Легионы Гота. Выстраивались в ряды исполинские пауки на сегментированных ногах, толстых, как древесные стволы. Высились плетёные пагоды с остроконечными крышами, закреплённые на широких паучьих спинах. Среди готианцев шли и чернокнижники, мрачные чародеи из касты чистокровных, каждый из них родился со Знаком Великой Матери на лбу. По слухам, эти люди делили с громадными пауками даже их помыслы. Когда взойдёт солнце, Грифон и Паук сойдутся в битве и кровь потоком хлынет в долину.

Яэль задрожал и опустил взгляд на струны своей гитарры. Он закончил «Слепящий Клинок Героя» под одобрительные возгласы девяти солдат, собравшихся у гаснущего пламени. Он играл эту мелодию уже шестой раз за ночь.

— Проклятье, да ты отличный певец, — сказал юный воин, облачённый в кольчугу. Он поднял кружку с вином и выпил за менестреля. Его товарищи присоединились к поздравлению и кто-то вручил Яэлю наполненный кубок. Он жадно выпил вино и мерцающие звёзды закружились над его головой.

— Ты знаешь «Историю о Воросе Паутинорубе»? — спросил другой парень.

— Конечно, — подтвердил Яэль. Он устал от этой песни и вино развязало ему язык. — Но эта история всем известна. Как насчёт кое-чего поновее?

Юные солдаты обменялись нервными взглядами. — Вроде чего?

Яэль причмокнул и заново настроил пятую струну своего инструмента. Он разразился «Балладой о Летней Деве». Его слушатели внимали, целиком поглощённые музыкой. Подошли ещё несколько солдат, присоединившись к своим товарищам, ловящим каждое слово песни. Когда Яэль закончил, последовали аплодисменты, но не веселье. Половина воинов орошала слезами свои кубки.

— О, Эсмерала, как я тоскую по тебе! — рыдал юноша.

— Я скучаю по моей милой Джаретее! — стенал другой.

— Я больше никогда не увижу свою жену и сыновей, — звучало среди солдат.

Яэль заморгал. Это было неподходящее время для романтических баллад. Этих парней нужно было вдохновить к победе над врагом, а не на тоску по их далёким возлюбленным.

Поэтому он начал «Историю о Воросе Паутинорубе» и настроение компании тут же улучшилось. Он закончил песню под ещё один взрыв аплодисментов, но отказался от второго кубка вина. Несмотря на то, что его упрашивали остаться, он перешёл к другой группе солдат, собравшихся у другого костра. Там он дал новое представление, задержавшись лишь настолько, чтобы изгнать мрачные мысли у слушателей, отправившись затем к следующему ряду палаток, следующему костру, следующему кубку вина.

Воины Шарока слушали песни менестреля, пока смазывали свои клинки, затачивали наконечники пик и подтягивали ремни щитов. Яэль играл, шёл, снова играл. «Баллада о Смеющемся Принце». «Завоевание Альтарро». «Отважные Легионы». Ещё больше песен и многие из них повторялись по два-три раза. Он знал, что каждая история разгонит кровь, воспламенит дух и прогонит страх. Он превращал угрюмость в усмешку, беспокойство в решимость и необученных парней в доблестных воителей.

Выступая, Яэль смотрел на скользящую по небу полную луну. Когда большая часть ночи осталась позади, он дошёл до последнего костра, с воспалёнными от перебора струн пальцами и охрипшим от пения голосом. Воины были заняты, облачаясь в нагрудники и поножи, но он сыграл для них «Мечи Праведников», настолько хорошо, как сумел. Его усталость просочилась в песню, но, всё же, они казались довольными ей. Хоть что-нибудь, чтобы отвлечь их мысли от надвигающегося побоища.

Кто-то предложил ему позавтракать куском жирной лепёшки. Он прервал свою игру и принял эту безвкусную пищу. До восхода оставалось меньше часа. На восточном горизонте тьма сменилась тускло-лиловым свечением. В лагере зазвучало металлическое лязганье и окрики капитанов. Теперь каждому мужчине следовало подняться и приготовиться к атаке на рассвете. Каждому мужчине, но не усталому менестрелю, который останется среди палаток и попытается уснуть, когда в долину устремится кровавый поток. Его долгая ночь закончилась.

Когда Яэль проглотил остатки завтрака, на лагерь пала тень. Затем раздались завывания и во тьму взвились испуганные вопли воинов. Солдаты начали дёргаться, падать, хлопать себя по ногам и рукам, словно на них напало внезапное безумие. Теперь Яэль увидал наползающие по земле полчища волосатых пауков, каждый размером с мужской кулак. Они поползли по высоким сапогам вверх, прямиком к его промежности. Он вскочил на деревянный ящик, служивший ему стулом, смахивая пауков с сапог плоской стороной гитарры.

Они нахлынули удушающей волной — океан тарантулов, наводнивших лагерь, ищущих ядовитыми жалами мягкую плоть. Яэль топтался на ящике, прогоняя многочисленных смертоносных тварей. Некоторые уже глубоко впились в кожу сапог. Он давил оставшихся пауков ногами, но ещё больше заползало вверх по бокам ящика.

Легионы завопили и заорали, когда их затопил вал ядовитых пауков. Лишь возвышенная позиция Яэля на ящике и добротные сапоги спасали его от крошечных чудовищ. Все воины вокруг него были мертвы или умирали, их молодые лица побагровели и раздулись от смертельного яда. Они валились на землю, сжимая вздутые шеи и исчезали под ковром из чёрных пауков.

Яэль пинал и топтал пауков, норовящих затопить его ящик. Он бил бы их гитаррой, но не мог рисковать лишиться этого инструмента. Его изготовили лучшие мастера Шарока, в дар ему от самой королевы. Его сапоги давили по двух тарантулов за раз. Если бы кто-нибудь наблюдал за этим, то его бы рассмешила такая нелепая пляска. Но все были слишком заняты, истребляя пауков или умирая, чтобы заметить, как Яэль Струнный выплясывал, ради спасения своей жизни.

Кто-то подскочил с факелом и хлестнул им по осаждённому ящику. Паучья плоть загорелась, как и сам ящик. Яэль стоял на пылающей коробке так долго, как смел, пока воины проносились мимо него с факелами, изничтожая пауков. Это были рыцари в стальных шипастых доспехах, неуязвимые для клыков крошечных врагов.

— Проклятье Богини на этих готианских колдунов! — прокричал кто-то, когда Яэль спрыгнул на землю. Менестрель выхватил из походного костра пылающую головню и быстро наловчился удерживать вокруг себя свободное от пауков пространство, пока шло истребление ползающих орд. Бесчисленные мертвецы устилали гребень горы, многие шатры пылали и воздух полнился запахом горелых пауков, словно приторным жасмином.

На востоке уже полностью поднялось солнце, разливая по небу пламя. Яэль взглянул на юг и увидал легионы готианских пикинёров, наступающих в долину. За ними шли шеренги колоссальных пауков. Он не мог видеть готианских колдунов, которые насылали эту паучью чуму, но представлял их сидящими в пагодах, что высились на спинах восьминогих гигантов.

Рыцарям удалось выжечь и рассеять рой тарантулов, но пехота понесла огромные потери. Эта внезапная атака не была нацелена на грифоньих наездников. Она полностью предназначалась толпам копейщиков, большинство из которых даже не успели натянуть кожаные краги. Паучья чума почти истребила шарокскую пехоту.

Даже сейчас последние тарантулы ещё удирали в дебри или зарывались в землю. Наступление готианцев началось и теперь Легионам Шарока следовало ринуться им навстречу или лишиться долины за один-единственный час. Капитаны и военачальники выкрикивали приказы. Выжившие солдаты позабыли о своих мёртвых товарищах и продолжали торопливо готовиться. Воины хватали пики, короткие мечи и остроконечные шлемы. Они подтягивали ремнями кожаные нагрудники и строились в ряды, как им было приказано. Этих рядов вышло вдвое меньше, чем вчера. Всюду валялись мертвецы — тела раздуты, кожа лиловая, как виноград.

Яэль заковылял сквозь хаос к своей личной палатке позади боевого строя. Подъехал рыцарь, верхом на грифоне, с крыльями, пока ещё сложенными на лоснящемся львином теле. Грифоньи когти разбрызгивали грязь, а ястребиная голова возбуждённо клекотала. Длинный красный плюмаж увенчивал шлем рыцаря. Он высоко поднял серебряный меч, выкрикивая команды. Проскакав мимо, верховой грифон чуть не свалил Яэля наземь, но он заковылял в противоположную сторону, к прочим воинам.