Дом Кёко - Мисима Юкио. Страница 38

— Да, я согласен, — неожиданно произнёс Сюнкити.

Надменный Ханаока, показав в улыбке золотые зубы, посмотрел в глаза Мацукате. Тот, наоборот, засуетился.

— А как быть с твоей матерью? Ты говорил, что она против.

— Да всё нормально, — не задумываясь ответил Сюнкити.

— Прекрасно! Господин Хатидай будет очень рад. Итак, Фукуи с сегодняшнего дня наш сотрудник, за это нужно выпить. Мацуката, сейчас же звони председателю и сообщи, передай, что встретимся в ресторане «Торигэн» в Синдзюку, сразу отметим.

С этими словами Ханаока поднялся и аккуратно закруглёнными кончиками ногтей отлепил от пластикового стола прилипший к нему мокрый чек.

На следующий день Сюнкити, не зная, как рассказать об этом тренеру Кавамате, смолчал. Однако хватало примеров, когда тренеру о переходе спортсмена в профессионалы сообщали задним числом. Кавамата, как обычно, без улыбки ходил между боксёрами, во время тренировки не разговаривал, только бросал несколько слов и быстро ушёл в хорошем настроении, иначе говоря, с недовольным лицом.

Начались выпускные экзамены. Учебники, которые Сюнкити носил с собой, играли роль оберега, он их так и не прочитал.

По правде говоря, Сюнкити недоставало оригинальности. Это стало основной причиной, по которой дурные поступки для него были невозможны. Чтобы отработать за один раз девяносто пропусков, ему нужно было придумать, как сэкономить время. Он иногда проделывал такой трюк: за один приём лихорадочно писал экзаменационные работы по трём предметам, чтобы в сумме получить двадцать баллов. Например, в первый час экзамена совместил историю экономических учений, основы бухгалтерского учёта и статистику.

Войдя в аудиторию, где проходил экзамен по статистике, Сюнкити поискал глазами Харагути. У того из неотработанных ста трёх пропусков четыре были по этому предмету, и ему надлежало здесь присутствовать. Харагути всё не появлялся. В утренней аудитории белые пятна на оконном стекле, запотевшем от тёплого воздуха, висели на фоне ясного зимнего неба фигурами разных зверей и птиц. И никаких звуков, кроме шороха бумажных листов, раздаваемых для экзамена, да сухого кашля изредка.

Сюнкити уткнул в подбородок кончик оточенного карандаша и рассеянно смотрел на экзаменационные вопросы, написанные на доске. Карандашный грифель причинял лёгкую боль. Он вспомнил, как тренер говорил, что среди различных упражнений для бокса пока нет лишь способа укрепления подбородка.

«Сравнение общественных статистических коллективов и вновь созданных групп».

Такие проблемы не имеют к нему никакого отношения. Совсем никакого. Это другой мир: белые, непривычные к физическому труду руки торжественно ставят на весы гири, где подсчитаны все понятия, сверяют баланс и в унылом, невзрачном, похожем на монастырь месте собирают мозаику жизни. Раз и навсегда определённый способ, стиль работы, когда реальность суммируют и запирают в выдвижной ящик. Способ, когда перед этим ящиком постоянно сидит человек и, поигрывая связкой ключей, запугивает таких же людей.

Сюнкити не обязан решать эти проблемы, отвечать на вопросы. Между ним и экзаменационными заданиями нет ни компромиссов, ни борьбы. Они не были плотью, хулиганскими выходками или окровавленным лицом. Здесь, под прозрачными лучами утреннего зимнего солнца, важно бездельничали витающие в облаках интеллектуальные призраки в дурацких шляпах.

С табличкой «Попробуй решить меня» на шее.

Сюнкити написал на листе для экзаменационной работы: «Я член боксёрского клуба Фукуи Сюнкити. Четыре года усиленно занимался боксом, полностью отдавал силы университету, с местом работы уже определился. Клянусь, что после окончания учёбы не уроню честь своего университета. С уважением».

Он быстро сдал «работу» и, провожаемый подозрительным взглядом преподавателя, вышел из аудитории. Беззвучно пробежал по коридору, опоздал на следующий экзамен по истории экономики и, запыхавшись, ввалился в помещение.

Сюнкити решил, что предыдущее послание слишком короткое, поэтому на листе для экзаменационной работы по истории экономических учений добавил фразу с обратной стороны студенческого билета, которую помнил наизусть: «Данный предмет особенно важен в нашем университете. Он воспитывает демократический дух независимости и самостоятельности, вместе с поиском истины углубляет практическое образование, ставит своей целью направить в общество морально чистого человека с обширными знаниями».

На оставшемся экзамене по бухгалтерскому учёту сил писать уже не было, поэтому он ограничился таким же вежливым письмом, как и на экзамене по статистике.

Сюнкити сдал три экзаменационных листа и вышел на улицу, где студенты курили в тени деревьев, прислонясь к освещённой солнцем стене. Сюнкити не курил, поэтому перерыв всегда тянулся для него очень долго. Зимним днём в воздухе плыл табачный дым, в небольшом саду в центре города остались следы метлы после утренней уборки.

Было приятно чувствовать, что он как-то справился, но ему казалось нечестным, что это не потребовало особенного труда. Но скоро, скоро наступит удовлетворение тем, на что он потратит свой труд. Вот бы сократить число пропусков, которых у него набралось девяносто!

После того как выпускные экзамены закончились, Сюнкити вызвали к профессору, ответственному за проведение экзаменов. Собираясь заручиться поддержкой тренера Каваматы, Сюнкити бросился его искать. Каваматы нигде не было.

Когда Сюнкити открыл тяжёлую дверь кабинета, то очень удивился, увидев сидевших рядом за столом профессора и Кавамату. Профессор и Кавамата в прошлом были однокурсниками в этом же университете. Поэтому он вообразил, что тренер здесь как его защитник. Однако Кавамата с грозным рыком потряс экзаменационными листами с посланием Сюнкити:

— С местом работы определился? Почему мне не сказал? И куда?

— В компанию по производству термосов «Тоёсэй».

— Вот дурень! Значит, в боксёрский клуб «Хатидай». Говорил я тебе, не иди в профессионалы. Почему со мной не посоветовался? Не знаете вы благодарности!

— Я забыл, — поддавшись соблазну, соврал Сюнкити.

— Что? Забыл? Что-то ты, Сюн, стал нос задирать. Говорить «забыл» будешь, когда станешь боксёром десяти раундов. Если у тебя при любительском ударе симптомы слабой памяти, профессионалом тебе не быть.

Профессор с кислым лицом что-то бубнил, но в сравнении с мощными раскатами голоса Каваматы. его нотации не имели никакого смысла. Поэтому через двадцать минут, после невнятных поучений насчёт несерьёзности «экзаменационных работ», всё завершилось тем, что Сюнкити заставили пообещать явиться на дополнительный экзамен.

Дополнительный экзамен был в середине февраля. Сюнкити и там на всех экзаменационных листах написал то же послание.

На следующий день после дополнительного экзамена Сюнкити с утра пораньше вызвали к телефону — что было большой редкостью. Прибежав к аппарату в овощной лавке прямо в тёплом кимоно, он узнал о смерти Харагути.

Переодевшись, Сюнкити поспешил в общежитие в Сугинами. Дорогу покрывал иней. Он бежал до станции, потом от станции Сугинами до общежития. Во время пробежек он всегда делал крюк и выбирал дороги без асфальта и сейчас впервые бежал от станции по настоящей мостовой.

Сумасшедший бег придавал бодрости. В беге и именно в нём было главное спасение от эмоций. Их содержание заключалось в презираемых Сюнкити рассуждениях и их влиянии. Камфарный воздух зимнего утра, громкие звуки радио, от которых закладывало уши, чистое солнце — всё это, перед тем как увидеть труп друга, так же как и саму смерть, он оставил за границами бодрости от движений, покрывавших его тело потом. Он вспомнил летний день, когда ездил на могилу старшего брата. Тогда его потрясло, что смерть брата стала естественным завершением стремительных действий. Так Сюнкити заранее подготовил себя к непониманию смерти Харагути.

Он вошёл через калитку в старых воротах, зашагал по покрытому инеем переднему двору, и подошвы его бутс разбивали тонкий лёд на мелкие кристаллики. Его никто не встречал. Он поднялся по тёмной лестнице; навстречу ему спускался Цутида.