Явь (СИ) - Авдеева-Рыжикова Ангелина. Страница 4

— Кошмары снятся что ли?

— Да, простите, что разбудила.

— Ничего, это бывает, свечку в церкви поставь, поможет, — отвечает тучная женщина, переворачивается на другой бок к стене, и через пару минут раздается режущий ухо храп.

Она неплохая соседка, неболтливая. За всю дорогу проронила всего пять слов, храп ее слышно гораздо чаще. Если бы не запах вареных яиц и копченой курицы, можно было бы представить, что ее здесь нет, а храп — это так, звуки природы, доносящиеся здесь из каждого плацкарта.

Варвара не может уснуть. Ранее утро, только светает. Прошедший кошмар отдается в теле, будто его били об асфальт. К тому же, пока она покупала билеты и ждала своего поезда, прошелся промозглый дождь, и сырость, проникшая в легкие, теперь разжигает внутренности. Пришлось звонить бабушке, просить встретить ее на перроне. Хорошо, что заначку на случай срочной дороги Варя вшила в потайной карман рюкзака, и просить милостыню на дорогу не пришлось. В глаза врезаются усталые воспоминания о том, что не удержалась и заплакала, когда пыталась что-то объяснить в телефон. Ну и что же, неважно, видел ли кто-то ее заплаканное лицо. Она больше не вернется.

Вид из окна удручает. За окном быстро мелькают одни и те же деревья, иногда сменяются полями и степями, маленькими речушками. Чем ближе поезд к родной деревне, тем темнее и гуще становится лес, он заполняется высокими елями и соснами, вытесняя березы и осины, из-за чего солнцу становится сложнее пробить свет в окно поезда.

Тревога, как огромное уродливое чудище, выжидающее за углом: его не видно, но ты знаешь, что оно вот-вот набросится. Все как-то не так в этот раз, отвратительная неправильность в происходящем.

«Она без меня долго не продержится. Дай бог приедет к бабушке и все вернется на круги своя. А если нет? Что будет, если она пустится во все тяжкие, кто будет за ней присматривать? Кто будет искать ее? Кто будет выхаживать ее и предостерегать, кто будет убирать квартиру, а готовить будет кто?! Мать, а хуже подростка. И все же, она была права, разве это не предательство, бросить ее одну. Мы ведь всегда были вместе».

Нужно думать о чем-то хорошем. Варю больше не будут тревожить бессонные ночи. Не будет постоянной ругани, посторонних людей, выпивки и проблем, с которыми ей не справиться. Бабуля у нее строгая, но все-таки она благоразумна и заботлива, с ней рядом Варя в безопасности. Безопасность… ее не хватает Варе очень давно.

Глубоко в себе, хоть и с робким сомнением, Варе хочется верить в то, что бабушка тоже ждет встречи с ней. Признаться, все это время ей страшно не хватало бабушки, не хватало ее взрослости и уверенности в завтрашнем дне. Несмотря на многие вещи, бабушка дала Варе почти единственные теплые воспоминания в жизни. Пускай ее любовь не так явно и отчетливо отражается снаружи, мысль о том, что где-то есть человек, любящий Варю просто так, даже если это глубоко внутри, успокаивает и на время дает прилив сил. Укутываясь в одеяло, она представляет, что ее обнимают теплые мягкие руки. Сон так и не хочет возвращаться обратно, так что приходится смотреть в гипнотизирующую движущуюся картинку в окне.

Вялыми руками Варя подтягивает к себе рюкзак. До Старинского еще ехать и ехать, запах успеет выветриться. Достает пачку сигарет, считает оставшиеся. Немного, но достаточно до конца пути.

В тамбуре никого нет, и это сильно радует. Обычно здесь куча здоровых потных мужиков, и курить приходится только на остановках. Место и без них холодное и мерзкое, а пол под ногами трясется так, что заставит занервничать даже циркача.

Варя достает сигарету и поджигает ее легким движением пальцев и зажигалки. Вдыхает первую тягу с наслаждением. Голова становится легче, а тело тяжелее, со временем оно расслабляется и ей становится легче в груди. Курить на голодный желудок плохо, но Варю это мало интересует. Да и еда закончилась, а оставшиеся деньги она потратит на следующей станции на последнюю пачку сигарет, в надежде, что сможет найти укромный уголок где-нибудь у спрятанного старого заброшенного дома.

Слышится противный скрежет несмазанных петлей в пластмассовой двери. Варвару охватывает чувство отвращения.

«Чего тебе не спится-то?»

Неотесанный, помятый пухлый мужчина невысокого роста смотрит на окно, делает вид серьезной скалы. Редкие сальные волосы отсвечивают первые утренние лучи солнца. Распахнутая полосатая рубаха обнажает волосатую свисающую по-женски грудь. Он разглядывает попутчицу с ног до головы. И наконец надумывает, что бы сказать в доказательство своей грозной серьезности:

— Э! Тебе сколько лет? Не рано ли еще… — скандирует хриплый крокодилий голос.

Варин взгляд из-подо лба, холодный и безразличный, такой появляется только у тех, кто видал тяжелые времена. Заинтересованный мужчина быстро теряет слова и претензии. Она молча кидает окурок в банку с водой, выдыхает последнюю струю серого дыма и расхлябанной походкой возвращается на свое место.

«Все удовольствие испортил».

Остальное время Варя сидит на своей кровати, глядя в окно, иногда засыпая, но ненадолго. Наливает себе кофе и снова смотрит в окно. Иногда ей кажется, будто картинка там начинает двигаться в другую сторону, увозя ее куда-нибудь подальше от этой жизни.

На горизонте виднеется старая знакомая железная вышка, а значит уже совсем близко. Вот и время собирать вещи, освобождать койку. Большая часть вещей Вари осталась на полу в квартире, и собирать оказывается особо и нечего. Купить новые вещи возможность представится не скоро, модницей Варя никогда не была, но такое стечение обстоятельств все же ее огорчает. Придется весь год ходить в том, что вместилось в рюкзак. Не оставляет чувство чего-то забытого, чего-то важного и упущенного. Варя не может понять, чего же не хватает. Она усаживается на кожаную твердую кушетку, с минуту смотрит в потолок на прямоугольную желтую тусклую лампу.

«Последний учебный год придется провести в аду. Можно ли пропустить одиннадцатый класс? В теории можно, только осторожно, бабушка не простит такую оплошность ни мне, ни школе. Точно, никаких документов, кроме паспорта нет. Как тогда примут? Что ж, бабушка прибегнет к шантажу или колдовству, но от учебы не отвертеться. Не стоит надеяться на поблажки».

Среди людей, выкатывающих к выходу свои большие чемоданы, Варя выглядит, словно она потеряла родителей и ждет, когда ее найдут. В маленькое окно у «Титана» машут руками счастливые встречающие. Она высматривает, есть ли там и ее человек, пускай даже не радостный и не машущий, хоть какой-нибудь.

Медленно и неуверенно останавливается вагон, Варя спускается по крутым железным ступенькам и выходит на середину платформы. Чужие обнимаются, смеются, хмурятся и жмут друг другу руки, а она стоит и чего-то жалобно ждет, рассеянно смотрит в разные стороны. Минуты на больших часах очень величественно и медленно движутся, люди быстро расходятся, разбредаются, становятся в очередь у входа в вокзальное помещение, но и она быстро заканчивается, как уходящий поезд, растаявший в застойном тумане.

Несколько нескончаемо долгих минут. И, как и всегда, при малейшем дуновении ветра, она дрожит и пугается. Бетонная серость и сырость. Лето уже наступило, так где же краски? Кажется, вокруг нее всегда летаргический сон.

За спиной слышатся размеренные и уверенные шаги. Она, средних габаритов пожилая женщина, имеющая силу не только в умелых руках, но и строгих принципах. Строго и просто одета, никаких позорных шерстяных носков, только приличные колготки на закрытые темные мокасины, бархатное платье с запахом и строго убранные наверх седые волосы. С виду благородная учительница, а внутри титановые нервы и независимость от окружающих.

Варвара нелепо улыбается ей во все зубы. Дождалась. Один бабушкин нахмуренный взгляд, и улыбка сползает с лица.

«Ну да, точно, улыбка без причины. Да какая разница, мы не виделись уже пару лет».

Между ними остается всего метр, Варя бросается в объятия. Они ей нужны. Бабушка, слегка пошатнувшаяся от ошеломления, почти невольно поднимает руки и сводит их на хрупкой спине у Вари. Касается ее лишь худыми пальцами, слегка постукивая и перебирая. Пару секунд и объятия заканчиваются, бабушка слегка отклоняется, как бы под предлогом рассмотреть Варю поближе. Касается ее ребер и тонкой талии, критически морщит лоб. И наконец говорит, обнажая свои белые безупречные зубы.