Удар акинака (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 40
— Ваше величество, если опасность начала войны столь велика, может быть лучше объявить «положение угрожающее войной»? — попытался уточнить Мольтке.
— Не стоит, Гельмут. Вызовите из отпусков офицеров и подготовьте все необходимые приказы для быстрой рассылки, но «положение» я вводить запрещаю. Не стоить провоцировать наших противников на ответные действия, — отказал ему кайзер. — У меня есть предчувствие, что войны может и не быть. Особенно если у нас получится договориться с англичанами о совместных действиях в Константинополе. Тогда в Европе даже мышь не посмеет дернуться без нашего разрешения…
— Извините, ваше величество, — вошедший Тирпиц рискнул перебить кайзера, явно нацелившегося на очередную «историческую речь». Другому такая вольность могла стоить положения при дворе, но стас-секретарю морского ведомства. Фактическому «отцу военно-морского флота» Германии, прощалось многое. — Имею[1] основания предполагать, что известная и влиятельная часть английского политического мира желала с прошлого года воспользоваться надвигавшимся балканским кризисом, чтобы вызвать путем столкновения России с Австрией войну между двумя среднеевропейскими державами и державами Тройственного согласия, имея при этом главной и конечной целью истребление германского флота и разорение Германии.
— Вы как всегда, в своем репертуаре…, — не выдержал Бюлов. — Извините, ваше величество, — тут же попросил извинения у кайзера он.
— Ничего, мой доблестный Бернгард. Я тебя понимаю, тебе хочется поспорить, — улыбнулся Вильгельм. — В споре, как известно, рождается истина.
— Только не в данном случае, — грубовато пошутил гросс-адмирал. — В некоторых спорах истина рождается настолько недоношенной, что сразу и умирает.
Кайзер, любивший незамысловатые шутки, заржал. Бюлов явно обиделся, но промолчал.
— Ваше величество, — отвернувшись от канцлера, продолжил Тирпиц. — В связи с угрозой войны предлагаю послать предупредительные распоряжения контр-адмиралу Хипперу. Я еще раз повторю, что настаивал бы на возвращении большей части Тихоокеанского флота на родину. В нынешних условиях, когда Кильский канал еще не готов, они могли бы усилить наши силы на Балтике.
— Нет, Альфред. Возвращать Мы никого не будем. Я уже говорил не раз и повторю снова. Эти корабли не настолько изменят соотношение сил в Северном море, как ты полагаешь. А вот в колониях они отвлекают силы англичан, французов и русских от европейских морей, — кайзер прошелся вдоль карты и остановившись у висящего на стене портрета жены, продолжил. — На этом нашу беседу закончим. Ты, Альфред, займись флотскими делами. Передашь моему морскому кабинету, чтобы послали телеграммы Инегнолю, Хипперу и командирам крейсеров в прочих колониях. Пусть будут наготове. Тебе, Бернгард, поручаю еще раз связаться с австрийцами и заверить их, что мы готовы поддержать их при любых угрозах со стороны любой из держав. Даже если они первыми объявят войну России, я готов рассматривать такой случай, как полноценный «казус федерис[2]». Тебе, Гельмут Мои указания уже даны. Передашь их военным министрам. И готовьте, готовьте армию и флот к любому событию.
Присутствующие начали прощаться. Но не успели выйти из кабинета, когда в дверь, постучав, вошел дежурный офицер Отто фон Стрелиц[3].
— Ваше величество. Три срочные телеграммы.
— Читайте, Отто, — приказал Вильгельм.
— Первая пришла из Салоник: «Корабль его величества «Мольтке».Англичане выходят море, следую за ними. Сушон». Вторую прислал командующий Пятой армейской инспекции фон Эйхгорн: «Сообщениями разведки подтверждено начало мобилизации французских приграничных корпусов[4]». Из Лондона: «Имел беседу с Греем, в ходе которой статс-секретарь заявил, что его страна не останется равнодушной перед лицом австрийского вторжения в Сербию. Лихновский».
— Вот видите, ваше величество! — воскликнул Мольтке. — Я же предупреждал!
— Действительно, ты был прав, Гельмут, — неожиданно согласился Вильгельм. — Разрешаю передать соответствующие приказы о введении «положения, угрожающего войной», — приказал он. — Гетцендорфу приказ отправит Отто, — закончил он, имея ввиду военного министра Пруссии фон Гетцендорфа. Когда же все присутствующие вышли из кабинета, но не успели закрыть дверь, Вильгельм добавил. — А тебя, Альфред, я попрошу остаться. Передай распоряжения и возвращайся.
— Слушаюсь, ваше величество, — ответил из приемной Тирпиц.
Примерно через четверть часа он вернулся в кабинет, в котором, словно зверь в клетке, ходил из угла в угол кайзер.
— Альфред, как ты полагаешь, Лихновский точно передал слова английского министра? Я помню впечатления от разговоров с ним, рассказанные Маршаллем. Этот хитрый бритт так формулирует свои речи, что их можно интерпретировать по-разному…
— Ваше величество, — ответил Тирпиц. — Некоторые ваши советники, — он мудро не стал упоминать, что чаще всего эти высказывания принадлежат самому кайзеру, — полагают[5], что в наше время Германия имеет возможность установить прямо-таки дружественные отношения с Англией и что только промахи германского государственного искусства, особенно строительство флота, мешают реализации этой возможности. Англичане отрицают, что хотят войны с нами. Но это не более чем обычная хитрость коварных островитян. Они опасаются дружбы с нами и не желают делиться не каплей своего господства, ни торгового, ни промышленного.
Кайзер, выслушав гросс-адмирала, остановился у письменного стола и заявил со злостью, одновременно рассматривая карту.
— Похоже, ты прав, Альфред. Из-за[6] того, что Англия слишком труслива, чтобы бросить Францию и Россию на произвол судьбы, из-за того, что она так нам завидует и так нас ненавидит, из-за этого, оказывается, ни одна прочая держава уже не имеет права взять в руки меч для защиты своих интересов, а сами они, несмотря на все заверения, данные Маршаллю фон Биберштейну и Лихновскому, собираются выступить против нас! О, эта нация лавочников! И это они называют политикой мира! Баланс сил! В решающий битве между немцами и славянами англосаксы — на стороне славян и галлов!
Тирпиц, привыкший к речам своего императора, выслуашл это импровизированное выступление со спокойным видом. Потом, дождавшись, пока Вильгельм выдохнется и замолчит, сказал.
— Ваше величество, мы не можем приобрести дружбу и покровительство Англии иначе, как превратившись вновь в бедную земледельческую страну.
— Да, Альфред, скорее всего ты прав, — быстро успокоившись, продолжил Вильгельм. — Англичане завистливы, их снедает страх перед величием рейха. Речь идет о жизни и смерти для Германии. Но пока, Альфред, мы должны делать вид, что готовы сотрудничать с ними. Например, в вопросе Константинополя. Для того, чтобы он не достался русским…
— Полагаю, ваше величество, есть вариант сотрудничества, который поможет оторвать Россию от англо-французского союза… или, как минимум, надолго их рассорить.
— Интересно, что ты придумал, Альфред? — оживился кайзер. — Рассказывай.
— Если Константинополь буде занят болгарами или даже всеми балканскими союзниками, я уверен, что в городе высадятся десанты европейских держав. В таком случае почти неизбежным представляется предложение, которое будет выдвинуто скорее всего англичанами, о создании в Константинополе свободного порта под международным контролем. Это не совсем то, что нас устраивает, но вполне приемлемо. Но… русские, уверяю вас, ваше величество, будут эти не удовлетворены. Поэтому надо будет каким-то образом подать идею о возможности выделить русским анклавы на берегах Верхнего Босфора. Пусть они создадут там свои укрепления и считают свои черноморские берега прикрытыми от нападения.
— Альфред, я тебя не понимаю, — удивился Вильгельм. — Ты хочешь позволить русским контролировать Босфор?
— Всего лишь выход из него, ваше величество. Причем, смотрите, ваше величество — он указал на карте примерный район, передаваемый русским, — район будет изолированным и при необходимости может быть блокирован, осажден и взят армиями любого нашего возможного союзника, будь то юолгары или даже турки.