Божьим промыслом. Стремена и шпоры (СИ) - Конофальский Борис. Страница 82

А в столице большие дела творятся. Ассамблея. Герцог, оказывается, просил собраться всех самых видных своих вассалов. Шестнадцать графов или их представителей собрались в городе. Помимо них, в город съехались ещё десятки важных земельных сеньоров и первых лиц городов, что также имели вассальную зависимость от курфюрста. Все эти люди приехали с семьями, выездами и слугами. В общем, ни в одной гостинице ни одного приличного места не осталось.

Пришлось остановиться в «Слепом музыканте», убогом трактире, что рядом с южными воротами. Даже среди придорожных трактиров, в которых барон останавливался, это заведение было бы худшим. Но в других местах перед ним лишь кланялись да извинялись: нету мест, простите, господин. А искать квартиру или дом — так на то время было нужно. В общем, после тряски ему захотелось покоя, ведь он ещё не до конца выздоровел. Посему согласился, хоть на одну ночь, но остановиться в этой мерзкой харчевне с комнатами.

Барон сразу поморщился, едва вошёл в заведение, настолько был отвратителен запах местной кухни. Вонь прогорклого, да ещё горелого масло, казалось, пропитало все стены и всю мебель вокруг.

— Фу, что за дрянь…, — морщился фон Флюген; ещё коня не расседлал, а уже зашёл следом за генералом и теперь осматривался, — мы, что, здесь остановимся? И на сколько дней?

Этим нытьём он только усугубил раздражение Волкова, и чтобы избежать искушения надавать мальчишке оплеух, генерал сказал ему резко:

— Фон Флюген! Бумагу мне и чернила.

— Можно я хотя бы сначала коня расседлаю? — заканючил оруженосец.

Но генерал был неумолим:

— Нет! Бумагу и чернила мне, и коня не рассёдлывайте, после поедете искать барона Виттернауфа.

Снова лезть в седло после долгого пути мальчишке, конечно, не хотелось, и он всё ещё канючил:

— И где мне его искать?

— Понятия не имею! — холодно ответил генерал. — Начнёте с замка Его Высочества.

Оруженосец был недоволен, хмурился и что-то шептал — видно, проклятия в адрес своего патрона, — но сходил и принёс писчие принадлежности, а потом со скорбной миной дождался, пока генерал напишет письмо министру. Забрал письмо и уехал искать фон Виттернауфа.

А барон позвал Максимилиана и, когда тот явился, произнёс:

— Друг мой, в этой харчевне питаться опасно для чрева; прошу вас, возьмите Томаса и фон Готта, найдите хороший трактир и закажите еды. Возьмите еды простой и здоровой: окорока возьмите, жареных колбас, зельцев, яиц, нужно собрать ужин. Я бы слуг отправил, но я хочу вина, да и министр придёт, он ещё тот знаток вин, а слуги в вине не сильны.

— Конечно, — отвечал прапорщик. — Я всё устрою.

Когда он ушёл, генерал всё-таки решил прилечь. Узкая и жёсткая кровать, застиранная ветхая простыня и тощая перина не помешали ему тут же уснуть.

А когда проснулся — едва не вздрогнул, так как в его маленькой комнатушке сидел прямо у его постели сам барон фон Виттернауф, и с ним было ещё два господина, одного из которых генерал знал. То был личный врач Его Высочества и всей Высочайшей семьи Тотлебен. Второго человека Волков не знал. А министр тем временем озирался, осматривал комнату, морщился:

— Неужели вам не удалось найти ничего лучше?

— Завтра поищу. С дороги только, ещё сил нет, — Волков попытался привстать и поморщился от боли в боку. Виттернауф заметил это, хоть в комнатушке и не было светло.

— Я привёз лучших врачей Ребенрее. Доктора Тотлебена вы знаете, а это доктор Рихарт.

— С вашего позволения, мы осмотрим вас, господин генерал, — с поклоном произнёс Тотлебен.

— Быстро вы, — только и смог ответить министру Волков, когда Гюнтер стал помогать ему снять рубашку.

— Очень много дел, — пояснил фон Виттернауф. — В город съехались сеньоры, у всех много вопросов, всем нужны ответы. Так что я к вам ненадолго.

Волков встал к окну и поднял руку, чтобы врачи могли осмотреть рану.

— А мне есть что вам рассказать! — произнёс генерал, пока доктора разглядывали и мяли его бок.

— Мне донесения из Фёренбурга приходили едва ли не каждый день, — отвечал ему министр. — Я знаю, что происходит в городе. Не пойму только, как вам сие удалось совершить! Очень хочу знать, но не сегодня. Господа, — он обратился к врачам. — Что со здоровьем нашего драгоценного генерала?

— Вам пробили бок алебардой? — тихо поинтересовался Рихарт.

— Хуже. Это был арбалетный болт, — отвечал генерал.

— Да… — врач, кажется, был доволен раной. — Он идёт на поправку, хоть рана была и весьма тяжела, — ответил Тотлебен министру, и тут же спросил: — А почему же вам не зашили вход и выход раны?

— Врач в Фёренбурге хотел… Но мой врач не советует мне сразу зашивать рану, коли она глубока, — отвечал Волков. — Он говорит, что из раны поначалу нужно выпустить плохие жидкости.

— Какая интересная мысль! — произнёс доктор Рихарт.

— Глупость какая! — тут же опроверг коллегу доктор Тотлебен. И добавил: — Врач, лечивший вас, мало уделял вам внимания. Он делал вам утягивающие повязки?

— Вообще-то их делали мои оруженосцы и слуги.

— Это заметно, — произнёс Рихтер. — У вас дурно срослись рёбра.

— Но это не скажется на силах генерала? — уточнил министр.

— Нет, нет, — отвечал Тотлебен. — Бог миловал генерала, рана была тяжела, но худшее уже позади. Разве что скажется эта рана на езде верхом, да и то я в этом не уверен. Теперь же зашивать рану нет нужды, а вот обезболивающая мазь и жёсткая повязка всё ещё необходимы. Сейчас мы всё сделаем.

— Прошу вас господа, отнестись к этому человеку со всем тщанием, — настоял фон Виттернауф. — Придите к нему ещё и завтра.

— Обязательно, обязательно, — обещали доктора.

А когда они, сделав дело, ушли, министр произнёс, поднимаясь со стула:

— У его высочества, да и у меня, много вопросов к вам, друг мой, мы будем рады услышать на них ответы, но это когда вы будете готовы говорить. А пока…, — он стал ещё раз оглядывать комнату, даже на потолок поглядел зачем-то, видно, задумался. — Хотел вам предложить пожить у меня в доме, но подумал… Завтра утром будьте тут, — он ещё о чём-то размышлял и добавил: — И не вылазьте из кровати. Ждите меня. Я приду, как только начнёт светать.

Сказал и ушёл. А генерал остался в своей комнатушке размышлять о словах министра. Фон Виттернауф всегда был таким, вечно что-то задумывал, вечно ничего толком не объяснял. Волков даже не мог понять, как к нему относиться. Друг он ему, приятель или просто делец, что использует генерала в своих целях или в целях герба и княжества? А потом ему сказали слуги, что прапорщик Максимилиан давно вернулся с хорошей едой. И, как выяснилось, ещё и с хорошим вином, так что вечер генерал скоротал, хоть и не в очень чистом месте, но всё равно неплохо.

Трактирщик едва не остолбенел, а его немытые лакеи-разносчики, с их засаленными волосами и грязными фартуками, так те едва не поумирали, когда увидели, кто въезжает в ворота их постоялого двора. Волков, услыхав шум, подошёл к окну. Да, на месте этих простолюдинов он и сам бы остолбенел, ведь во двор въехала карета с гербом Его Высочества, из которой вышел сам герцог, а за ним граф Вильбург, министр фон Виттернауф, а из следующей кареты выходил бургомистр и другие важные господа, а ещё были и господа верхом. Прекрасный выезд Его Высочества.

Волков прошёл к своей кровати и улёгся под перину. И сразу же услыхал топот важных ног на лестнице. Дверь отворилась, и перепуганный не меньше простолюдинов Хенрик почти шёпотом спросил у генерала:

— Господин генерал! К вам Его Высочество герцог Ребенрее. Изволите принять?

— Хенрик! — Волков скорчил недовольную мину: Хенрик, не будьте болваном.

Оруженосец исчез, и тут же в дверях появилась высокая фигура герцога, а за ним стали входить и все остальные прибывшие, и среди них был его старинный неприятель граф Вильбург. Теперь же он, как и все остальные важные гости, улыбался.

— Не вставайте, не вставайте, друг мой, — распорядился курфюрст, видя, что Волков хочет подняться. — Я знаю, что рана ваша весьма тяжела, так что лежите.