Его Величество император (СИ) - Милютина Елена. Страница 28
Виолетта задумчиво проводила взглядом пригласившего Этельберту на танец Наджара.
— Надо же, наш друг Джар танцевать, оказывается, умеет, — произнес незаметно подошедший Джанни.
— Умеет, но скрывает. Стесняется. Так что, Виолетта, если вдруг объявят белый танец, не теряйся, приглашай!
— Спасибо, подумаю, но попозже, когда он от Берты уставать начнет. Ты прав, Ри, ее экзальтация иногда очень утомляет! За время полета успела оценить.
— Ри, ты что, заговор против собственной сестры устраиваешь? — изумился Джанни, — Наджар же так давно мечтал с ней вновь встретиться! Романтично очень.
— Вот-вот, где наш друг Наджар, а где романтика! Два-три дня пообщается и все на свете проклянет, а что будет, если общаться придется всю жизнь? У меня для сестры есть другой кавалер, весь из себя художественно-романтичный. В Петербурге. А Джар вон Виолетте приглянулся. Если честно, она ему больше подходит!
— Ну, тебе виднее!
В это время к их компании приблизился не кто иной, как сам эмир Джамаль.
— Эльриан, — обратился он к принцу, — Представь меня, пожалуйста, двум прелестным гуриям, чьей компанией ты с друзьями наслаждаешься вдали от общества!
— С удовольствием, Ваше Величество!
— Ну же, мальчик, зачем такие формальности! Мы же столько лет знакомы. Обойдемся без титулов! Я смотрю, Наджар решил возобновить знакомство с твоей сестрой!
— Да, если раскрывать чужие секреты, то он сам просил организовать их встречу, но я слабо верю, что у них что-то получится. Этельберта не обладает характером, необходимым для королевы, да еще на такой сложной для женщин планете, как Харра!
— Ого, критикуешь мою планету!
— У всех планет есть достоинства и недостатки. Не жителю Элланы критиковать Харру. По крайней мере, у вас женщина не может очутиться на улице без гроша в кармане, только потому, что единственными детьми у нее были дочери. Так что Харре далеко до нашего майоратного права!
— Рассуждаешь здраво. Ты не пугайся, я тут забрасывал удочку твоему отцу, насчет того, что бы он подумал насчет одной из моих дочек, но он выразился вполне определенно, что тебя уже можно поздравить с невестой!
— Да, можно, но по обоюдной договоренности все хранится в тайне, из государственных интересов.
— Тогда поздравляю! И представь же меня, наконец, дамам!
— Рекомендую, Мона, жена моего однокурсника и напарника Джанни Риекки. Дама решительная, немного тренировок и обойдет меня с ее мужем в пилотировании!
Эмир вежливо кивнул супругам.
— И моя подруга детства, и родственница, маркиза Виолетта Вальтрон, дочь известного лично вам герцога Вильма Вальтрона. Между прочим, будущий прокурор или судья!
Эмир с неожиданной галантностью поцеловал Виолетте ручку. Эльриан продолжил.
— Дамы, Джанни, перед вами эмир Харры Джамаль ибн Аджани аль Абиби, дядя Наджара.
Дамы присели в положенном реверансе, Джанни поклонился. В это время заиграл вальс. Эмир с неожиданной грацией поклонился Виолетте, и пригласил ее на танец. Виолетта опешила, но, заметив за спиной эмира энергично кивающего ей Эльриана, приняла приглашение. В это время к их компании подошли Наджар и Берта. Берта сразу же атаковала Мону вопросами об учебе в академии, пилотировании, и не страшно ли ей, как женщине, летать. Наджар, выглядевший разочарованным, отвел Эльриана в сторону.
— Ри, вот скажи, почему мечты всегда так далеки от действительности? Я запомнил маленькую, серьезную девочку, а встретил этакую, парящую в мечтах, романтичную сильфиду! С которой общих тем для разговора не найти, даже при большом желании!
Вот почему, если я не могу различить отличие в творчестве Мане, Моне и Мотре* я являюсь варваром и малообразованным дикарем! А тут еще и Матисс, Массне и Мансее!*
Ты то хоть знаешь, кто они такие? Я, конечно, когда-то учил, историю искусства, но я не искусствовед! У меня основные дисциплины другие были! Это можно понять и принять, а не вешать клейма, да еще так категорично. В общем, я остаюсь только из-за тебя! Раз тебе обещал быть свидетелем. А не ради этой витающей в облаках художницы. Пусть идет в свою академию и ищет там бородатых интеллектуалов. Извини, конечно, она твоя сестра, а я так категорично.
— Что мне тебе извинять? Твое мнение? Так оно с моим совпадает. Не удивляйся, я тебе давно намекал, что реальность тебя разочарует. Берта молода и, к сожалению, инфантильна. Жила в сахарном замке, под присмотром тетушки, потом этот Колледж изящных искусств, с толпой сюсюкающих, возвышенных идиоток в виде преподавательниц. Я боюсь, что, столкнувшись с настоящей жизнью, Берте придется набить еще много шишек. Даже не знаю, сможет ли она поступить в академию не на Эллане, а в Петербурге. Она там не будет обожаемой принцесской, которая что ни накалякает, все прекрасно. Да, она хорошо рисовала в детстве, было у нее чувство цвета, света и тени, настроение. Все это то ли пропало само, то ли вывели. Да еще и понятия подменили. Представь, она мать, совершенно бросившую ее в три года на нянек, сумела «понять и простить». Так что, друг, или жди, пока она шишек себе не набьет и не очнется, хотя может и не набить и не очнуться, или выбрось детские мечты о белокурой принцессе и посмотри повнимательнее по сторонам!
— Слушай, ты то хоть знаешь, кто эти деятели? Про трех первых и Матисса я знаю, что художники, а вот кто такие Массне и Мансее — и не слыхал!
— Массне — композитор, если хочешь, я тебе прямо сейчас Элегию на его музыку спою, а вот Мансее… что-то знакомое! Но не помню, кто это такой!
— Мальчики, — вмешалась в разговор подошедшая Мона, — вы и знать не можете, кто это! Во-первых, это дама, Юлия Мансее, во-вторых, очень популярная дамская писательница. Пользуется бешеной популярностью у подростков лет до 17-ти и дам «за 60». Пишет романы о любви с примесью секса, на грани приличий. Там все эти вздохи, стоны, отвердевшие соски и другие твердые, но не женские части тела, мокрые трусики и прочие любовные игры. Знаю, сама лет в 15 зачитывалась!
— Спасибо, просветила! А где моя восторженная сестрица?
— Убежала за своим альбомом, хочет показать свои рисунки. Прости, Наджар, я по-дружески, не сможете вы с ней найти точек соприкосновения. Только если ждать, пока повзрослеет! Это же чисто восторженный ребенок с совершенно идеалистическим восприятием мира.
— Да, Мона, зря ты не пошла на психологический факультет, четко все по полочкам разложила!
В это время закончился танец и Джамаль вернул Виолетту, поцеловав ее пальчики и поблагодарив за танец, а сам присоединился к Эвальду и Эдмонду.
Прибежала Этельберта, принесла альбом. Листая его, Эльриан поразился, сколько мусора натолкали в голову сестры заботливые дамы из колледжа. Рисунки были очень неоднозначные. Те, которые, рисовались как эскизы, носили явный отпечаток таланта. Те же, что были «закончены» превращались просто в поздравительные открытки — красиво, все прорисовано, и без души. Он попытался объяснить Берте разницу, но не смог, побоялся расстроить. Хоть не вози ее в Петербург! Он прекрасно знал, как отнесутся к ее картинкам настоящие художники. Тот же Серж, который хоть и не был гением, даже рядом не стоял, но откровенную сладкую чушь писать и не думал. И ведь что обидно, были на Эллане талантливые художники, у которых сестра могла бы брать уроки, так нет, мамаша убедила отца, что благородная девушка не должна брать уроки у разных волосатых пьяниц неизвестного происхождения, а должна чинно учиться у воспитанных, благопристойных идиоток в колледже.
— «Надо поговорить с отцом, — мелькнула у него мысль, — что лучше для Этельберты, сразу принять горькое лекарство и понять, что последние два года она губила свой талант. Или оставить все как есть, поговорить с Сержем, пусть ничего ей не говорит, ее работы своим учителям не показывает, пусть и дальше малюет свои сладкие картинки и будет довольна!»
Раздумывая таким образом, Эльриан вертел в руках два своих портрета, выполненные примерно в одно и то же время. Один, набросок, захватил его в тот момент, когда у него только что состоялся очередной неприятный разговор, скорее всего, с отцом об учебе, судя по блеску глаз и готовности продолжать боевые действия. И второй, видимо, сделанный на основе первого, под руководством преподавательниц, на котором изображался картинно красивый, нежный ангелочек. Эти рисунки он оставил себе, как образец воздействия на талант сестры.