La famiglia (СИ) - "Lieutenant Lama". Страница 14

А часики я так и не выбрал.

========== Часть 5 ==========

В самолёте я скучающе глушу апельсиновый сок, развалившись в кресле, и лениво провожаю глазами гребни облаков, а Джейк с серьёзным видом работает за ноутбуком, лежащим на коленях. Даже очки нацепил, такие стильные, с тонкой оправой. С этими очками даже его усики кажутся серьёзными. Когда-нибудь я эти усики сбрею. Не потому что они мне не нравятся, нет, напротив, Джейку они, как ни странно, к лицу, а потому что хочу отмщения. Глаз за глаз, так сказать, усики за девственность и всё такое.

Продумываю свой коварный план в деталях, и вздрагиваю от вибрации мобильника. Приятно летать частным рейсом. Тут даже связь где-то ловит. Хотя сколько там уже до земли? Дохуя?

Беру телефон и вижу пропущенный от Стэна, а затем несколько сообщений. Просит позвонить, как освобожусь. А не пойти бы тебе нахуй, пёс предательский?

Злюсь пару секунд, а потом напоминаю себе, что это дядя даёт мне работу, и общаться с ним всё же придётся, хоть он и оказался грёбаным сутенёром. Нет, я, конечно, и до этого знал, но чтобы сутенёрить собственного племянника — это, конечно, да...

— Малыш, передай зелёную папку, пожалуйста.

Я молча двигаю Джейку его папку, запоздало возмущаясь собственной покорности. Ну надо же, меня трахнули без прямого согласия, потом привели в дом одного из насильников против воли, а я преспокойно ласкаюсь на ручки, знакомлюсь с семьёй (с женой, блять!), папочки передаю, теку весь, как кошка по весне... Жесть. И что со мной не так?

Бросаю на Джейка беглый взгляд исподлобья. Трейси сосредоточен на работе и абсолютно спокоен. Я бы даже сказал, умиротворён. А может быть даже счастлив. Сука. Делает там что-то на своём компьютере, смотрит в бумажки, трогает мою лодыжку своей время от времени. Ну не козлина ли?

Меня бесит, что ему хорошо. Я хочу, чтобы он страдал и преклонял передо мной колени, выл и просил прощения. Но пока что тот, кто встаёт на колени (в метафорическом, разумеется, смысле) — это я, и это бесит ещё больше.

Проходит минут пятнадцать, когда я понимаю, что бычиться можно вечно: Джейк ушёл в работу и не обращает на меня внимания, а долго быть в говнистом настроении я не люблю, поэтому, когда он снимает с носа очки, а с колен — ноутбук, явно собираясь устроить перерыв, я уже тут как тут, весь из себя свободный для разговора, даже игрушку на телефоне отложил.

— Ты закончил?

— Это не то, что можно когда-либо закончить, но на сегодня хватит. — Он протирает очки маленькой салфеточкой из микрофибры, что до того сиротливо выглядывала из серого чехла. — Остальным займётся Вико. — Джейк откладывает натёртые линзы и поднимает на меня усталый взгляд. — Чем ты занимаешься?

— Ничем. Злюсь, играю в «желе сплэш». — Скрепляю руки в замок и смотрю на него в упор, провоцируя на разговор, но совсем не пытаюсь отодвинуть ногу от его лодыжки. Это приятно. Я люблю, когда приятно.

— Что тебя злит? — спрашивает спокойно, хотя наверняка знает, что может нарваться на истерику в стиле «как ты мог, свинья поганая». Смелый мужик. Уважаю. И ненавижу тоже. И, наверное, благодарен. Потому что Джейку лет дохуя. И он их явно не на нарды тратил. Мозги у него, как швейцарские часы. Работают как надо, в смысле. Я знаю, что он знает, что я чувствую. И он мог бы с лёгкостью меня, малолетнего щеночка с неустаканенными гормонами заткнуть и на место поставить. Или выстебать тонко и со вкусом. Чтобы я уже не мог ничего вякнуть. Молчал в тряпочку до конца. Но нет, спокойно терпит и выслушивает. И даже ништяками кормит: шмотки оплатил, на остров взял.

Я заламываю пальцы, притворяясь, что мне нравится, как хрустят суставчики, смотрю на облака, потом снова на Джейка.

Тот молчит, но наблюдает. Ждёт ответа.

— Что вообще даёт эта истинность? — выпаливаю внезапно. — Для чего она? Я что-то я не чувствую к тебе большой любви, — говорю невпопад. Ну и ладно.

Джейк вздыхает устало, обнимая мои лодыжки своими, и это хорошо. Просто хорошо. Наверняка, он чувствует тоже. Все наши прикосновения хороши. Неважно, кожа к коже или через одежду. Неважно с сексуальным подтекстом или без. И это немного пугает.

— Истинность не предполагает любовь, — говорит Джейк без намёка на раздражение или скуку. — Она предполагает влечение и генетическую совместимость. — Он смотрит на меня своими красивыми голубыми глазами. Наверное, немало кисок на них в своё время повелось.

— А ты кого-нибудь любил?

— Конечно.

— Кого? — спрашиваю требовательно, почти что ревниво.

— Я люблю своих детей.

Я закатываю глаза. Кто вообще не любит своих детей? Да и мы не о той любви. А о... ну, о другой, наверное.

— И всё? А как же Мэган?

— А по нам заметно, что мы любим друг друга? — Он весело усмехается и тянется к стакану с коктейлем на столе. К слову у Джейка в его девчачьем сладком коктейле даже затесался крепкий алкоголь. Я проверил.

— Как-то не очень, — фыркаю я с удовлетворением. Эти усики только мои. И плевать, что однажды я их подло сбрею.

— Возможно, мы и любили когда-то, — говорит он меланхолично, потягивая свою сладкую бурду, — но я уже давно не обманываюсь. Любовь проходит быстро, и остаётся бизнес. Даже дружба проходит. Неизменна только выгода.

Я закатываю глаза. В этом весь Джейк. Он совсем не романтичен. Даже истинного захапал из чистого любопытства.

— Ты ужасен, — резюмирую, отбирая его бокал.

Джейк послушно позволяет забрать свою сладкую сине-розовую бурду и смотрит так мягко, нежно, но немного печально.

— А ты прекрасен.