Игры сердца (ЛП) - Эшли Кристен. Страница 33

Она была совершенно потерянной.

И это его не удивляло.

— Ваша мама, она особенная, — так много раз говорил ему отец, что он сбился со счета. — Вот почему Бог дал ей кучу мужчин — меня, тебя и твоего брата. Особенным девушкам, таким как твоя мама, нужна куча мужчин, чтобы они присматривали за такими, как твоя мама. Это наша работа, всех нас, заботиться о вашей маме.

Папа не возражал и заботился. Фин знал, что папа считал, что его жена «особенная», это было мило. Он знал это, потому что, когда она становилась глупой или роняла что-нибудь, как делала постоянно, или вела себя так, будто наступал конец света, или говорила что-то глупое, стеснялась в компании и не могла подобрать слова, его отец всегда смеялся. Потом хватал ее и целовал. И она переставала краснеть и выглядеть испуганной, улыбалась ему.

Без папы она не могла справиться со многим.

Полностью не могла.

И бабушка с дедушкой, папины родители, и бабушка с дедушкой, мамины родители не помогали. Вертелись вокруг нее, будто она была раненой птицей или чем-то в этом роде. Если нашел раненую птицу, то сломал ей шею и покончил с этим дерьмом. Он видел, как его отец дважды в своей жизни сворачивал птицам шеи.

«Доброта, — говорил отец своим глубоким нежным голосом, когда Фин впервые увидел, как он убивает раненую птицу, — проявляется в разных формах».

Фин никому не рассказывал, что видел, как его отец сворачивает шеи. Люди подумали бы, что он совершает убийство.

Но Фин все понял. С другой стороны, он понял многое из того, что говорил ему отец.

Но нельзя сломать шею женщине, когда ей больно и она ранена так, что никто никогда не вылечит ее. И совершенно не помогало, что вокруг нее порхали, в любой момент готовые схватить подушку или что-то еще, бросить ее на пол на тот случай, если она вдруг упадет, чтобы смягчить ее падение.

Дерьмо должно было закончиться. Был почти уже февраль. Они должны были думать о кукурузе.

Он не мог представить свою мать на тракторе. Ее родители никогда не были фермерами. Ее отец, то есть дед Фина, был парикмахером, сейчас на пенсии, а мама никогда не работала. Дедушка Фина сейчас жил во Флориде. Он не собирался перебираться в Бург, чтобы работать в поле.

А его глупая тетя Дебби теперь постоянно звонила маме. Фин слышал их разговоры. Его мама и так уже была в полном дерьме, но после телефонных разговоров с тетей Дебби помимо дерьма она становилась в еще большем беспорядке. Так что теперь он решил сам подходить к телефону, чтобы соврать, если будет звонить тетя Дебби, что мамы нет дома. Он даже решил то же самое проделать с мобильником мамы, найдя его и держа под рукой на случай, если тетя Дебби позвонит. Мама мобильником особо и не интересовалась. Она часто теряла разные вещи, не помня, куда их положила.

Из того, что он слышал, мог сказать, что тетя Дебби собиралась продать ферму. Он не понимал зачем и почему, и как можно на это решиться, но из того, что слышал, с тех пор как умер папа, тетя Дебби, тетя Дасти, Финли и Кирби теперь владели фермой все вместе. И тетя Дебби хотела, чтобы они ее продали.

А этого не должно было случиться. Ни за что, бл*дь.

Эта земля принадлежала его отцу. С тех пор как он мог дотянуться до педалей, Фин работал на тракторе, помогая отцу работать на полях. А до этого Фин или Кирби сидели перед отцом, пока тот работал на тракторе.

Он спланировал заранее свою жизнь. Ему было семнадцать, но он знал, где будет работать. Он даже как-то сказал об этом отцу. Когда он это сказал, его отец был так чертовски счастлив, что широко улыбнулся, и Фин мог поклясться Богом, что видел, как глаза его отца увлажнились, а он никогда в своей жизни не видел слез в глазах отца.

Он работал на этой ферме. Как и его отец. И его дедушка. И его прадедушка.

Черт возьми, тетю Дебби. Боже, она была такой сукой.

Черт, ему необходимо было, чтобы вернулась тетя Дасти. Он не знал, что было у нее в заднице, когда она приезжала в последний раз, хотя и чувствовал, что с ней что-то не так, она чертовски хорошо влияла на маму Фина, как всегда. Тетя Дасти не обращалась с ней как с раненой птицей. Она вела себя так, будто все было нормально. Она подшучивала над ней, дразнила его и Кирби, смеялась и делала всякое сумасшедшее дерьмо, как всегда. Она пела, пока мыла посуду. Однажды он видел, как она обнимает его мать, пока та плакала, но это было не так уж дерьмово, как обычно. Так было всегда с тетей Дасти.

Она просто всегда была настоящей.

И он знал, что тетя Дасти знала о ферме все, потому что его папа, дедушка и тетя Дасти упоминали об этом, и даже тетя Дебби говорила об этом, но она делала это стервозно (как обычно). Дасти прежде чем уехать, работала в поле с папой и дедушкой.

Фин не мог содержать ферму в одиночку. Кирби мог бы ему помочь и помог бы. Он заставил бы своего брата помогать. Но он не мог сделать это в одиночку.

Ему нужна была помощь.

Его мама работала неполный рабочий день в городе, готовила кофе в кофейне «Мими». Она зарабатывала смешные, черт побери, деньги. Но она зарабатывала хоть что-то, пока он с Кирби не станут старше и перестанут так зависеть от нее. Но она не ходила на работу с тех пор, как умер папа. Так что теперь у них даже не было этих смешных, черт побери, денег.

Им необходима была ферма.

И, к черту все, но он слышал, как она говорила с кем-то по телефону, что они приедут «навестить» и «все осмотреть». Он не знал, что это дерьмо означало. Просто знал, что это не сулит ничего хорошего.

Черт, ему нужна была тетя Дасти, чтобы разобраться с маминым дерьмом и помочь ему разобраться с фермой, пока он не окончит школу через полтора года и не сможет делать все самостоятельно.

Он почувствовал движение, посмотрел наверх лестницы и увидел спускающегося брата.

— Она в порядке? — тихо спросил Кирби, точно зная, что ответит Фин.

— А ты как думаешь? — Ответил Фин и заметил, как губы Кирби скривились в сторону.

Черт, он также должен был присматривать за младшим братом. Кирби и ма были очень близки. Но Кирби было всего пятнадцать. Он тоже понятия не имел, как себя вести.

Фин оглянулся на мать и крикнул:

— Мам, мы пошли в школу.

Она с такой силой дернулась, что он это увидел, и Фин почувствовал, как у него сжались губы.

Затем она повернулась, ее лицо было все таким же бледным, каким оно было уже несколько недель, а глаза странными и пустыми.

Затем она, казалось, разобралась со своим дерьмом, крикнув в ответ:

— Хорошо.

Фин еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Вместо этого он закинул сумку с учебниками на плечо, и они с Кирби направились к входной двери.

— Вы… э-э, — крикнула она им вслед, они оба остановились и оглянулись, — вы… э-э… сделали домашнее задание?

«Слишком поздно уже спрашивать сейчас, мы идем в чертовую школу», — подумал Финли.

Но в слух произнес — «Да», и это была правда.

— Да, мам, — вторил Кирби, Финли знал, что тот говорит правду, потому что вчера он надрал задницу брату, чтобы тот сделал уроки.

— Ладно, мальчики, хорошего дня в школе, — сказала им мама, и Финли подумал, что она говорит как робот.

— Тебе тоже хорошего дня, ма, — ответил Кирби.

Фин не стал утруждать себя. Он просто вышел за дверь и сел в старый дедушкин пикап, который тот оставил им, когда они с бабушкой переехали во Флориду. Папа поддерживал его в рабочем состоянии, подарил ему его в прошлом году, когда он получил права.

Он любил этот гребаный пикап. Он был крутым. Потрепанный, ржавый и совершенно офигительно крутой. Тетя Дасти думала то же самое. Потому что тетя Дасти тоже была чертовски крутой.

В грузовике были не сиденья, а скамья. Теперь в грузовиках больше не было скамеек. И это было слишком плохо, он был счастлив, как черт его знает кто. У забегаловки на Задней Сорок, Фин сделал Марису, Джули и Тамару на этой самой скамейке прошлым летом (очевидно, не всех вместе). Это сиденье из скамейки было идеальным.

Он отвез брата в школу, пошел на занятия, испытывая скуку.