Игры сердца (ЛП) - Эшли Кристен. Страница 53

Он был гораздо вкуснее.

Дасти не лгала. Его женщина умела делать торты.

Примерно через полсекунды, как он вошел в комнату и еще осознал не все произошедшие изменения, услышал, как Кларисса закричала: «Торт состоит из пяти слоев! Пяти! Каждый разрезаем пополам, получается десять! Наполненных глазурью!»

Он посмотрел на дочь, так давно не видел ее такой возбужденной и радостной, не слышал ее звонкого голоса, не видел неподдельного счастливого света в ее глазах, что не понял, чего хотел больше. Обнять ее. Или отвести Дасти к пруду и отблагодарить.

Он обнял дочь.

Затем одарил свою женщину взглядом, в котором сквозило обещание.

Она не пропустила его взгляд и не стала скрывать, что ей понравился его взгляд.

Затем Дасти отвела Ноу на кухню, чтобы разобраться с едой, которую нужно разогреть, а Кларисса взяла его за руку и повела по комнате, рассказывая ему о своем дне с Дасти.

Эта информация включала в себя, почему ее макияж оказался другим. Потому что его сделала Дасти.

Он не мог сказать, что ему вообще нравился на ней макияж. Он также не мог сказать об этом своей дочери.

Рис разрешили краситься, когда ей исполнилось четырнадцать. Ее ранние усилия были не самыми сильными, что означало, что она училась сама, мать не советовала, что делать и как. К счастью, в конце концов она поняла всю хитрость — выбрав правильный путь.

Он был парнем, но понял из того, что рассказывала Рис и макияже, понял, что сидеть с женщиной, обладающей красотой Дасти, делающей макияж — это удовольствие для девочки-подростка.

И в одном можно было быть уверенным — Дасти перешла далеко за рамки услуги, полностью стер гнев и боль его дочери из-за утреннего разочарования, которое ей преподнесла ее мать.

Вскоре после этого заиграла музыка, начали прибывать машины, привозившие подростков. Три года назад Майк узнал, что его присутствие больше не приветствуется на вечеринках по случаю дня рождения дочери. Однако в этом году, поскольку он разрешил пригласить мальчиков, Кларисса была против приглашения некоторых его друзей, он ясно дал ей понять, что будет присутствовать.

Семья включала Одри и сестру Одри, Брук, которая нравилась Майку лишь немного больше, чем его бывшая жена. Она появилась, вручила Клариссе подарок — джинсы за сто двадцать долларов. Майк знал сколько они стоят, так как он сам их ей купил и передал вчера. Это означало, что Кларисса отправится в торговый центр, чтобы их обменять. Не то, чего он с нетерпением ждал, потому что обычно Кларисса сдавала и забирала деньги.

Брук оставалась достаточно долго, оказывая своей сестре хоть какую-то моральную поддержку, затем она кинула на него взгляд — «фак ю», не показывая его пальцем, а только взглядом, и к счастью, потом она убралась к черту из его дома.

И в этом была Брук.

Родители Одри не потрудились ни приехать, ни отправить подарок ни одному из своих внуков. С другой стороны, Майк пришел к выводу, что причина, по которой Одри была такой, какой была Одри, идет от родителей. Ее родители были не самыми лучшими родителями, они частенько забывали, что у них имеется две дочери, поэтому однозначно забывали о пятерых внуках.

Его родители присылали деньги, где бы они не находились на своем огромном фургоне, который был больше большинства трейлеров. Они недолго оставались на одном месте, в последний раз, когда он разговаривал с ними, они были где-то за пределами Сан-Диего. Они добрались до Индианы только в конце апреля. Они любили Рис, но не настолько, чтобы вынести даже одну снежинку.

И деньги, которые они присылали, компенсировали их нелюбовь к снегу.

Появился Мерри со своей сестрой Рокки, что вызвало волну возбуждения. Рокки работала учительницей в школе, была красивой, очень стильной, она была той единственной любимой учительницей, которую каждый ребенок считал очень крутой. Рокки выполнила свой долг, подошла поздороваться с Одри, которая стояла одна в углу. И Майк, хотя был недостаточно быстр, чтобы помешать Дасти подойти к Одри и представиться (что она и сделала, а затем сразу же отошла), Майк не хотел, чтобы знакомство Дасти с Одри затянулось, поэтому стал приближаться к ней.

Зачем Одри сообщила Рис, что хочет прийти на ее день рождения, оставалось для Майкла загадкой. Видно это был очередной ее бессмысленный протест, который причинял больше вреда детям, чем Майку, она не посетила ни одно день рождения детей с тех пор, как они расстались. Она не испекла торт, и испортила все. До сегодняшнего дня она даже ни разу не появлялась в доме Майка.

И Майк не понимал, почему она вдруг заявила, что хочет приехать, а потом все испортила в очередной раз.

И, наконец, она пришла, опоздав на полчаса, стояла там одна, продолжая бросать на него взгляды, будто ждала, что он подойдет. К счастью, она была вынуждена держаться от него подальше. Потому что дети постоянно прибывали, дарили Рис подарки, которые она тут же раскрывала, восклицая: «Смотри, пап!», или Дасти подходила к нему бочком, держась не слишком близко, иногда касаясь тыльной стороной его ладони пальцами. Или Мерри переставал вести себя, как крутой полицейский и псевдо-дядя, развлекающий парней так, как мог сделать только Мерри, он не особо хотел узнать, что им рассказывал его напарник, слыша низкий, многозначительный мальчишеский смех, Майкл хотел бы в данную минуту зависнуть там с ними.

Но в какой-то момент удача отвернулась от Майкла.

Дасти подошла к Рокки, и они проследовали на кухню, чтобы принести еще пакеты с чипсами и пополнить миски, Мерри вышел, отвечая на телефонный звонок. Майка никто не прикрывал в данный момент.

Майк, поймав взгляд своей бывшей, тихо сказал:

— Ты устроила очередное дерьмо сегодня утром и чуть не испортила день рождения нашей дочери, отчего ты сейчас для меня не самый любимый человек, у меня нет времени общаться с тобой.

Затем он не мог остановить свой взгляд, когда на мгновение на лице его бывшей жены отразилась неловкость, прежде чем она тихо попросила:

— Майк, правда, это важно.

Сегодня она была разодета в пух и прах — идеальная прическа, такой же идеальный макияж и идеальный наряд. На ней были не джинсы, как на нем, Дасти, Мерри, Рокки и как на каждом чертовом ребенке в этой комнате. На ней были отглаженные широкие брюки, блузка, которая, вероятно, стоила прилично, и туфли, которые, как он знал, потому что сам их купил, стоили больше трехсот долларов.

Он не мог себе представить, что было «важно» для Одри Хейнс, и он действительно не хотел это выяснять.

В этот момент он знал четко одно — он хотел бы, чтобы она была такой же, как другие разведенные женщины, лишившись его фамилии. До этого момента он не придавал этому особого значения. Не видясь с ней, никоим образом не участвующей в вечеринках дочери, в то время как Дасти была в его доме всего дважды, первый раз он хотел бы стереть из памяти, сегодняшний раз хотел бы запомнить навсегда, он не хотел, чтобы одна из этих двух одиноких взрослых женщин, сейчас находящихся в его доме, носила его имя.

— Пять минут, — согласился он и заметил, как ее плечи опустились от облегчения.

Какого хрена?

— Спасибо, Майк, — прошептала она, а затем спросила: — Можем мы подняться наверх?

Черт возьми, нет, они не будут подниматься наверх.

— На террасу, — проворчал он.

— Но там холодно, — заявила она.

— Тогда говори все быстро, — ответил он.

Она выдержала его взгляд. Потом сдалась.

Сдалась. Без ссоры и даже без своего стервозного комментария.

Серьезно?

Какого черта?

Он пошел вперед, она последовала за ним, они вышли на улицу.

Он закрыл дверь, к сожалению, она прошла дальше, так что изнутри их было нелегко заметить.

Черт.

Не имея другого выбора, и зная Одри, скорее всего она устроит сцену, он последовал за ней, ненавидя такое дерьмо с ее стороны, но ради детей он пошел на это.

Когда он остановился рядом, то сразу же произнес:

— Пять минут, Одри.