Игры сердца (ЛП) - Эшли Кристен. Страница 9

Мне понравился такой поцелуй намного больше.

— Вернусь не позже тридцати минут, — прошептал он мне в губы, когда перестал целоваться.

Я слегка кивнула, пытаясь выровнять дыхание.

Увидела, как его глаза улыбаются.

Затем он уложил меня в постель, отпустил, сел на край кровати и занялся своими носками и ботинками.

— Ключ-карта на тумбочке, — сказала я ему, когда он поднялся с кровати. Он посмотрел на меня сверху вниз. Не закончив дарить мне Любовь Майка, он обхватил рукой за затылок, наклонился и прикоснулся своими губами к моим.

Затем снова отпустил меня, протянул руку и схватил свой телефон. Затем наклонился, взял пиджак, я наблюдала, как он подошел к тумбочке, забрал ключ-карту, поднял руку, щелкнул двумя пальцами и улыбнулся мне, прежде чем покинуть комнату.

Дверь только закрылась за ним, я упала на спину и уставилась в потолок.

Прошло несколько мгновений, прежде чем, подняв глаза к потолку, я спросила своего брата:

— Ну, теперь ты счастлив?

Дэррин не ответил, но я хорошо знала своего брата. Ни за что на свете он не захотел бы оставить жену, которую любил, своих сыновей, которые значили для него весь мир, отца, которого он уважал и тот научил его быть мужчиной, мать, которая души в нем не чаяла, научив любить, своих сестер, которые действовали ему на нервы, но он все равно нас любил.

Тем не менее тут же подумала, как только он узнает, что мы все разобрались со своим дерьмом, сделает мысленную пометку, запрыгать от радости.

* * *

Я привела себя в порядок, убедившись, что мои волосы не в беспорядке (так оно и было, узел, в который я завязала хвост, расшатался, поэтому просто вытащила зажим), натянула трусики и футболку, когда зазвонил мой мобильный.

Я схватила его, посмотрела на дисплей, поборола желание швырнуть его через всю комнату.

Бл*дь. Бью. Мой самый последний бывший. То есть он стал последним, потому что он был последним парнем, с которым я рассталась, а не последний в том смысле, что я рассталась с ним недавно. Мы официально расстались, я надрала ему задницу почти четыре месяца назад. До этого мы неофициально расстались восемь месяцев до этих четырех. До этого мы балансировали на грани расставания в течение шести месяцев.

Бью просто не понял, что мы прошли сертификацию класса А с заглавными буквами ОР. (ОР — Окончательно Расстались.)

Но я поняла, если не отвечу на его звонок, он будет названивать до тех пор, пока я не сниму трубку. Это одна вещь, которой он действовал мне на нервы, так было с тех пор, как я надрала ему задницу. И учитывая, что у меня имелась невестка, два любимых племянника и близкие в лице мамы и папы, которые потеряли любимого человека, я не хотела выключать свой телефон.

Черт возьми. Бью.

Когда Майк вернется, я обязательно его спрошу, знает ли он, как совершить идеальное убийство.

Затем нажала кнопку на экране, чтобы ответить на звонок, и поднесла трубку к уху.

— Серьезно? — Спросила я вместо приветствия.

— Дасти, детка, — мягко произнес он.

Он знал, что я любила своего брата. Он знал, что мы были с ним очень близки. С тех пор как он жил со мной, он не понаслышке знал, что мы с Дэррином разговаривали по телефону раз или два в неделю. Он знал, что я души не чаю в племянниках. Он знал, что я, в отличие от своей сестры, любила Ронду. Он знал, что я скорблю, но почему-то решил, что сможет воспользоваться моментом.

— Бью, я немного занята, — сообщила я ему.

— У тебя все хорошо? — спросил он меня.

— Нет. Дэррин умер четыре дня назад, я дома, в Бурге, с моей сестрой, дышащей со мной одним воздухом, хотя и на расстоянии. Но для меня это близко, чем когда она находится в Вашингтоне, трудится над освобождением насильников, а я сижу в Техасе, пытаясь забыть, что у моих родителей было трое детей. Так что нет, я совсем не в порядке.

— Ты долго там пробудешь? Хочешь я прилечу к тебе?

Господи, но почему он такой тупой?

— Бью, не хочу показаться сукой или что-то в этом роде, но что я такого сделала за последние четыре месяца, что у тебя создалось впечатление, будто хочу, чтобы ты сейчас прилетел и находился здесь со мной?

— Дасти, такое время, как у тебя сейчас, тяжелое, — напомнил он мне.

— Э-э, да, Бью. Я-то это знаю.

— И тебе нужна поддержка, люди, которые смогут позаботиться о тебе.

— Нет, мне не нужна твоя поддержка, я не хочу быть рядом с тобой. Опять же, не хочу показаться сукой или чем-то в этом роде, — добавила я, ну, я не была сукой или чем-то в этом роде, даже если бы была настоящей сукой.

— Детка, я пытаюсь присматривать за тобой, — ласково прошептал он, и я возненавидела его и его слова, потому что его слова напомнили мне, что раньше я бы однозначно купилась на эти его слова.

Сейчас они были для меня пустым звуком.

Я не стала напоминать ему, как делала это уже много раз, потеряла даже счет сколько, что раньше у него особого энтузиазма присматривать за мной не было, особенно до того, как я бросила его задницу. Я не стала ему напоминать, что он во многих отношениях забывал вообще проявлять ко мне внимание, не говорю об энтузиазме. И не стала ему напоминать, что на самом деле мне теперь не нужно, чтобы он горел энтузиазмом и прикладывал какие-то усилия в отношении меня. И я не стала напоминать, что это я горела энтузиазмом, пытаясь заставить наши отношения работать, а он не прилагал никаких усилий, пока я не бросила его. Затем, когда я его бросила, он изобразил удивление, будто последние четырнадцать месяцев наших отношений, которые не падали и не горели адским пламенем, а умерли медленной, мучительной смертью, не было, и у нас все было зашибись. Поэтому я не стала напоминать, как сильно меня злил его полный пофигизм.

Вместо этого я напомнила ему кое-что другое, потому что теперь он хотел, чтобы я вернулась, а он забывал мои слова через полсекунды, не принимая как должное за те два с половиной года, что мы были вместе.

— Я сама могу о себе позаботиться.

Он молчал.

Мне было интересно, сколько минут прошло, как Майк ушел, я подумала, что мне нужно разобраться. Я не хотела все испортить, хотя бы Майк не пустился в пятнадцатиминутный монолог о том дерьме, которое произошло в его жизни, но то, что он сказал, звучало не очень хорошо. Я не хотела с ним играть и его дурачить. Мне нужно было разобраться в своих чувствах, а я не могла этого сделать, пока злилась на своего бывшего, который не только не улавливал мои намеки, но и обладал очень избирательным слухом на все мои намеки в течение всего времени, пока мы были вместе.

— Бью, мне пора, — сказала я ему.

Он снова молчал мгновение, затем мягким голосом, в котором слышалось слишком много сладости, ответил:

— Хорошо, детка, буду тебе нужен, ты знаешь, где меня найти.

«Не задерживай дыхание, идиот», — подумала я, но, чтобы не быть сукой, этого не сказала.

— До свидания, Красавчик, — твердо ответила я. (Beau — Бью, Красавчик. — прим. Пер.)

— Увидимся, Дасти, — ответил он, и я закатила глаза.

Совершенно не слышит ни малейшего намека, но я сдаваться не собираюсь и свое решение не поменяю. Я излагала его открыто и прямолинейно в течение четырех месяцев.

Я отключила телефон, бросила его на тумбочку, легла на смятую кровать, уставилась в потолок и попыталась разобраться в своих чувствах.

Это было трудно, так как я никогда этого не делала. Никогда. Я чувствовала, и шла туда, куда вели меня чувства.

Например, взбеситься, страдать от боли и находиться в комнате с Майком Хейнсом, моим увлечением подросткового возраста, мужчиной, который в сорок три года стал намного красивее, чем в семнадцать и восемнадцать, когда я вела себя с ним при разговоре как последняя стерва, ему было тогда двадцать один. Очутившись в его объятиях, я захотела его поцеловать. Я ужасно этого хотела. Поэтому поцеловала.

Я почувствовала что-то и пошла на поводу своих чувств.