Доверься мне (ЛП) - Сквайерс Мэган. Страница 8

— Твою мать! Спасибо! — прокричала я, зарываясь руками в спутанные каштановые волосы, которые почернели из — за покрывшей их жидкости. Я наконец сморгнула воду, и мой спаситель появился в поле зрения. — О боже мой.

Это он.

— Ты в порядке? — Ещё когда он только начал медленно поворачиваться на каблуках своих итальянских кожаных мокасин, на его лице промелькнуло узнавание, и немного приоткрылся рот. Он себя не контролировал: челюсть отвисла, глаза поражённо распахнулись.

— Да, — выдохнула я, промокая пряди волос уже сырым полотенцем. Во имя всего святого, как этот мужчина здесь оказался? Не в Нью — Йорке, а тут, на моём рабочем месте, в личном пространстве. Разве парню не положено быть в Италии? Я имею в виду, что, когда каждый день фантазировала о нём, как будто он герой моего личного любовного романа, именно там происходили и разворачивались сцены в равной степени абсолютно выдуманных и горячих мечтаний.

Я с трудом проглотила слюну. Язык — безвольная бесполезная мышца, онемевшая от беспомощности. Чудом мне удалось выдавить:

— Твой пиджак.

— Всё в порядке, — поспешно ответил он, надевая его.

— Хорошо.

Затем, передумав, он сложил пиджак пополам и повесил на левое предплечье.

— Разве что немного мокро.

— Немного? — Я постаралась не рассмеяться и спрятала хихиканье за ладонью. — Он промок насквозь.

— Просто немного горячей воды. — О боже мой, от его улыбки я растекусь лужицей на полу, а это последнее, что нужно этой кофейне. Здесь уже и так всё выглядело, словно на всю мощность поработали пожарные гидранты. Кара и другие мои коллеги были заняты тем, что собирали шваброй и рулоном бумажных полотенец учинённый потоп. Если я растаю и стану частью этого беспорядка, это только усугубит ситуацию.

— Слишком много горячей воды.

Он выдавил улыбку, сверкнув глазами.

— Я и прежде попадал в неприятности [18], не подобным образом, но уверяю тебя, всё хорошо.

«Да, ты хорош», подумала я, и мой живот сжался, как скрученное полотенце.

— Могу я, по крайней мере, отдать его в химчистку? — Я раздумывала о том, чтобы спросить его, помнит ли он меня по музею, но этот порыв застрял в горле вместе с дыханием. Даже с потрепанной рубашкой, прилипшей к его груди под тяжестью воды, он выглядел неотразимо. Мне хотелось предложить почистить и рубашку только для того, чтобы появился повод содрать её с его гладкой кожи.

— Это просто вода. Она высохнет. — Застенчивая улыбка появилась на его лице, когда он сказал:

— Но ты должна мне кофе. Я рассчитывал, что этот кофеин впрыснет жизнь в мои вены.

— Засиделся допоздна? — Почему я только что это сказала? Неужели всерьёз намекаю, что парень занимался бог знает чем? И какое мне до этого дело? Стоило закрыть рот и умерить свое любопытство. Я не имела права знать этого.

— Да. Так и было.

Чёрт. Это не тот ответ, который хотелось услышать.

— У меня сжатые сроки, и я пробыл в офисе до трёх утра. — Вот этот куда лучше. По нему я могла предположить несколько вариантов развития событий и ни один из них не вызвал ревности. — А ты? — Он прислонился спиной к стойке и скрестил ноги. Не знаю, почему он всё ещё оставался вместе со мной за барной стойкой, но не собиралась жаловаться. С таким же успехом он мог попросить меня перевести Британскую энциклопедию на санскрит. Думаю, единственное, что заставило бы меня пожаловаться, это если бы он вдруг покинул своё место рядом со мной. — Всю ночь глазела на обнажённых мужчин?

Дерьмо. (Такой себе пример броского ругательства).

— Эм. — Сердце бешено заколотилось в груди, как отбойный молоток, раскалывающий асфальт. — Нет. — Постыдный горячий румянец обжёг щеки, я ощущала, как они пылали от жара.

Становилось всё страннее и страннее. Вся эта история с конкурсом мокрых футболок уже поставила нас в неловкое положение.

— Ты занимаешься этим только в отпуске?

— Н — е–ет, — пробормотала я, заикаясь, как будто у меня проблемы с речью. Куда только делась способность говорить связно? — Нет, не только в отпуске.

— Значит, ты обращаешь внимание на обнажённых мужчин и в Штатах? — Чёрт побери, его улыбка почти на тысячу ватт. Как вообще возможно, чтобы чьи — то зубы так сверкали? Я быстро встряхнула головой, чтобы вновь обрести уверенность в себе, но он не переставал испытывать меня дьявольски соблазнительной улыбкой.

— Я делаю это везде, где могу. — Тут же осознав, как неправильно это прозвучало, я крепко зажмурилась в попытке привести в порядок мысли и слова, как будто у меня в голове происходит партия в Скрэббл [19]. — Я имею в виду, что смотрю на статуи обнажённых мужчин при каждом удобном случае. — Ну, а это прозвучало так, словно я чудачка, у которой фетиш на мужчин, вырезанных из мрамора. — Хотя не только на статуи, — попыталась я дать задний ход, но очевидно педали не просто сломались, а полностью отвалились. А надпись на них гласила, что они имеют все признаки социального самоубийства. — На живых я тоже смотрю.

Стало вдруг страшно, что если эта вызывающая улыбка останется на его лице ещё немного, то сохранится навсегда, как на безумных клоунских физиономиях с перекошенным выражением.

— Думаю, теперь я не один в трудном положении [20], — усмехнулся он, скрестив руки на груди. Я видела его выступающие мышцы даже сквозь белую рубашку.

Вау. Он выглядел намного лучше, чем я запомнила: тёмно — медные волосы, пухлые губы, крепкое, подтянутое тело. И очень хорошо понимала, как Микеланджело смог создать нечто прекрасное, как статуя Давида, потому что это результат не позирования, а совокупность великолепия, которая сформирована воображением и вырезана из камня.

Только этот мужчина реален, а не фантазия. Чёрт. Мне почти захотелось ущипнуть себя. Или его. Может, и себя, и его.

— Значит, ты работаешь в кофейне и любишь смотреть на обнажённых мужчин. — Теребя галстук между пальцами, он подтянул узел ближе к горлу. На мгновение у него напряглись желваки — я обомлела. Что такого неотразимого в этих челюстных мышцах? Это как взведённый курок, готовый выстрелить в меня электрическим разрядом. Ба — бах! — Что ещё я должен знать о тебе?

— Мне нравится рисовать, — выдохнула я, чувствуя, как напряжение покидает плечи. — На кофе, и ещё обнажённых мужчин.

Я не ожидала, что его смех окажется хриплым, сексуальным, сбивающим наповал, но не стоило удивляться, ведь всё в нём было именно таким.

— На мгновение мне показалось, что ты собираешься сказать, что тебе нравится рисовать на обнажённых мужчинах.

— Это совсем другое, — засмеялась я, вспоминая, как летом перед поступлением в университет недолго пробыла татуировщиком в Квинсе. О, сколько прелестных рисунков у меня тогда было, и мужчин в том числе. — Я этим больше не занимаюсь.

— Боже мой, я просто пошутил, — рассмеялся он, его тело подалось вперед, так что голова склонилась в мою сторону. Теплый вздох, сорвавшийся с его губ, коснулся моего лба, и я задрожала до самых сникерсов, залитых водой. Когда он отстранился, влажное облачко испарилось. — Итак, если вы сможете починить эту машину, ты должна мне кофе, который… — он достал бумажник из заднего кармана и, вытащив оттуда визитную карточку, протянул её, зажав между указательным и средним пальцем, — можешь принести сюда.

— М — м–м, — я протянула руку, чтобы взять у него карточку, в животе всё перевернулось, когда наши пальцы соприкоснулись. — На самом деле мы не делаем доставку. Нельзя покидать рабочее место во время смены. Дурацкий внутренний распорядок.

Он посмотрел на меня, выгнув бровь.

— Хорошо. — То, как он провел подушечкой большого пальца по своей полной нижней губе, вызвало во мне желание сделать то же самое, но уже языком. Блин, я даже не знала, как зовут этого парня, а уже мечтала о том, чтобы облизнуть его. Мне нужно заняться сексом. Как можно быстрее. Я безнадёжна.