Ключ, перо и самоцвет (СИ) - "Sophonax". Страница 36

Пока птица предавалась воспоминаниям, как дошла до жизни такой, среди стражей нашёлся начальник, готовый отвечать на вопросы. Он решительно взобрался на крепостную стену и оглядел недовольно гудящую толпу. Заметив среди пёстрой кучи горожан серую форму церковников, он состроил усталую гримасу и, свесившись вниз, пробасил:

— Вы зачем тут собрались? Вас сюда никто не звал! Идите спать и работать, и не лезьте не в своё дело!

Толпа загудела в ответ на такое неуважение. Страж явно не воспринял собрание у стен всерьёз. Словно, то были праздно шатающиеся пьянчужки, а не решительные граждане с конкретными требованиями. А ещё Релле не нравилось то, как посол на неё смотрел. Он имел что-то личное против церкви? Боялся, и потому старался обесценить? Как бы то ни было, пора начинать разговор. Верховная жрица приподняла руку, призывая людей к тишине.

— Не вам решать, уважаемый, наше это дело или нет! Вы бы лучше потрудились объяснить, почему горожан бросают в темницы без суда и следствия! Где публичные заявления?

— Произвол! — послышались из толпы голоса недовольных птиц.

— Мы не обязаны перед вами отчитываться! Но если вы хотите заявлений, то вот вам заявление! Эти люди уличены в клевете на губернатора и подготовке государственного переворота!

— Да не уж то? С каких пор критика властей у нас приравнивается к клевете, а организация протестов к свержению власти?

— Где доказательства? Почему мы не слышим самих задержанных? — послышалось из толпы.

Страж проигнорировал отдельные выкрики, сосредоточившись на верховной жрице. Похоже, её слова задели за живое.

— У нас? Здесь вам не империя! Это Нуттил — древняя благородная земля, и на ней действуют свои законы!

Релла сначала ушам своим не поверила. Этот человек хоть понимает, к чему клонит? Можно подумать, священники здесь на правах узурпаторов. Какая неблагодарность. Нет, зря он это сказал. Женщина глубоко вдохнула и, полная возмущения, обратилась к своим людям.

— Братья и сёстры, вы это слышали?! Эти презренные птицы приходили к нам с просьбой о присоединении. И мы радушно их приняли. Поделились знаниями и технологиями. Обучили их детей. Разделили с ними хлеб, кров и пот. И что они заявляют теперь?

— А вы? — обратилась она уже к горожанам, — Вы, на чьих полях мы работаем, чьё сырьё обрабатываем, кого лечим? Вы согласны с тем, что говорит эта птица? Неужели после стольких лет верной дружбы мы не заслужили хоть чуточку признания и понимания? Неужели это так сложно? Империя ведь не просит ничего запредельного взамен, всего лишь жить по законам нормального цивилизованного общества!

Возможно, причитания священницы могли показаться странными, но местные жители уже давно привыкли к тому, что жрецы порой выдают наивные и даже забавные вещи. Поэтому и в этот раз они отнеслись к женщине лояльно. К тому же, часть речи про помощь являлась чистой правдой. И вряд ли кому-то здесь хотелось бы лишиться дополнительных рабочих рук.

Смотритель тюрьмы поморщился, видимо, понял, какую неосмотрительную грубость сказал сгоряча. Жрицу же одобрение толпы подтолкнуло ещё больше.

— При всём моём уважении к вашей древней и славной земле, но Нуттил — часть империи, и должен жить по законам провинции! Соблюдая права и свободы человека!

Страж попыхтел, но всё же выдавил из себя извинения. Он запоздало вспомнил, что конфликт с влиятельным соседом губернатору может не понравиться. Всё-таки отказ в продовольствии — дело нешуточное, да и церковь практической пользы приносит не меньше. Лишись этого область в одночасье — всем будет худо. Тут и с должности могут снять.

— Прошу простить, я неправильно выразил свою мысль.

— Оно и видно, — подстегнула его Релла, — но вернёмся к арестам! Какое вы право имеете вести столь важные дела, не уведомив нас, законных представителей?

— А ещё неплохо бы узнать, что о вашей самодеятельности думает дознаватель? — вторил ей появившийся рядом старший жрец.

— Даёшь официальное расследование! — добавил кто-то из священников.

— Даёшь огласку! — проорали из толпы.

Улица снова наполнилась клёкотом, свистом и щёлканьем. Над головами даже пронеслась парочка громогласных ''уху''.

Релле пришлось поднять обе руки, чтобы утихомирить протестующих. Полы её мантии развевались подобно лепесткам, привлекая всеобщее внимание. Выдохшись, птицы притихли, дав ей возможность продолжить.

— Итак, сойдёмся на том, что у нас вышло досадное недопонимание. Церковь признаёт и ценит работу властей Нуттила, но, в целях соблюдения закона, мы вынуждены требовать выдачи недавно арестованных. Со своей стороны обещаем провести публичное и полноценное расследование.

По рядам стражи прошёлся тревожный шепоток. Толпа же стояла спокойно, ожидая дальнейшего решения. Переговорщик, закончив обсуждение, угрюмо нахохлился и отчеканил.

— Мы не можем принять ваши требования, люди останутся здесь.

Птицы у стен снова погрузились в недовольный гул. Жрецы так увлеклись протестом, что не заметили, как к ним приблизилась ещё одна группа людей. Потому и вздрогнули, стоило услышать за спиной всем знакомый голос.

— Что за скандал, уважаемые? Разве так ведут себя цивилизованные люди? — внезапная реплика заставила жрецов опешить. В этой вежливой фразе не было ничего угрожающего, но стоявших в первых рядах обдало необъяснимым тревожным холодом.

В глазах Нар-ху не было злости или возмущения, скорее разочарованная усталость. Губернатор смотрел на собравшихся, словно то были нашкодившие дети, клятвенно обещавшие вести себя хорошо.

Релле захотелось стряхнуть с себя навязанный стыд. В голову так некстати полезли светлые эпизоды их сотрудничества. Невозможно было не смутиться. Взгляд градоначальника так и вопрошал: ну зачем? Мы же так хорошо общались.

Нар-ху действительно не понимал, зачем церковники лезут в это дело. Разве он не удовлетворил все их недавние претензии? Разве не проявил гостеприимства по отношению к дознавателю? Что за подстава?

Губернатор обернулся к командующему стражей. Тот с хмурой миной осматривал толпу. Ему явно не нравилось то, что он видел. Настолько сосредоточен, что даже не заметил пристального взгляда чиновника. Нар-ху вздохнул и перевёл внимание на собравшихся.

Протестующие расступились, пропуская верховную жрицу. Прежде чем она успела что-то сказать, Тон-халл недружелюбно предостерёг.

— Я бы не советовал вам нарываться. Чего бы вы там не планировали, тюрьма сейчас не так беззащитна, как раньше.

Он демонстративно посторонился, давая жрице оценить масштабы приведённого отряда птиц.

— О, мы будем благоразумны, не сомневайтесь, — заверила женщина. Не похоже, что под благоразумием понимались одни и те же вещи, так как жрица продолжила,

— Но сначала мы хотим убедиться в законности происходящего, при всём моём почтении, но произошедшее выглядит как самый настоящий произвол.

Губернатор кивнул.

— Не буду с вами спорить, последние события могут выглядеть странно. Но уверяю вас, у стражи были причины так поступать. И вы получите все объяснения, если согласитесь немного потерпеть.

— Отрадно слышать, — кивнула соколиха, — в таком случае, вы не должны быть против, если все подозреваемые пока побудут под надзором церкви?

— Боюсь, не могу с этим согласиться, — твёрдо, но вежливо отказал Нар-ху, — однако я мог бы устроить вам переговоры, если вы того пожелаете. Лишать возможности высказаться и правда не честно.

— Это исключено! — внезапно влез Тон-халл, — эти люди опасны, у нас есть доказательства, что они готовили вооружённый переворот.

— И вы представите нам эти доказательства? — предположила Релла скептически.

— Это конфиденциальная информация, — не меняя тона, отрезал командир стражи.

— Чудно, — хмыкнула жрица, бросив на губернатора насмешливый взгляд.

Нар-ху напрягся, почувствовав себя неловко. Чёртов Тон-халл, зачем он влез? Лишь понижает их авторитет перед представителями империи. Будто не понимает, чем грозит им эта ссора. Нельзя так просто отказывать верховной жрице. Ну, поговорила бы она с заключёнными, ничего страшного бы не случилось. Тем более, если в камеру поместить актёра, отыгрывающего идейного революционера.