Москит. Конфронтация - Корнев Павел Николаевич. Страница 38

Нет, никаких военных тайн простой шофёр, пусть даже и вахмистр, знать не может, и потому никто их выпытывать у меня не станет, но если вскроется, что я не простой шофёр, вот тогда придётся лихо…

Совершенно машинально я потянулся к сверхсиле, и в грудную клетку будто невидимую руку запустили, незримые пальцы так всё стиснули, что закашлялся и едва с табурета не сверзился.

— Ещё воды?

— Да, пожалуйста…

Пока хлебал воду, немного успокоился. Попутно приметил кожаный портфель, шляпу и пошитый из дорогой ткани пиджак на вешалке, тогда уверился окончательно, что передо мной никакой не переводчик. Ещё и хронометр на правом запястье — слишком дорогая игрушка для вольнонаёмного армейского толмача.

Но тогда кто это такой?

Незнакомец, как видно, пришёл к выводу, что ничего кроме кашля от меня не дождётся, и взял инициативу на себя.

— Меня зовут Отто Риттер, я уполномоченный представитель комитета Лиги Наций по делам военнопленных и перемещённых лиц. У вас есть жалобы на условия содержания?

Я так удивился, что и словами не передать.

Каким образом представитель Лиги Наций очутился в этой глухомани всего лишь через несколько дней после начала боевых действий? Или он изначально был направлен в Джунгарию, а сюда перебрался вслед за нихонским оккупационным корпусом?

Впрочем — не важно. Сейчас — не важно.

Не знать о том, что пленных заперли в коровниках и кормят неудобоваримой бурдой, господин Риттер никак не мог, поэтому впустую сотрясать воздух и требовать луну с неба, я не стал, сказал о другом:

— Моему товарищу требуется медицинская помощь…

Отто Риттер немедленно меня перебил:

— Ваш товарищ сможет попросить за себя сам. Есть ли жалобы персонально у вас?

Я покачал головой, чем собеседника вроде бы даже удивил. Но виду он не подал, выложил перед собой мою книжку военнослужащего, придвинул листок писчей бумаги, скрутил с автоматической ручки колпачок.

— Пётр Сергеевич Линь? — уточнил он, начиная писать.

— Так точно.

— Год рождения?

— Двадцатый.

Дальше господин Риттер пожелал узнать, каким образом я попал на службу в пограничный корпус, чем именно там занимался и при каких обстоятельствах угодил в плен. Где-то я отвечал чистую правду, где-то наврал с три короба, нисколько не опасаясь оказаться пойманным на лжи, поскольку нигде в моих документах факт перевода из ОНКОР зафиксирован не был. А что новенькая и дата выдачи свежая, так произвели в младшие вахмистры на днях, только и всего.

Представитель комитета Лиги Наций по делам военнопленных зафиксировал на бумаге мои ответы самым тщательным образом, потом уточнил:

— В пограничный корпус вас привело стремление сделать карьеру?

Я для виду поколебался, потом подтвердил:

— Ну да. Надо же было как-то на жизнь зарабатывать, а я машину водить ещё в школе выучился и в стрелковую секцию ходил.

— Не жалеете?

— Теперь-то? — Я совершенно искренне вздохнул. — Не знаю даже, как сказать…

Отто Риттер ободряюще улыбнулся.

— Не спешите ставить на себе крест! Пусть вы, как это говорят, остались у разбитого корыта, но всё ещё можно исправить к лучшему. — Он взял паузу, смерил меня пристальным взглядом и продолжил: — Знаете, что послужило причиной вторжения? Я вам скажу: его вызвала необдуманная и в высшей степени эгоистичная политика республиканского правительства в отношении контроля источника сверхэнергии. «Собака на сене» — так у вас говорят, да? Ни себе ни людям!

Чиновник Лиги Наций дождался от меня утвердительного кивка и многозначительно улыбнулся.

— Этим утром передовые отряды нихонцев вышли к Зимску, и хоть о взятии города донесений не поступало, трансконтинентальная магистраль уже перерезана. Насколько мне известно, соглашение о передаче Лиге Наций контроля над так называемым Эпицентром будет опубликовано в самое ближайшее время. Фактически конфликт исчерпан.

Новости нисколько не порадовали, но я не принял их близко к сердцу. Решил, что собеседник выдаёт желаемое за действительное, и пожал плечами.

— Ну и хорошо.

— Хорошо, но не для всех. Республиканские офицеры могут рассчитывать на обмен, а что ждёт рядовых? В лучшем случае их угонят в Джунгарию и отправят на каторжные работы. Кто-то погибнет по дороге, остальным военнопленным предстоят годы рабства, голода, унижений, побоев и тяжёлого труда. Вы хотите для себя такой участи?

Меня передёрнуло. Не от страха, от омерзения, но вышло вполне натурально, и господин Риттер ободряюще улыбнулся:

— Но этого ещё можно избежать. Как уже говорил, часть территории республики перейдёт под прямое управление Лиги Наций, нами там будет сформировано подразделение охраны правопорядка. Для службы в нём мы привлекаем в том числе и военнопленных. По сути, это даже под статью о дезертирстве не подпадёт, поскольку в текст соглашения о контроле республиканского источника сверхэнергии включён соответствующий пункт. Как вам такое предложение?

«Вербовщик! Да это же чёртов вербовщик!» — сообразил вдруг я.

Вода, папиросы и сам из себя весь рубаха парень. Такой врать не станет.

А ворот расстёгнут и рукава закатаны явно напоказ — кожа-то на руках и шее почти белая, совсем без загара. Не ходит он в таком виде по улице, пиджачок надевает.

— Что скажете? — поторопил меня с ответом господин Риттер.

А что я мог сказать? Буркнул:

— Мне нужно подумать.

— Торопиться с подобными решениями и в самом деле не стоит. Поспешишь — людей насмешишь, правильно? — улыбнулся вербовщик. — Но и слишком уж медлить я бы тоже не советовал. Нихонцы не разделяют естественные для всего цивилизованного мира идеи гуманизма. Оставаясь в плену, вы рискуете здоровьем и даже жизнью. Так стоит ли искушать судьбу? Кто знает, что им взбредёт в голову завтра? Я, конечно, пытаюсь оказать на них влияние, но по факту мало что могу сделать. Гарантии безопасности распространяются лишь на тех, кто пойдёт на службу Лиге Наций.

Казалось совершенно нормальным согласиться, пусть и не всерьёз, пусть ради возможности выиграть время, но на курсах я узнал достаточно о способах вербовки, чтобы не считать себя самым умным. Соглашусь — сам не замечу, как по рукам и ногам повяжут. А если наши вдруг контрнаступление проведут и лагерь захватят, то изменников родины по законам военного времени ещё и к стенке поставят. Никто в мотивах разбираться не станет.

— Я подумаю, — повторил я.

— Думайте, — разрешил господин Риттер и добавил: — Только учтите: набор не продлится вечно!

По возвращении в барак мы не досчитались трёх человек. Как видно, они не посчитали нужным взять паузу и приняли предложение сразу. Хватало и тех, кто сомневался, терзался и советовался с другими. При этом некоторых лишь опросили, но никаких заманчивых предложений делать не стали.

Наверное, тут имелась какая-то закономерность, вот только у меня и без того забот хватало, чтобы пытаться её выявить на основании имеющихся данных.

Юра обратно до коровника едва доковылял, даже не поднялся, когда принесли воду. Пришлось его поить. Потом я поговорил с людьми, выпросил каких-то относительно чистых тряпиц и перебинтовал неглубокую рваную рану на боку товарища. Выглядела она не лучшим образом, но понемногу всё же подживала. Так показалось.

До самого ужина я провалялся на соломе и бездумно пялился в потолок. Так могло показаться со стороны, на деле не оставлял попыток оценить состояние внутренней энергетики. Просто решил, что если способен различать чужие энергетические каналы и узлы, то вполне могу задействовать ясновидение и для обнаружения собственных. Разумеется, на самом деле каких-либо каналов и узлов я не видел, а лишь улавливал перетоки сверхсилы и её же скопления, но меня всецело удовлетворило бы и это.

Ан нет — внутреннему взору открылась одна лишь сплошная муть. И потенциал я удерживаю крошечный, и всякая попытка прогнать энергию по организму такой болью и резью в груди оборачивается, что слёзы на глазах выступили. Разберусь, конечно, но вот когда? Вопрос.