Память льда - Эриксон Стивен. Страница 77
«Да ты, никак, пришла издеваться надо мной?»
— Нет, Трич. Я пришла, чтобы хоть как-то облегчить твою участь. Скажи, а кто еще живет в тебе?
«Разве внутри меня кто-то есть?»
— Но ведь кто-то снял оковы с твоей памяти, Трич? Кто вернул тебя себе самому? Веками ты оставался зверем и тобой управлял звериный разум. Когда человек становится животным, обратной дороги нет. И тем не менее…
«И тем не менее я лежу здесь».
— Мне почему-то кажется, что, когда твоя жизнь в этом мире окончательно погаснет, ты окажешься вовсе не перед вратами Худа, а где-то в ином месте. Мне нечем подкрепить свои слова. Но я ощутила бурление магических сил. Кто-то из древних богов вновь пробудился. Возможно, древнейший из всех. Пока его шаги скрытны. Но он избрал нескольких смертных для воплощения дальнейших своих замыслов. Зачем это ему понадобилось? К чему он стремится? Ответов я не знаю. Но тебя ждет не смерть, а другая жизнь. Началась новая игра, которая закончится очень не скоро.
«Новая война? Ты это хотела сказать?»
— А разве ты перестал быть Тигром Лета? Древний бог решил, что вскоре ему понадобится твоя помощь.
Эти слова несколько удивили Трича.
«Прежде никто еще не испытывал потребности во мне».
— Наступает время перемен. Похоже, они коснутся всех нас.
«Значит, нам суждено встретиться снова? Я был бы не прочь опять увидеть тебя в облике черной пантеры».
Т’лан имасска негромко засмеялась:
— А вот теперь в тебе говорит пробудившийся зверь. Прощай, Трич.
И в этот самый последний миг она увидела то, что он теперь мог лишь почувствовать. Тьма обволокла его. Поле зрения сузилось: теперь вместо двух глаз был лишь один-единственный.
Этот единственный глаз смотрел на ночную равнину и видел… оборотня, имеющего облик громадного тигра. Он пировал над убитым ранагом. Вот яростно вспыхнули два зеленых огонька… О, как же давно все это было.
Потом видение исчезло.
Чья-то рука в перчатке довольно сильно шлепнула его по лицу. Ток-младший открыл свой единственный глаз и увидел Сену:
— Эй… В чем дело?
— Неподходящее время для сна, — бесстрастным голосом ответил сегулех и удалился.
В воздухе витал аромат жареного мяса. Потирая лицо после шлепка, Ток медленно сел. Он выдыхал из себя воздух, стремясь попутно изгнать из души чужую безутешную печаль и сожаления о былом.
«Боги, умоляю вас, избавьте меня от видений».
Малазанец несколько раз встряхнул головой и огляделся. Тлен и волчица не сдвинулись ни на шаг. Оба по-прежнему глядели вдаль. Только сейчас Ток уловил исходящую от них настороженность, однако нимало не удивился. Юноше даже показалось, что он знает причину.
— Она совсем неподалеку и быстро движется сюда, — сказал он т’лан имассу.
«Вместе с наступающей ночью, следом за убегающим солнцем. Смертоносное величие, суровая красота. И древние глаза, каких теперь не встретишь».
Тлен повернулся к нему:
— Что ты видел, Арал Фаиль? И куда странствовал?
Малазанец с трудом встал.
— Худ тебя побери! До чего же я проголодался. Я бы сейчас и сырым мясом не побрезговал. — Он замолчал и глотнул свежего воздуха. — Хочешь знать, что я видел? Я, т’лан имасс, был свидетелем смерти Трича. Или Трейка, как здесь называют Тигра Лета. Где это было? Не так уж и далеко отсюда. Чуть севернее. Только не спрашивай, откуда сие мне известно.
Тлен молча выслушал его, а затем кивнул:
— Чен’ре арал лих’фаиль. Курган — это сердце памяти.
Баалджаг вдруг поднялась на лапы и ощетинилась.
Наконец в сумерках появилась знакомая Току пантера. Ее туловище вдвое превосходило человеческий рост, а глаза находились почти вровень с его единственным глазом. В воздухе пахнуло чем-то пряным и терпким. Тело пантеры подернулась дымкой и почти смешалось с темнотой… Теперь перед ними стояла невысокая женщина.
— Здравствуй, брат, — устремив взгляд на Тлена, сказала она.
Т’лан имасс кивнул, медленно и словно бы нехотя:
— Здравствуй, сестра.
— А ты постарел, — продолжала она, неслышно ступая по траве.
Баалджаг испуганно попятилась.
— Зато ты совсем не изменилась.
Женщина улыбнулась, отчего ее суровое лицо стало почти красивым.
— Раньше ты редко говорил мне приятные слова… А я смотрю, у тебя появилась смертная спутница.
— Она такая же смертная, как и ты сама, Килава Онасс.
— Неужели? Наверное, бедняжка испугалась моего обличья. Какая великолепная волчица.
Она протянула руку. Баалджаг подошла ближе.
— Да, я принадлежу к племени т’лан имассов. Но, как и ты сама, состою из плоти и крови… Теперь припоминаешь?
Рослая волчица пригнула голову и ткнулась Килаве в плечо. Женщина спрятала лицо в густой шерсти, глубоко вдыхая запах Баалджаг.
— Не ожидала я такого подарка, — прошептала она.
— И это еще не все, — заметил Ток-младший.
Когда женщина посмотрела на малазанца, у него внутри аж все перевернулось. Была в этом взгляде такая неприкрытая чувственность, такая естественность, что Ток в тот же миг понял: это предназначалось не ему лично, а всякому, на кого Килава обратила свой взор.
«Так вот, значит, какими были все т’лан имассы до Ритуала. Они бы такими и остались, если бы не отринули свою смертную природу».
Разглядывая юношу, Килава вопросительно сощурилась. Ток кивнул ей.
— А я тебя видела, — сказала она. — Ты смотрел на меня глазами Трича.
— Обоими сразу?
Его собеседница улыбнулась:
— Нет. Только одним. Тем, которого у тебя больше нет. Хотела бы я знать, что такое затевает древний бог… какую участь он уготовил для нас.
Ток-младший покачал головой:
— Не знаю. Откровенно говоря, не помню, чтобы когда-нибудь с ним встречался.
— Брат Онос, кто этот смертный?
— Я назвал его Аралом Фаилем.
— И дал ему каменное оружие.
— Да. Совершенно случайно, без всякого умысла.
— Но ты должен был…
— Я ничего не должен! — прорычал Тлен. — Я не служу никому из богов.
Глаза Килавы сверкнули.
— А разве я служу? Но сейчас мы действуем не по своей воле, Онос! Мы не знаем, кто пытается помыкать нами — лучшей заклинательницей костей и первым мечом т’лан имассов! Однако кто-то делает это, рискуя навлечь на себя наш гнев.
— Довольно, сестра, — устало вздохнул Тлен. — Мы с тобой всегда шли разными путями и никогда не могли найти общий язык. Не знаю, куда нынче направляешься ты. Я следую зову Второго Слияния.
Круглое лицо Килавы сморщилось в язвительной усмешке.
— Думаешь, я не слышала этот зов?
— Но кто нас позвал? Ты знаешь?
— Не знаю и знать не хочу. Лично я туда не пойду.
— Тогда зачем ты здесь?
— Это мое дело.
«Она стремится… загладить прошлую вину, — вдруг отчетливо вспыхнуло в мозгу Тока. Он сразу понял, что эта мысль принадлежит не ему, а тому древнему богу. Теперь бог говорил с ним напрямую, и слова, будто струйка песка, сыпались и сыпались в его мысли. — Исправить прежние ошибки. Исцелить старые раны. Вашим путям вновь суждено пересечься. Ваши успехи или неудачи меня мало волнуют. Меня заботит окончательная встреча, но она, скорее всего, произойдет только через несколько лет. Мне не пристало выказывать такое нетерпение, но, увы… Пойми, смертный: дети Паннионского Провидца страдают. Ты должен найти способ освободить их. Это трудно, и ты даже представить себе не можешь, насколько велик риск… но придется отправить тебя в объятия к Провидцу. Вряд ли ты простишь мне это».
Ошеломленный, Ток все же сумел сосредоточиться, чтобы спросить у бога: «А зачем вообще нужно их освобождать?»
«Меня удивляет твой вопрос, смертный. Я действую из сострадания. Усилия, потраченные на освобождение, являются драгоценными дарами. Один человек, способный путешествовать в сновидениях, показал мне их. И ты тоже их увидишь, причем совсем скоро. О, какие это дары…»
— Сострадание, — повторил Ток, раздосадованный внезапным исчезновением древнего бога.
Тлен и Килава пристально уставились на него. Лицо женщины побледнело.