Память льда - Эриксон Стивен. Страница 87

Широкое темнокожее лицо Калама Мехара блестело от пота. Он пожал плечами, стряхивая дорожную пыль со своей грязной телабы.

— Маги по-прежнему держатся вместе, — объявил проводник. — Я-то думал, они изберут другую тактику: разделятся, чтобы заставить разделиться и ваших людей тоже. Или же кто-то один оттянет погоню на себя, дав сбежать остальным. Но этого не случилось… Дорога уходит вглубь Рараку. Они отправились туда.

— Насколько они нас опередили? — спросил Скворец.

— На полдня, не больше. К тому же у них нет лошадей.

Над пустыней висела охристая завеса. За спиной Скворца, ожидая решения командира, замер его отряд, состоявший из пехотинцев, кавалеристов, саперов и военных моряков. Когда-то все они входили в другие полки, отряды и взводы, но те боевые подразделения давно уже прекратили свое существование. Это странное воинство, несмотря на все передряги трех лет войны, ухитрялось держаться вместе. Дассем Ультор считал их резервным отрядом, которым в случае необходимости можно и пожертвовать.

Размышления Скворца прервал голос Калама:

— Командир, хочу тебя предупредить. Рараку — не просто пустыня. Это священное место, исполненное особой магической силы.

— Вперед! — рявкнул Скворец.

На пустой бесплодной равнине клубились песчаные вихри (их здесь называли «песчаными дьяволами»). Отряд ехал шагом. Иногда, чтобы дать отдохнуть лошадям, воины спешивались и брели, утопая по щиколотку в песке. Вслед им ветер доносил дым горящего города. А впереди, казалось, пылает вся пустыня, подожженная раскаленным солнцем.

На первый труп они наткнулись вскоре после полудня. Изодранная, обожженная телаба развевалась на горячем ветру, а под ней — скорчившаяся, иссушенная фигура женщины: лицо обращено к небу, пустые глазницы, словно бездонные ямы. Калам слез с лошади и, опустившись на корточки, долго осматривал страшную находку. Потом он встал и подошел к Скворцу:

— Думаю, это Кебарла. Она была не столько колдуньей, сколько ученой женщиной, ловко умела разгадывать разные тайны… Командир, мне, признаться, не все понятно.

— А что тут непонятного? — Скворец подъехал ближе и, не слезая с лошади, осмотрел мертвое тело. Потом хмыкнул. — Ну и ну, она как будто лет сто назад умерла. Совсем в мумию превратилась. Тебя это удивило, Калам?

Тот в ответ лишь молча нахмурился.

За спиной Скворца кто-то прыснул со смеху.

— А ну, весельчак, давай-ка сюда! — не оборачиваясь, приказал командир.

К нему подъехал совсем еще молоденький щуплый парнишка. На голове у него был нахлобучен тяжелый семиградский шлем, богато украшенный, с обилием различных узоров.

Скворец смерил солдатика взглядом.

— Выкинь ты эту кастрюлю, пока у тебя мозги не сварились, — посоветовал он. — А что это болтается у тебя за спиной? Ломаная скрипка? Зачем она тебе?

— Осмелюсь доложить, шлем покрыт изнутри холодным песком.

— Чем покрыт?

— Здесь это так называется — «холодный песок». Похоже на опилки, но можно пригоршню в костер бросить, и он совсем не нагреется. Диковинная штука.

Скворец покосился на шлем:

— Постой… никак это шлем самого Святого Защитника?

Солдат важно кивнул:

— Когда Дассем ударил его мечом, шлем слетел с головы и упал мне прямо в руки.

— А следом тебе в руки прилетела эта ломаная скрипка?

Парнишка зашмыгал носом:

— Никак нет. Скрипка моя собственная. Я купил ее еще в Малазе и собирался выучиться играть.

— Видно, у тебя никак не получалось, и ты с досады въехал по бедной скрипке кулаком? — усмехнулся Скворец.

— Никак нет. Это не я ее проломил, а Колотун. Вон тот, что стоит рядом с Хваткой.

— Сами посудите, командир, кому понравится постоянное кошачье мяуканье прямо над ухом? — выкрикнул в свое оправдание солдат, которого назвали Колотуном.

— А как можно научиться играть на скрипке, если не упражняться? — резонно возразил ее владелец. — Ничего, после войны я обязательно починю инструмент.

Скворец вздохнул:

— Возвращайся в строй, Скрипач, и чтоб впредь вел себя тихо, ясно?

— Так точно. Но, осмелюсь доложить, у меня… э-э-э… у меня дурные предчувствия… насчет всего этого.

— Ну, здесь ты не одинок.

— Так-то оно так. Но, видите ли… Мне кажется…

— Позвольте мне сказать, командир! — подал голос Колотун, подъезжая ближе. — Этот парень не врет насчет предчувствий. Интуиция у него будь здоров — еще ни разу его не обманула. Вот, например, недавно он предупредил Нубера, нашего сержанта, чтобы тот не пил из кувшина. Нубер в ответ лишь посмеялся и не послушался. А потом помер.

— В кувшине была отравленная вода?

— Никак нет. Там плавала дохлая ящерица. Когда Нубер стал пить, она застряла у него в глотке. Подумать только: умереть, подавившись дохлой ящерицей!.. Вот откуда, спрашивается, парень знал это наперед? А славное прозвище вы ему придумали — Скрипач. Ха, Скрипач! — Он повернулся к товарищу. — Так теперь и буду тебя звать.

— Прекратить балаган! — рявкнул на них Скворец. — Калам, веди нас дальше.

Уроженец Семиградья кивнул и забрался в седло.

Одиннадцать пеших магов, бредущих по пустыне без воды и пищи… Погоня за ними обещала быть недолгой. Через несколько часов отряд Скворца наткнулся на второй труп, такой же высохший на горячем ветру, как и первый. Третий валялся прямо на дороге. Его нашли, когда день уже клонился к вечеру. Впереди, на расстоянии полулиги, поднимались известковые скалы. Закатное солнце окрасило их в ярко-красный цвет. По словам Калама, остальные чародеи могли укрыться там.

Дневной переход одинаково вымотал и людей, и лошадей. Запасы воды, что они взяли с собой, почти закончились. Командир приказал разбить лагерь.

После ужина, когда расставили часовых и начали устраиваться на ночлег, Скворец заметил, что Калам продолжает сидеть у костра. Он подошел и опустился рядом.

Темнокожий проводник подбросил в огонь сухую навозную лепешку. На треножнике висел помятый котелок, в котором закипала вода.

— Выпей этого отвара, командир. Завтра будешь меньше мучиться от жажды. Это редкие травы, и их становится все труднее найти. Только не удивляйся: моча у тебя сделается густая, как похлебка. И мочиться будешь реже. Правда, когда пьешь такой напиток, потеешь по-прежнему, однако…

— Я знаю, Калам, — перебил его Скворец. — Мы уже давненько болтаемся в этом вашем проклятом Семиградье и кое-чему научились.

Его собеседник оглянулся на солдат, укладывающихся спать.

— Прошу прощения, командир. Я все время забываю. Вы все такие… молодые.

— Как и ты сам, Калам Мехар.

— Ах, командир! Много ли я видел в жизни? Служил телохранителем у Святого фалах’да в Арэне.

— Телохранителем? Не скромничай. Ты был его личным убийцей.

— Но все равно мое путешествие только началось. А ты и твои солдаты… вы уже столько всего успели повидать. — Он тряхнул головой. — Это же заметно по вашим глазам.

Скворец настороженно глядел на проводника, молчание затягивалось.

Когда отвар был готов, Калам снял с треножника котелок и наполнил кружки темной жидкостью с неприятным запахом, напоминающим снадобья целителей.

— Завтра мы непременно настигнем беглецов, — пообещал он.

— Да уж пора бы. Сегодня мы ухлопали на погоню весь день. И ведь двигались вдвое быстрее пеших чародеев. А они ускользали, оставляя трупы. Наверное, применили свои магические штучки.

Проводник хмуро покачал головой:

— Нет, командир, иначе я бы их потерял. Если бы они нырнули внутрь магических Путей, следы бы сразу исчезли.

— Следы есть, а самих колдунов нет. Почему?

— Не знаю, командир.

Скворец допил горькое зелье, бросил латунную кружку на землю и молча пошел за своей подстилкой.

Вопреки предсказанию Калама на следующий день малазанцы не настигли беглецов. И еще через день — тоже. Следы вели их по равнинам, заставляли спускаться в расселины и подниматься на известковые горы. В пути маги регулярно умирали, и Калам называл имя очередного найденного малазанцами покойника: Рениша, чародейка Высшего Меанаса; Келуджер, жрец-септим Д’река, Червя Осени; Наркал, боевой маг, посвященный Фэнера, мечтавший стать смертным мечом этого бога; Улана, одиночница и жрица Солиэль.