Измена. Право на семью (СИ) - Арская Арина. Страница 11

— Мы же не будем говорить маме, что я к тебе под утро приходил и песенки пел, да? А то она меня сожрет с потрохами, — шепчет с ехидной улыбкой. — Это наш секрет, ага?

— Ты врешь, — цежу сквозь зубы. — Я бы услышала.

— А я выключил радионяню, что бы ты не подслушивала, — вышагивает перед столом.

— Прекрати играть комедию, — сжимаю вилку.

Валерий возвращает Соню в люльку, тискает ее за подбородок и поднимает на меня взгляд:

— Бесит, что она и моя дочь?

Глава 18. Ты моя жена

— Ты ее не любишь…

— Вот это обвинение, — Валерий в негодовании приподнимает брови. — И с чего такие умозаключения?

— А ты хочешь сказать, что это не так?

— А давай мы с тобой поскандалим не в присутствии Сони, м?

— А я разве скандалю? — тихо удивляюсь я. — Я даже голос не повысила. Я вообще шепотом говорю.

— Шепотом будем скандалить? — Валерий делает ко мне шаг.

Меня напрягают его голые руки, грудь и живот. И не передо мной ему красоваться всеми своими мышцами, потому что у меня нарастает желание воткнуть вилку в его пресс возле пупка.

В столовую возвращается Мария, на цыпочках пробегает мимо и подхватывает Соню на руки:

— Я все же ее заберу. Надо ее переодеть к прогулке.

— Я сама это сделаю…

— Сиди, — шипит Валерий, и Мария спешно ретируется, прижав к себе всхлипнувшую Соню.

Скрещиваю руки на груди и поднимаю взгляд:

— Тебе стоило остаться там, где ты задержался до глубокой ночи. Там бы и позавтракал. Там бы твоему торсу были бы рады.

— Сомневаюсь, что уставшие инженера и злые проект-менеджеры бы заценили мой торс, Вика. И в их обязанности не входит кормить меня завтраком.

— Очень интересно, а теперь ты можешь оставить меня в покое? — медленно выдыхаю через нос.

— Я подозреваю, что ты начнешь настраивать дочь против меня, — Валерий раздраженно оглядывает меня.

— Знаешь, ситуация может развернуться так, что ты будешь отцом-молодцом, а я матерью-мегерой, которая зря катит бочку на идеального папулю.

— Так ты не кати на него бочку.

— А я не качу, — встаю и хлопаю ладонью по столу, — дай мне позавтракать! Что ты ко мне прицепился?

— Прекрати меня обвинять, что я не люблю дочь.

— А ты ее любишь? — подхожу вплотную и поднимаю лицо, заглядывая в его глаза. — Песенку спел, потискал и уже отец года? Чего ты добиваешься? Слушай, давай вернем то время, когда мы с тобой друг друга вежливо игнорировали на завтраках и ужинах? И Соне было достаточно того, что ты ее мимоходом чмокал и уходил. Этого достаточно от тебя, Валер! Это не так работает, что у тебя с любовницей проблемы, и ты переключаешься на дочь, которую даже на руки не хотел брать!

— Она не твоя собственность, Вика, — чеканит каждое слово.

— Это я ее родила и чуть не сдохла от потери крови и разрывов, — цежу в его лицо. — Это не тебя зашивали, не ты терял сознание… Да, господи, тебя не было в роддоме в этот момент! Ты явился только на следующий день! И когда у меня были схватки, тебя тоже не было рядом! Меня в роддом отвез твой водитель и он уговаривал меня дышать! Чужой мужик меня успокаивал! Не ты! Не ты! — толкаю его в грудь. — Из меня лезла твоя дочь, которую ты якобы любишь, а тебя не было рядом! Ты не касался моего живота, когда она толкалась, потому что тебе было насрать на нее, ведь ее вынашиваю я! А теперь ты говоришь, что ты ее любишь?! Песенки поешь?!

Отступает, а я пру на него с криками и толкаю:

— Мы с ней были одни все девять месяцев моей беременности! И мне было так страшно тогда, когда ее положили мне на грудь, что я сейчас сдохну, а она останется одна с вами! Страшно! А у вас у всех разочарование! Не мальчик! А сейчас ее все любят, потому что она ведь такая милая, всем улыбается и всем радуется!

— Вика, успокойся…

— Не хочу успокаиваться! — рявкаю я и бью его кулаками по груди.

Перехватывает мои руки за запястья:

— Тихо!

— Что нечего сказать в свое оправдание? — цежу в его лицо.

— Нет, — сильнее сжимает мои запястья, — нечего.

А затем он меня целует. С каким-то отчаянием, злобой и голодом, но я его кусаю. Кусаю до крови и отталкиваю. Прижимает пальцы к окровавленной губе, а я пячусь.

— Не прикасайся ко мне.

— Ты моя жена, — глухо рычит и делает ко мне шаг.

Глава 19. Не провоцируй меня

— Ты моя жена…

Хватаю ложку, и Валерий насмешливо вскидывает бровь:

— Серьезно? И что ты с ней сделаешь?

Один шаг ко мне, и я бью его ложкой по лбу. Выходит такой звук, будто по влажному дереву ударила. Глаза Валерия округляются. Несколько секунд обескураженного молчания, и я срываюсь с места. Только вот не убежишь от разъяренного мужика.

Валерий нагоняет меня на пороге гостиной. Рывком разворачивает к себе и впечатывает в стену, а после прижимает ладонь ко рту, предугадывая мой крик.

Сердце в пятки падает и подскакивает к желудку от его дикого взгляда. И ведь сама виновата: спровоцировала его своими претензиями, обидами и глупой физической агрессией, но не могу я просто сидеть и выжидать.

Еще пару недель назад завтрак наш был бы другим. Сейчас же из меня потоком рвется гнев, который копился все эти месяцы.

— Я был на другом конце страны, когда ты рожала, Вика, — хрипло рычит, вглядываясь в глаза. — Тебе ставили срок на две недели позже. И как только позвонили, я так и сорвался, но, видишь ли, не придумали еще телепорта, чтобы из глухого поселка у карьера моментально перенестись в центр Москвы. И вряд ли ты хотела, чтобы я был рядом, если сама мне не удосужилась позвонить при схватках.

Я сглатываю и медленно выдыхаю через нос. Не звонила, потому что не видела в этом смысла. Не хотела унижаться, не хотела навязываться и не хотела быть обузой. В конце концов, родить же я и сама должна была в состоянии, но под всей этой злой и отчаянной самостоятельностью в критичный момент пряталась испуганная девочка.

— И насчет твоего живота, Вика, — Валерий продолжает глухо рычать, — ты, что, подпустила бы меня к себе? И с каким бы ты лицом встретила мою инициативу, м? И давай будем честными, чем больше срок, тем чаще ты запиралась в комнате. И что ты отвечала на мои вопросы, как твое самочувствие? А? Все хорошо, а подробности я узнаю от твоего врача. Я, может, тебе не любимый мужчина, но и не враг, дорогая.

Отличные у нас ссоры. Я ему по лбу ложкой, а он мне рот затыкает, чтобы я не могла оспорить его слова. И я себя очень корю, что решила сегодня подать голос, потому что все вылилось в физический контакт. Я чувствую на лице его горячие и прерывистые выдохи, от которых мне некомфортно и неловко, что аж самой дышать сложно.

Молчание затягивается, и Валерий не торопится убирать руку со рта и отпускать меня. Я нервничаю и подозреваю, что мой муж воспылал ко мне утренним и рьяным влечением, которое может толкнуть его на опрометчивый шаг, и что делать я не знаю.

Если окажу сопротивление или дернусь, то его может переклинить. По глазам вижу, что он едва сдерживается, и эта глубокая черная тень в его взгляде пугает и пугает, как женщину, которая столкнулась с мужским вожделением, что под собой имеет только одну цель. Цель получить не потомство, а удовольствие. Здесь и сейчас.

И меня это шокирует до глубины души, потому что прежде я в Валере этого черного огня не видела. И это пламя обжигает и страшит. Валерий — мужчина, от которого мне в случае его агрессии и желания не отбиться и не воззвать к его здравомыслию.

Медленно убирает руку, а я почти не дышу. Касается пальцами моего подбородка, и я вздрагиваю, будто к коже приложили раскаленную монету. Закрываю глаза, а Валерий пробегает пальцами по шее, вызывая волну слабости от макушки до пят. Я должна его оттолкнуть, но велик шанс, что я его спровоцирую на новую вспышку ярости, а в гневе люди глупые. Я ведь сама на эмоциях скатываюсь в безрассудство с ложками.

— Давай ты постараешься быть более сдержанной, — шепот Валерия дрожит гневом, и он отступает. — Не стоит меня провоцировать.