Вампиры в Москве - Клерон Кирилл. Страница 96

— А дорого ли стоит информация?

— Долларов триста… Это ведь не дорого?

Да, не особо. А главное — не отнимает много времени и сил, необходимых для выпытывания. Вот их-то как раз лучше сэкономить. Йон вытащил деньги, положил на стол, накрыл солонкой и приготовился внимательно слушать. Армен приготовился рассказывать. Выпил кофе, закурил и размеренно начал:

Сижу я как-то за полночь в своей редакции и верстаю очередной номер газеты…

Интересующие Йона события описывались подробно и обстоятельно, все-таки почти литератор излагает: были упомянуты и визит Раду в редакцию, и статья, которую брат собственноручно дописал, и действительно случайный звонок в дверь его квартиры… Судя по всему, Армен не лгал. О судьбе дочери Йона или о факте ее похищения он ничего не знал, но, по всей видимости, Лизу прятали в редакции под надзором амбалов. Незаметно проникнуть туда невозможно, все помещение — две смежные комнатки в цокольном этаже старого дома, два забитых окна.

Вечером опять звонил Раду:

— Привет тебе!

— …

— Не хочешь, не здоровайся. Я уже не обижаюсь на твою невоспитанность. А вот твой новый друг Армен, если и захочет поздороваться, то не сможет. Хотя уже и не захочет. Хороший был человек и его смерть на твоей совести.

— …

— Ты действуешь не в том направлении и пугаешь меня своей непредсказуемостью. То информацию обо мне выпытываешь, то каких-то головорезы нанимаешь, которые с утра крутятся вокруг редакции, вынюхивают.

— О ком это ты? Уже со страху мерещится?!

— Ну, может и мерещится… Знаешь, пока за тобой гонялся, что-то нервы изрядно пошаливать стали. Может, дружки пропавших пацанов-рэкитиров никак не угомоняться. В любом случае, времени на завершение операции осталось очень мало, катастрофически мало. Если, конечно, ты не собираешься мне подарить своего вампиреныша.

— Она не вампиреныш!

— Еще нет, не беспокойся. Но скоро будет. Знаешь, она такая хорошенькая, такая сладенькая, а я, чего совсем от себя не ожидал, оказывается, так люблю детей. В общем, не мог ее не поцеловать в нежную шейку.

До Йона не сразу дошел смысл сказанного:

— Ты хочешь сказать…

— А ты догадливый.

— Но ты не мог этого сделать!

— Уже сделал, уже. Не хотел, но вынужденная мера. И если через день Локкусом не поделишься, познакомлю Лизу с солнцем. Поверь, скрипя сердцем. И не надо к нашей истории приплетать посторонние сипы — даже если девочку отобьет милиция или еще кто, вряд ли они додумаются охранять небесное создание от солнечных лучей. И уж конечно не отдадут тебе — ты ведь не настоящий папочка!

— …

— Думаю, ты все понял. Итак, ближе к делу: завтра вечером мы должны совместно подготовить Лизу к рассвету следующего дня. Надеюсь, не последнего для нее. Я лично капну в молочко несколько капель того самого средства, которое принесешь ты. Ты ведь его принесешь?

— …

— И это не будет подсолнечное масло или канифоль?

— …

— Ну вот и договорились. Я знаю, ты согласен. Ну скажи это.

Слова с трудом протискивались сквозь сухое горло Йона и неестественно скрипели в трубке:

— Я сдаюсь. Но какие будут гарантии?

— Что ж, разумно. Давай обсудим.

РАЗВЯЗКА

Каждые десять-пятнадцать минут Валерика нетерпеливо смотрела на Йона, ожидая от него хоть какой-то реакции, но напрасно. Наконец, она не выдержала:

— Ну, и какой у тебя план?

— Никакого. Я согласен на условия брата.

— Неужели ничего нельзя придумать?

— Ничего. Ничего хорошего. Придется смириться.

— Смириться?

— Да, именно. Завтра ночью мы принесем в редакцию Локкус и дадим несколько капель Лизе. Утром ее положат на солнечный свет для проверки. Если все пройдет нормально, нам вернут ребенка.

— И что, мы отдадим весь Локкус?

Йон вместо устного ответа написал на бумаге:

Нет. Небольшую часть. После чего громко сказал:

— Не хочу рисковать дочкой, а годом больше или меньше… Отдадим все.

(— ага, так я тебе и поверил) — откомментировал эти слова Раду, слушающий разговор из редакции:

— Нику, проверь добычу!

Нику приоткрыл дверь в соседнюю комнату, где в свете небольшой настольной лампы на столе лежала маленькая девочка Лиза и спала, мирно посасывая соску. А может и не спала вовсе, а притворялась. Эти маленькие детки, они такие хитрющие:

(— oro-ro! прямо-таки плохой детективчик вокруг меня разыгрывается. этот мерзкий дядька сначала больно прокусил шею, аж до крови пошла, потом держали в кромешной тьме… хорошо еще, что иногда кормят да пеленают. а, знакомые голоса слышатся, ну, наконец-то, пришли папочка с мамочкой меня выкупать, значит, согласны выкуп этим негодяям заплатить, значит — любят)

Йону не терпелось подойти к дочке, взять ее на руки, но Раду остановил родительский порыв, перекрыв рукой дверной проход на уровне головы.

— Еще успеешь. Локкус с тобой?

— Да.

— Весь?

— Да.

— Как говориться, врешь и не краснеешь. Ну да в отличии от тебя я не особо жадный. К тому же уверен, что опытные люди сумеют провести химанализ состава и определить формулу.

— Блажен, кто верует.

— Ладно, давай еще раз о деле:

Окно в комнатку, где сейчас спит Лиза, забито фанерой. Предпоследнее дело рукодельника Армена. А за фанерой его последнее творение — железная решетка. Специально заказали, чтобы отбить у тебя авантюрные мысли. За решеткой — вырубленные кусты. Очень старался Армен, даже руку поранил. Тут я и не вытерпел… Перед рассветом дам Лизе несколько капель, выломаю фанеру и… будем в приятной компании ожидать вечера.

— Все станет понятным почти сразу. Зачем здесь сидеть до вечера?

— Вам может и незачем, а нам спокойней будет.

— Не понял…

— Мой сверхчувствительный магнитофон умеет улавливать даже шепот, но не мысли. Вот выйдешь отсюда и кто знает, что надумаешь. Может, дом подожжешь или настучишь на нас — так и так, мол, сидят в редакции злые преступники. Нет уж, разлюбезный братец.

— И что мы будем делать?

— Рассказывать друг другу о нашей прошлой жизни. Поди ведь, столько веков не виделись, столько событий. До вечера проболтаем, а потом наши пути разойдутся, как в море корабли. Словно в патриотической песне: Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону.

— Очень надеюсь! Но ждать будем молча — никакого желания общаться у меня нет.

— Ну и зря…

Незадолго до рассвета Лиза заплакала. Джике, успевший освоить нехитрые премудрости общения с ребенком, поспешил проверить, не намокли ли пеленки и вынес вердикт.

— Голодна…

— Очень вовремя. Сейчас дадим в молочко папашиного средства и проверим. Пей же, пей.

Жадно прильнув к соске и потягивая теплое молочко, Лиза и не догадывалась, что вместе с ним впитывает и чудодейственный Локкус. В любом случае, столь любимый раньше напиток ей уже не особо нравился — сказывался поцелуй любви в исполнении Раду:

(— какое-то оно невкусное стало, это молоко… то ли дело, если как принято у племен массаев в Восточной Африке — пить его вместе с кровью, или просто чистую кровь…)

Лизе стало страшно от таких нехороших мыслей, они ведь не должны приходить в голову столь маленькой девочке, и она заплакала снова. На этот раз причину слез никто не угадал.

Тем временем, накормив малышку, Джике немного подождал, а затем выбил фанеру, закрывавшую окно. За ней, как и обещал Раду, показалась крепкая решетка. Очень скоро первые лучи солнца пройдут ее насквозь и упадут прямо на стол с колыбелькой.

— Ну Йон, а теперь молись, чтобы средство нормально сработало и чтобы никто из случайных прохожих не заглянул к нам на огонек. Они такие же любопытные и беспардонные, как итальяшки!

Йон молился едва ли, но никаких непредвиденных осложнений не произошло. Солнце не причинило вреда малышке, как раз наоборот, она блаженно улыбнулась его лучам и сладко заснула. Где-то до полудня Раду периодически заглядывал в комнату на несколько секунд, надев солнцезащитные очки и обмотав голову темной тканью, но оттуда раздавалось лишь мирное посапывание. А иначе и быть не могло, какой смысл Йону разыгрывать комедию?! Поэтому, Раду благодушно расслабился и даже позволил Валерике подойти к колыбельке и поиграть с Лизой.