Яблоневый дворик - Даути Луиза. Страница 12

Начались выступления. Первым вышел низенький молодой человек, который всю дорогу до кафедры не переставая кашлял. Он нервно отпил воды из бутылки и долго пытался совладать с сенсорной мышью ноутбука. Наконец на экране за его спиной появилось название презентации «Совместное использование рестрикционных ферментов для изоляции космид и плазмид: новый подход?»

После третьего доклада сделали перерыв. Большинство студентов остались на своих местах. Две девушки вышли и вернулись с банками диетической колы. Я извинилась и направилась в дамскую комнату, дабы избежать необходимости вести с Сандрой и Джорджем светскую беседу. Еще успею до конца недели с ними наговориться. В унылом выстуженном туалете я помыла руки и перед забрызганным зеркалом провела под обоими глазами кончиком пальца, убирая следы растекшейся под дождем подводки. Заново накрасила губы. Ерунда какая-то. Даже смеясь над собой, я не смогла удержаться от этого лишенного смысла поступка. Мы, люди, откровенно глупы, сказала я себе. Даже я. Особенно я.

Я вернулась в зал и направилась к нашему столу. Джордж улыбнулся и похлопал по сиденью стула, приглашая меня садиться.

— Ну что, день прошел, и слава богу? — сказала Сандра.

— Еще не прошел, — пробормотал Джордж.

Мы закруглились примерно к часу. Джордж и Сандра пригласили меня на обед в пятницу, поэтому сегодня я могла сбежать, никого не обидев. Так сложилось, что неделя выдалась у меня предельно насыщенной. Предстояло сдать налоговые документы. Я занималась бухгалтерией всего год, и заполнение бессмысленных форм доводило меня до того, что я едва не вцеплялась зубами в подлокотник офисного кресла. К тому же по дороге домой я планировала забрать вещи из химчистки.

В холле я простилась с Сандрой и Джорджем и, спускаясь по ступенькам, увидела юношу с песочными волосами. Он стоял с правой стороны лестницы, прислонившись к перилам и скрестив руки, на одной из которых висел мотоциклетный шлем. Я поймала на себе взгляд его серых глаз и замедлила шаги. Не пытаясь притвориться, будто оказался здесь случайно, он улыбнулся мне — как знакомой — и легко, в одно движение оттолкнулся от перил. Несмотря на декабрь, надо лбом у него красовались темные очки — возможно, он нацепил их под тем предлогом, что на улице светило солнце, пусть по-зимнему неяркое. Я еще подумала: интересно, он не забудет их снять, перед тем как надеть шлем. Кивнув ему в ответ, я вышла на улицу. Несколькими быстрыми шагами он догнал меня.

— Так как вам наши презентации?

Я бросила на него строгий, как мне показалось, взгляд, хотя не смогла скрыть иронии.

— Вы же не ждете, что я вам отвечу?

— А по-моему, все неплохо справились, — сказал юноша. — Правда, Сандип так и не объяснил, почему высокопропускные методы анализа данных изменили подход к секвенированию. Дело же не только в скорости, верно?

Я дипломатично промолчала.

— Само собой, мы вас прогуглили, — будничным тоном заметил он. — Когда Сандра с Джорджем сказали, что работы будете принимать не кто-нибудь, а вы… Честно, мы думали, к нам сама королева явится. Так что мы вам тоже устроили небольшой экзамен. Должен признаться: ваше резюме впечатляет.

— Спасибо, — ответила я.

Если собеседник и уловил в моем голосе сарказм, то виду не подал.

— Вообще-то я мечтаю о такой работе, как у вас, — продолжил он. — И хотел узнать, нельзя ли мне хоть иногда воспользоваться… э-э… вашими мозгами… В смысле, получить помощь вашего института? — Мы проходили мимо группы его приятелей, и он поднял руку в приветствии. Две девушки захихикали. Компания осталась позади, он тихо проговорил, почти прошептал: — Я был бы вам чрезвычайно признателен…

Мы дошли до шоссе. Сразу стал слышен гул машин и автобусов. Я повернулась и твердо сказала: «Мне сюда», жестом показав направление. Это означало недвусмысленный отказ.

В научном мире, как почти во всех остальных сферах деятельности, многое держится на протекции: даст вам профессор в нужный момент блестящую рекомендацию для известного фонда или не даст; выделит завлаб экспериментальное оборудование, в котором вы остро нуждаетесь, или нет. Но при всей сомнительной моральной стороне протекции у нас в науке по-прежнему действует негласное правило, согласно которому ее еще нужно заслужить.

Парень выдержал мой взгляд.

— Очень, очень признателен, — повторил он. — И обещаю больше не спрашивать, как вы оцениваете наши работы, включая мою. Вы убедитесь, что я… — Он оборвал себя на полуслове, но по его тону нетрудно было догадаться, что он имеет в виду.

Он замолчал, глядя на меня ясными серыми голодными глазами, и наконец добавил:

— Я умею молчать.

Ох уж эта мне самонадеянность молодости! Ладно, даже если на миг предположить, что я готова к роману — нет, не к роману, а к быстрому перепиху — с мальчишкой вдвое моложе, что дает ему основания рассчитывать, что я выберу его? При желании я легко могла бы заполучить того, второго — мускулистого с темными волосами; по фактуре он гораздо ближе, чем его наглый приятель, к образу молодого любовника, о котором способна грезить дама в возрасте. Я собиралась высказать все это стоящему передо мной русоволосому мальчишке, считающему себя взрослым, но что-то меня остановило — какое-то простодушие в его напряженном, неприкрыто вожделеющем взгляде, скорее трогательном, чем оскорбительном. Не лестном, нет. Я все-таки в достаточной степени реалистка, чтобы столь дешевым способом тешить свое самолюбие.

— У меня есть визитка, — вдруг сказал он, как будто только что вспомнил.

В следующее мгновение он уже протягивал мне белый картонный прямоугольник: Джейми-как-его-там, адрес электронной почты и номер мобильного телефона; на случай, если я до сих пор не поняла, что к чему, он снова уставился на меня голодным взглядом. Я взяла карточку. Все, что нам, людям, нужно — это привлечь внимание. Павлины распускают хвосты. Орангутаны издают крики. Но гомо сапиенс достиг такой ступени развития, что мы подаем сигнал к размножению одним долгим призывным взглядом. Я в ответ коротко посмотрела ему в глаза, мельком покосилась на карточку, сунула ее в карман и повернулась уходить. Он улыбнулся мне краешком губ. Откровенная ухмылка в сочетании с выражением глаз выглядела бы наглостью, поэтому он ограничился полуулыбкой. Уходя, я, не удержавшись, оглянулась. Он бесстыдно пялился мне вслед все с той же тенью улыбки на губах, и я, слабое существо, так же улыбнулась в ответ.

Я знаю, что ты подумал. И это все? И это она называет «почти изменой»? По твоим меркам, сущие пустяки, не так ли? Можно совершить полноценный половой акт в здании парламента, и это ровно ничего не будет значить, хотя в твоих глазах это и есть измена. Один долгий взгляд мальчишки на улице — и это все? Вообще-то не совсем все. Я не стала звонить Джейми-как-его-там, но я хочу, чтобы ты знал: я очень серьезно об этом думала, воображала в лицах и даже прокручивала в уме. Для него я в тот вечер принимала душ, для него одевалась на следующее утро. Я не уверена, что хуже говорит обо мне — те причины, по которым я собиралась позвонить, или те, по которым так и не позвонила. Аргументы «за»: приятная и адекватная месть мужу (подробнее об этом в другой раз). Простой, ничем не осложненный перепих — или краткая серия перепихов, потому что Джейми, я уверена, быстро потерял бы ко мне интерес. В конце концов, я не привлекала его как личность, просто в его коллекции еще не было старушек. И я могла бы узнать то, что давно меня занимало. В молодости важной частью возбуждения для меня являлось созерцание собственного тела. Я любила долгие ванны, лежание на солнце, мне нравилось заботиться о своей коже. Не красавица, я все-таки страдала некоторой степенью нарциссизма, которому современных женщин обучают дамские журналы и телевизор. С тех пор как я родила детей и прибавила в весе, я занималась сексом только с мужем и могла смотреть на свое тело только его глазами, помнившими, каким оно было. Секс с юношей отнял бы у меня эту иллюзию. Хотя не факт, что я позволила бы ему на себя смотреть. Наверное, я предпочла бы заниматься этим в темноте или полностью одетой. А может, и то и другое.