Яблоневый дворик - Даути Луиза. Страница 36
Кевин снова поджал губы.
— В суде? — Он посмотрел на тебя, потом снова на меня, как будто прикидывая, насколько откровенным должен быть его ответ. — Проблема в том, что эти дела очень трудно доказать…
Эти дела, с горечью подумала я. Я — одно из них.
— В вашем случае — невероятно трудно. Вы были в состоянии опьянения. Вы провели с ним вечер. Большинство людей назвали бы это изнасилованием на свидании.
Услышав эти слова, я заметно вздрогнула. Кевин сделал паузу, затем продолжил:
— Сыграли бы роль травмы, но они не зафиксированы, а значит, бесполезны. И если в вашем прошлом что-то было — бесчестные поступки, супружеская измена, — то ваши шансы равны нулю.
Я с благодарностью подумала, что это, наверное, ты попросил Кевина быть со мной предельно откровенным.
Повисла еще одна долгая пауза. Потом я сказала:
— Спасибо за прямоту. — Мне хотелось немного разрядить атмосферу. — К вам часто обращаются с такими просьбами? Я имею в виду, за неофициальной консультацией?
Кевин состроил гримасу:
— Чаще, чем вы думаете.
Собираясь уходить, он поднял с пола свой портфель и положил его на колени. Взглянул на тебя и, поколебавшись долю секунды, спокойно спросил:
— Мне запротоколировать этот разговор?
Ты чуть заметно мотнул головой.
Я была благодарна Кевину, и мне не хотелось, чтобы он так скоро уходил. Кроме того, мне вдруг остро захотелось показать ему, что я не просто жертва, а человек, способный рассуждать. Я присмотрелась к нему. Возраст за тридцать. Наверное, живет с подругой. Медсестрой или учительницей. Возможно, старая школьная любовь. Детей пока нет. В пятницу вечером они заказывают еду на дом и смотрят фильмы на DVD. По субботам устраивают барбекю. По воскресеньям ходят в мебельный, присматривают новые книжные полки и обсуждают, не махнуть ли летом на Кипр. Им кажется, что они очень любят друг друга.
— Как вы этим занимаетесь? — спросила я. Это был искренний вопрос. — Я хочу сказать, такой работой?
Мне казалось, что существуют гораздо более привлекательные области полицейской деятельности: расследование убийств, борьба с наркотиками, тайная агентура, — а он вместо этого тратит свое время на таких, как я.
Кевин искренне удивился. Похоже, этот вопрос раньше не приходил ему в голову.
— Я пошел в полицию, чтобы ловить преступников, — просто ответил он.
— И вас это не угнетает?
Он отнесся к вопросу вполне серьезно.
— Нет — когда занимаюсь расследованием, собираю улики, провожу допросы. В суде иногда напрягает. Проделаешь огромную работу, думаешь, что все в порядке, а в суде… В общем, сами понимаете.
— Знаете, — сказала я, — мне трудно поверить, что кто-то станет меня преследовать. Ведь все очень просто. Я знаю, что случилось, знаю, что говорю правду. Я пережила кошмар, и кто-то еще будет меня в чем-то обвинять? Я просто представить себе не могу, что кто-то будет стараться выставить меня в дурном свете. Мне и так досталось…
Наверняка Кевину мои слова показались верхом наивности.
— В прошлом году, — сказал он, — я вел дело одной девочки. Четырнадцать лет, муниципальный микрорайон. Хорошая девочка, но кое-какие неприятности в школе. Групповое изнасилование в парке. Их было пятеро — парни из того же микрорайона. Летним вечером она пила с ними пиво. Они ее напоили. Конечно, она тоже не святая — мелкие магазинные кражи и так далее. Их было пятеро, и каждый по очереди навестил ее в кустах. В нескольких метрах от них в это время ходили по дорожке люди, но она была слишком напугана, чтобы позвать на помощь. Боялась, что ее сочтут шлюхой. Итак, насильников было пятеро, а значит, в суде выступили пять адвокатов защиты. Ей к началу процесса исполнилось пятнадцать лет. Она пять дней подряд выходила на свидетельское место, а эти пять защитников один за другим обвиняли ее во лжи. И так пять дней подряд. — Он замолчал и окинул меня быстрым взглядом: дорогая замшевая куртка, шарф. — Вот что мы делаем с детьми.
Я беспомощно посмотрела на тебя. Ты мягко сказал:
— Спасибо, Кев. Спасибо, что нашел время.
Кевин встал и протянул руку. Мне это показалось нелепым, но я вслед за тобой пожала ее.
— Удачи вам, — сказал Кевин и кивнул сначала мне, потом тебе. Повернулся и вышел. Я смотрела, как он идет по улице — невысокий мужчина в аккуратном темно-синем костюме, с виду — обычный агент по продаже недвижимости или сотрудник интернет-компании.
Ты смотрел на меня испытующе, словно пытался угадать, заплачу я или нет. Я не заплакала. Я положила руку на стол. Ты понял намек, накрыл мою руку своей и легонько пожал. Какое-то время мы сидели молча, потом ты сказал:
— Ты не говорила, что твоя мать покончила с собой.
Я пожала плечами.
— Она болела с моего рождения. Ей становилось то лучше, то хуже. Меня воспитывали отец и тетя, которая жила по соседству. Мама часто лежала в больнице. Я всегда думала о ней как о больной.
— Тяжело тебе пришлось, — сказал ты.
— Это было давно.
Это было давно. Я вспомнила свою тетю, добродушную и энергичную. Она каждый день встречала нас с братом из школы, жарила нам картошку и запекала бобы, сидела с нами, пока отец не вернется с работы. Она заменила мне мать. Хорошо, что она успела увидеть моих детей. Единственным способом обратить на себя внимание отца была пятерка за сочинение. Он проявлял свою привязанность, когда я уже спала, — поздно вечером тихонько входил в мою комнату и в темноте гладил меня по голове, а я изо всех сил старалась не уснуть и дождаться его прихода. Он женился во второй раз, когда мне исполнилось семнадцать, и, как только я поступила в университет, переехал в Шотландию; брат, он на пять лет старше меня, уже работал на овцеводческой ферме в Новой Зеландии. Я всегда знала, что он покинет Англию при первой же возможности. В Кроули ему не хватало простора, а аэропорт Гатвик находился в соблазнительной близости. Я не считаю, что у меня было какое-то особенно тяжелое детство и что оно определило мой характер. Я росла в любви и заботе. Потом вышла замуж за хорошего человека, воспитала двоих детей. Я сумела выстроить свою жизнь так, как хотела. Я — не жертва.
Твоя рука лежала поверх моей, и я наслаждалась ощущением ее тяжести. Я перевернула ладонь вверх, и наши пальцы переплелись. Как мало мы знаем друг о друге, думала я, фактически ничего: только то, что происходит здесь и сейчас. Жизнь, которую каждый из нас вел до того, как мы встретились, — рождение детей, работа, беды, разочарования, радости, родственники, друзья, знакомые, — выпадала из поля нашего зрения. Я даже не знаю, живы твои родители или умерли. Мы с тобой — полная противоположность моему браку с Гаем. С ним нас объединяют тонны научного знания, но у нас нет близости, а наши с тобой глубокие отношения существуют в безвоздушном пространстве.
Я поглаживала твой большой палец своим; это успокаивало. У тебя, как всегда, были ухоженные, аккуратно подпиленные ногти — еще одно маленькое проявление тщеславия. Как просты и понятны наши желания, думала я, и насколько превратно могут судить о них другие! Наконец я тихонько шепнула:
— Яблоневый дворик.
Придвинувшись чуть ближе, ты крепче сжал мою руку.
— Там не было камер видеонаблюдения, я проверил. Если ты не проговоришься полиции, они не расскажут об этом его защите. Не говори им о Яблоневом дворике. Не говори о нас. Никто не узнает. Нет никаких записей. Нет никаких следов. От телефонов я могу избавиться. Никто не докажет, что мы больше чем просто знакомые.
— Мне придется лгать в суде, — сказала я. — Они будут подробно изучать мой день. Мне придется рассказать, где и когда я была. Но если я скажу правду о том, чем мы занимались, никто никогда не поверит, что я говорю правду об изнасиловании. А даже если поверят, будут считать, что я шлюха и получила по заслугам.
Напротив нашего столика висело большое зеркало в деревянной раме — вероятно, его повесили, чтобы помещение казалось больше. В зеркале отражался кусок прилавка с рядами тортов и пирожных. На переднем плане сидели мы — средних лет мужчина и женщина, которые не смотрели друг на друга, но держались за руки. Зеркало идеально обрамляло нас: позади — аппетитные сладости, сверху — приглушенное освещение, прекрасно сочетающееся с нежной музыкой и негромкими голосами других посетителей. Несмотря на то что мы сидели, прижавшись друг к другу, наши позы выражали уныние. Мы выглядели парой, которая только что приняла решение развестись. Если бы попасть в Зазеркалье, подумала я, и посмотреть на перевернутый мир, он вряд ли показался бы мне более странным, чем тот реальный, в котором мы находились.