Твой шёпот в тумане - Лунёва Мария. Страница 3
Пробегая по размытой дороге мимо пустых полуразобранных строений, я держалась подальше от открытых ворот и проёмов дверей, зная, что и там можно встретить нежданного гостя. Мертвяки настолько свободно себя здесь чувствовали, что нередко забирались в такие дома.
Добравшись до первой жилой улицы, наконец, перешла на шаг и выровняла дыхание. Нужно быстрее домой. Дождь усиливался, а простыть я никак не хотела. Спеша по дороге, заметила скопление народа и среди него – знакомую черноволосую головку.
Лестра!
Завернув к соседскому дому, я направилась узнать, в чём там дело, и почему сестра торчит здесь под дождем. Но по мере приближения все вопросы отпали сами собой. Я видела заплаканные лица соседей и понимала, что в отличие от меня, кто-то сегодня живым домой не пришёл. У самого крыльца ветхого домишки, в котором проживали отец с двумя дочерьми, увидела страшную, но уже привычную картину. Пожилой мужчина, сгорбившись, сидел на ступеньках, а перед ним, прямо на земле, лежала его старшая дочь Ганья. И спрашивать ни о чём не нужно было, и так понятно, что её разодрали. Второй девушки, Наньи, видно не было.
– Пропала, – тихо шепнула подошедшая сзади Лестра, – всё утро их искали. Ганью нашли у самых первых деревьев: чуть-чуть домой не добежала, а сестры её и следов нет.
– Жаль, – выдохнула я.
– Чего жалеть?! Убираться отсюда надо, пока до нас не добрались, – завелась сестра.
– Не начинай, Лестра, здесь не место и не время, – я пыталась оборвать начинающуюся ссору.
– А когда время? Как меня найдут под деревом каким, или, что ещё хуже, вовсе не сыщут? Буду мертвяком по туману шастать, – сестра всё-таки завела свою любимую «песню». Я отчасти понимала её: она увидела мёртвой подругу. Они ещё малышками с Ганьей и Наньей по деревне бегали, яблоки у соседей таскали из садов. А теперь одна из них пропала, а вторая вот располосованная лежит. Но всё же, это не причина идти на поводу у чувств и не слушать доводов разума.
– Хватит, Лестра, – тихо прошептала я. – Ты даже в лес не ходишь.
– Я может, и не хожу, зато туман к нам очень даже приходит, – зашипела она в ответ, поглядывая на тело подруги. – И в последнее время всё чаще. Нужно идти на юг и всё тут!
– Эмбер больна, – шикнула я.
Лицо сестры исказил не свойственный ей гнев, и я поняла, что в этот раз простой ссорой не обойдётся.
– Эмбер, по-хорошему, могла бы давно сделать одолжение и отправиться в мир иной и прекратить висеть грузом на наших шеях. Здесь её ждет только смерть, а там у неё есть шанс выжить.
Услышав такое, я впилась взглядом в её лицо. Всяко бывало, но чтобы Лестра младшей сестре смерти желала! Это уже переходит все границы. Тем более, что она не меньше меня за младшенькой нашей ухаживала. Видимо, смерть Ганьи остатки разума ей вышибла.
– Думай, что говоришь, – прошипела теперь уже я.
– А я думаю! И понимаю, что единственная причина, по которой я должна оставаться посреди медленно умирающей деревни – это обречённая сестрица, которая только и делает, что спит и ест. Какой смысл цепляться за её жизнь, если она всё равно обречена? И ты обречена, и я тоже. Но почему я должна похоронить себя здесь рядом с ней, если есть шанс для всех нас?
В растерянности я оглянулась. На нас с сестрой ожидаемо никто не смотрел. Все уже привыкли к сложному характеру Лестры и не реагировали на неё.
– Эмбер – наша сестра, часть нашей семьи. Она слаба и не дойдёт до южных деревень. Ты хочешь, чтобы она испустила дух на наших руках в дороге? – немного зло процедила я шёпотом.
– Нет больше никакой семьи. Мама умерла, отец тоже. Есть только упрямая, как ослица, ты и чахлая Эм. А я не собираюсь здесь более оставаться. Я ухожу, Томмали, с вами или без вас!
– Никуда ты не пойдёшь, – моё терпение лопнуло. – Там опасно, там озверевшие от войны люди, кучи бездомных, там…
Сестра отвернулась от меня.
– Там хоть живые, а тут деревня призраков. Дай нам всем шанс! Какая разница, умрет Эм здесь или попытается дойти до южных деревень? А вдруг она сможет?! – прошептала она и бодро направилась к нашему дому.
Вздохнув, я поплелась вслед за ней, таща на себе дрова и корзину с зайцем.
Ну как с ней быть?! Она уже взрослая, всего на три года меня младше. Моё слово уже ничего для неё не значит. Как ей объяснить, что там, на юге, иной враг, который может быть пострашнее порождений тумана. Как рассказать Лестре, не покидавшей пределы этой деревни, что в иных местах голод – не самое страшное. Что невинную девушку могут и снасильничать, и в рабство продать, особенно, если поймут, что за её спиной ни рода, ни семьи, ни отца.
Я сама-то о тех ужасах только лишь со слов отца знаю: выпивал он порою ягодной настойки, когда раны, полученные в битвах, воспалялись, да пьяный рассказывал маме, что видел, и что творилось, когда они в деревни входили. И про то, как девушек молоденьких портили, как местных вырезали в хмельном угаре.
Наслушавшись рассказов, я поняла одно – хорошо там, где нас нет. А мёртвые в тумане – не самое страшное, что бывает на свете.
А теперь как объяснить всё Лестре? Как?
Отпустить?! Пропадёт ведь. Она даже здесь, в родном гнезде, проблем не видела. А там? Что будет, когда она столкнётся с трудностями? Сердце разрывалось от боли. Но есть ещё и Эмбер. Ей только девятнадцать лет исполнилось. Да, не ребенок, в её возрасте мама мною беременна была. Но из-за болезни она такая худенькая, что внешностью за подростка сойдёт.
Как же сохранить семью? Как сохранить то, чего уже и нет?
Дождь сменил интенсивность и неспешно окроплял дорогу, дома и заборы. Омывал молоденькую листву на деревьях и молодую поросль травы.
Войдя в наш двор, я скинула вязанку возле ветхой двери. Еще в том году по осени она перекосилась и теперь неплотно прилегала к косяку. Дом разваливался на глазах, а я не имела понятия, как его чинить. Как заделать дыры в крыше? Как и чем замазать появившиеся щели в стенах? Того, что я делала, было недостаточно: дом нуждался в капитальном ремонте. Ещё одной зимы в нем мы могли и не пережить.
Позади меня раздался скрип.
Испугавшись, я резко обернулась, готовая сорваться на бег в любой момент. Калитка ещё раз качнулась, издала скрип и упала. Вот и всё! Я тяжело выдохнула. Теперь и двор нараспашку.
Поджав губы, вошла в дом.
По единственной жилой комнате вихрем носилась Лестра и сгребала вещи в разложенную на полу штопаную простыню.
– Что ты делаешь? – пройдя в комнату, я выхватила из кучи вязаный отцовский свитер и тёплые гамаши, которые носила Эмбер.
– Собираюсь в дорогу! – с вызовом выкрикнула сестра и продолжила обчищать небольшой комод.
– А зачем тебе и наши вещи? – откровенно злясь, поинтересовалась я.
– А вы, считай, покойники. Вас и так прикопают в одеялах. А я еще пожить хочу, – с довольной улыбкой ответила она.
– Лестра, хватит! – не удержавшись, прикрикнула я.
– Не кричи на меня, – она развернулась и на эмоциях бросила скомканное в руках моё платье в общую кучу на полу. – Ты мне не мать! То, что ты на пару лет старше, ещё ни о чем не говорит. Мне уже двадцать два года. Мне замуж пора. А я торчу здесь с вами, трачу молодость впустую. Ты-то понятно, уже старая дева. Тебе уже ничто не светит, а у меня ещё есть шанс хорошо пристроиться, – хохотнув, сестра принялась завязывать узелок. Это взбесило меня окончательно.
Выхватив у нее из рук простыню, развязала узел и вытряхнула наш общий гардероб.
– Хочешь бросить нас?! – выдохнула я в полном бессилии от понимания, что не послушает она меня в этот раз. – Ну, так и убирайся. Мы с Эмбер и без тебя проживём: на целую тунеядку меньше будет, – зло прорычала я. – А вещи тебе ни к чему. Там, на юге княжества, девиц насилуют, там каннибализм. Это у нас лес да зверьё с Северной стороны приходит, травы хоть какие-то, а там голая степь и всё сожрано. Тебе вещи не пригодятся – тебя и без них оприходуют. А мы тут ещё поживём, правда, Эмбер? – только сейчас я глянула на кровать. Там, сжавшись в комочек, лежала наша младшая сестрёнка. Она молчала, отвернувшись к стене.