Разбойничья злая луна - Лукин Евгений. Страница 78
Дядя Коля рассказывал: немцы в войну вместе с бомбами сбрасывали пустые бочки из-под бензина, насверлив в них дыр. И бочки выли, падая. Выли так, что люди сходили с ума…
Я поднял голову и увидел прямо перед собой облачко золотистой пыли, встающее над чёрным краем щебкарьера. Это светился ночной город. Мой город.
И вдруг лицо мне обдало жаром, как от неостывшего стального листа!
МЕНЯ, МИНЬКУ БУДАРИНА, ВЫЛИВАЮТ ИЗ НОРКИ, КАК СУСЛИКА! МЕНЯ ГОНЯТ ПО ЩЕБКАРЬЕРУ! Я СЮДА ПАЦАНОМ ИГРАТЬ БЕГАЛ, А ВЫ МЕНЯ – ПО МОЕМУ ЩЕБКАРЬЕРУ? ПО МОЕЙ ЗЕМЛЕ?..
– Сволочи! – прохрипел я, поднимаясь в полный рост. – Ну, где вы там? Ну! Ангелы поганые!..
В щебкарьере было тихо. Жужжание, словно испугавшись, умолкло совсем. Я чувствовал, что ещё минута – и я начну палить куда попало, пока не набью грунтом доверху паскудную камеру их паскудного коллектора!..
И тут пришла мысль. Страшная. Сумасшедшая. Я остолбенело уставился на светлую даже в этой темноте линзу моей машинки и медленно, на ощупь, перевёл рычажок на самый широкий захват.
Повернул оружие стволом к себе и отнёс руку как можно дальше. Нет, не получается…
Тогда я спустился с насыпи, сел, скинул с правой ноги кроссовку, сорвал носок и установил перевёрнутый рукояткой кверху пистолет в щели между камнями. Большой палец ноги еле пролез между спусковой клавишей и клювообразным прикрывающим её отростком. Я скорчился, чтобы попасть в прицел целиком, и поглядел в слабо тлеющую и как бы дышащую линзу. Я давно уже забыл о пещерке, о Грише с Люськой, даже город, мерцавший на горизонте, словно бы погас. Остались только ненависть, темнота и круглый немигающий глаз дьявольской игрушки. Вот оторвёт ногу к чёртовой матери…
«Что же я делаю?!»
Я выругался шёпотом и нажал пальцем босой ноги на спуск.
На секунду меня обдало не то жаром, не то холодом – чем именно, не разобрал, слишком уж быстро всё случилось. Насыпь, на которую я опирался спиной, исчезла, и я, потеряв равновесие, повалился на гладкий пол, вскинув босую ногу. Целую и невредимую. Ну что ногу не оторвало – это я ещё понять могу. А вот то, что на ней, подобно раку, защемив большой палец, всё ещё болтался пистолет… Впрочем, удивляться мне было некогда. Я сорвал пистолет с ноги и вскочил. Стены – кругом. Вот она, камера коллектора…
Не раздумывая, я двинулся прямо на стену, как будто ждал, что она передо мной расступится. Не расступилась. Грубая броневая плита без единого шва. Приблизительно на уровне глаз она была побита и чуть вдавлена, словно её пытались уже то ли проломить, то ли проплавить. Потом я обратил внимание, что машинка моя сдохла. С какой бы силой я ни стискивал рукоять пистолета – мурашек не было. Всё правильно. По логике, он и не должен действовать в камере коллектора. Должен сработать какой-то предохранитель…
И куда же это я себя загнал?.. Трогая ладонью грубый металл стены, я обошёл камеру кругом и снова остановился возле выбоины.
Постой-постой… Предохранитель?
Сам не знаю, что это на меня такое снизошло, но в следующий миг я уже сдвинул ствол, разъял рукоятку, вынул стеклянный экранчик… Стоп! Дальше можно не разбирать. Вот она, деталька, на виду…
Я подковырнул её лезвием перочинного ножа, и, полупрозрачная, словно наполненная светом, она выпала на пол и разлетелась под ногами в мелкую стеклянную крошку.
Медленно, опасаясь коснуться ненароком какого-нибудь контакта, я вставил на место экранчик и состыковал рукоятку. Задвинул ствол до упора – и в тот же самый момент брызнули мурашки…
Я поспешно вскинул пистолет к выбоине в стене и утопил спусковую клавишу.
Интересно, рискнул бы я тогда выстрелить, зная наперёд, что из этого выйдет? Ох, сомневаюсь…
Грохот? Скрежет? Шипение?.. В жизни своей я не слышал звука страшнее. Пол вывернулся у меня из-под ног, и я кубарем полетел вперёд – в искрящую электрическими разрядами черноту.
…Я полулежал-полусидел на гладкой, волнообразно изогнутой поверхности, а в метре от моего плеча трещало и сыпало искрами короткое замыкание. В его синеватом, вспыхивающем и гаснущем свете я увидел прямо перед лицом грозный блеск обнажённого металла, словно кто-то держал у моего горла огромное кривое лезвие.
Боясь пошевелиться, я скосил глаза вправо. Там, отражая какой-то бледный полусвет, изгибались ещё два таких же лезвия. Осыпаемый искрами, я начал осторожно протискиваться туда, вжимаясь спиной в гладкую, наклонённую от меня стену. Добравшись, понял, что свет сеется из глубокой прямоугольной ниши, до нижнего края которой я вполне достаю рукой.
Кое-как забравшись в неё, я смог наконец оглядеть целиком мерцающую металлом конструкцию.
Представьте себе клубок… Нет, не клубок – путаницу огромных и, как мне показалось, стальных лент, каждая шириной до полутора метров, а толщиной… Плита. Броневая плита. Причём это была не беспорядочная груда лома – ленты изгибались правильно, красиво, металл клубился, образуя что-то вроде гигантского цветка.
Потом до меня дошло, что ниша, в которой я сижу, – вовсе не ниша, а скорее тупичок, оставшийся от какого-то коридора. Остальное было отхвачено напрочь – наискось, как бритвой…
И лишь после этого я сообразил, что произошло.
Передо мной мерцала металлом камера коллектора, пожравшая сама себя, вывернутая наизнанку моим последним выстрелом. Я посмотрел в самую гущу оцепеневшего стального смерча и содрогнулся, представив, что стало бы со мной, будь я в него затянут…
Кстати, машинка, каким-то образом не оброненная во время всех этих кувырков и падений, снова была мертва. Теперь уже навсегда.
Стены тупичка медленно гасли. Единственная целая стена на треть ушла вбок да так и осталась в этом положении, так её и заклинило… Тут я вспомнил наконец, зачем я здесь, и тяжело поднялся на ноги. Пролез в вертикальную полуметровой ширины щель и оказался в другом коридорчике, стены которого болезненно трепетали синеватым бьющимся светом. Одна лишь торцовая стена сияла ровной медицинской белизной. Я шагнул вперёд, и она исчезла – скользнула в пол, открывая мне путь вглубь корабля, к самому их горлу…
Мне бы только до вас добраться, а там – хоть волк тpаву ешь!..
Припадая на босую ногу, я шёл сквозь корабль, и стены едва успевали отскакивать – вверх-вниз, в стороны… Последний тупик, последняя расступившаяся переборка – и я ворвался, прихрамывая, в круглое помещение с пультами вместо стен.
Навстречу мне вскочили двое – ангелы. Один молоденький – таким, наверное, Гриша был лет в семнадцать. Другой пожилой, с тусклыми волосами, – таким, наверное, Гриша будет лет в пятьдесят…
Секунду мы смотрели друг на друга: аккуратные, подтянутые ангелы в чистеньких комбинезончиках и я – расхристанный, грязный, одна нога – босая, в руке – тусклый от пыли пистолет.
– Что, чижики? – выдохнул я наконец. – Не ждали?..
Глава 19
Они выхватили оружие одновременно. Я увидел две тусклые мёртвые линзы, и губы мои повело в злобной усмешке. Так стальные листы ведёт после отжига.
Им хватило доли секунды понять, что машинки их сдохли и что они оба стоят передо мной безоружные. Я сделал шаг, и ангелы попятились.
Припадая на босую ногу, я подошёл к плоскому, как стол, пульту в центре рубки и с маху грохнул белёсый от пыли пистолет об его чистенькую гладенькую поверхность. Сел в капитанское – или какое там? – кресло и, подавшись вперёд, бешено уставился на пожилого.
– Доигрались? – с ненавистью выговорил я. – Допрыгались, ангелочки?..
Я знал, что живым мне отсюда не уйти. А ещё я знал, что начну вот с этого самого пульта в центре рубки. Жаль только – ничего тяжёлого нет под рукой. Ладно! Кулаками буду расшибать, головой, чем попало!..
– Как вы проникли сюда? – с запинкой спросил пожилой ангел по-русски.
– Не твое собачье дело! – прохрипел я.