Личный враг Бога - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 53
На скотомогильнике. На вонючем захоронении околевшей скотины. На месте, куда мясники и скорняки свозят ни на что не годные отбросы…
Черная тень бесшумно скользнула над головой. Глеб рефлекторно пригнулся. Огромный ворон вновь набрал высоту, хрипло каркнул, недовольный промахом.
Птиц было много. И они не собирались выпускать человека живым.
Глеб, упав на землю, увернулся еще от одной крылатой тени, спикировавшей с небес. Правая рука его наткнулась на обглоданную добела массивную кость, которая вполне могла сойти за дубинку. Глеб встал, отведя руку за спину, готовясь нанести удар. И тотчас поднявшуюся фигуру человека атаковали сразу несколько птиц. Глеб отпрыгнул в сторону, шарахнул тяжелой костью по ближайшему ворону, ломая ему крылья, сшибая на землю.
– Ага! – прокричал он, когда птица тяжело свалилась в бурьян и запрыгала прочь, волоча крыло. Но остальные падальщики не думали отступаться. Они все так же закладывали виражи на головой незваного пришельца, выжидая момента, когда можно будет заклевать чужака до смерти. Глеб пригибался, отмахивался костяной дубинкой и не мог сделать ни шагу по направлению к Городу.
А потом в затылок что-то больно ударило, и перед глазами закружились маленькие светлячки. Глеба повело в сторону, но он все же устоял на ногах и даже сумел развернуться и сбить напавшую со спины птицу. Огромный ворон запрыгал вокруг человека, шаркая подбитым крылом по земле, но не торопясь отступать. Он хотел попробовать свежей плоти.
Выклевать глаза…
И Глеб разозлился. Он бросился прямо на настырную птицу, не обращая внимания на остальных, кружащих в небе. Пнул с размаху, но промахнулся. Ворон, изогнувшись шеей, клюнул его в колено, и Глеб сразу охромел. Птица зашипела, словно гусь, расставила крылья, бросилась на Новорожденного. Глеб взмахнул дубинкой, ударил ворона точно по голове, в основание клюва. Но птица, словно и не заметив удара, навалилась на человека, опрокинула его на землю. Глеб схватился за жесткие перья, прижал птицу к себе, ничего не видя. Тяжелый клюв бил его в грудь, в живот, острые когти царапали бедра, рвали кожу, крылья хлестали по лицу. А Глеб все пытался перевернуться, подмять под себя птицу-переростка, вдавить в землю, и в конце-концов ему это удалось. Он навалился на ворона, не обращая внимания на боль и стал вслепую молотить обглоданной костью по трепыхающемуся телу, облаченному в крепкую броню из черных перьев. Со спины Глеба атаковали другие птицы, но он не обращал на болезненные удары внимания, лишь жмурился, втягивал голову в плечи и все колотил, и колотил пойманного огромного ворона, давил коленями, всем телом, ломал крылья, выдирал перья…
А потом, когда птица перестала трепыхаться, он швырнул в небо дубинку, обеими руками поднял на головой поверженного крылатого врага и завопил громко:
– Что, съели?! Вот вам! Жрите!
Мертвый ворон был неподьемно тяжел. Его крылья, словно одеяло, накрыли Глеба, загородив обзор. С острого клюва капала кровь.
– Хватит вам?! – кричал Глеб. – Давайте еще! Идите сюда! Ну!
Птицы, испугавшись не то своего мертвого сородича, не то громких криков, взмыли высоко в небо, закружили, не решаясь больше нападать на человека.
– То-то же, – сказал Глеб уже спокойней, отшвырнул мертвого ворона и пошел по направлению к Городу, стараясь дышать неглубоко в этой вони, перепрыгивая через горбящуюся навалами землю и попутно пиная белые черепа.
2
Закусочную «Придорожный Гиацинт», что лепилась к городской стене возле северных ворот, Глеб искал недолго. Он просто остановил первого попавшегося Одноживущего, что шел из Города, спросил, где находиться это заведение, и крестьянин, предварительно почесав затылок, указал пальцем на небольшую лачугу, что стояла чуть в стороне от дороги, в окружении бледных облезлых тополей, хиреющих в тени высящейся стены.
Народу через северные ворота проходило немного. На дороге почти никого не было, а те люди, что шли мимо, не обращали внимания на исцарапанного Новорожденного, но безоружный Глеб все равно держался от них в стороне, осторожничал…
«Придорожный Гиацинт» был до безобразия скрипуч. Скрипели болтающиеся ставни на окнах, скрипел флюгер, установленный на коньке крыши, противно скрипели под ногами ступеньки крыльца, душераздирающе скрипела дверь. Даже полумертвые деревья возле закусочной поскрипывали сучьями и стволами.
А внутри было неожиданно многолюдно. И помещение оказалось куда более просторное, чем можно было предположить.
Глеб остановился на пороге, высматривая знакомые лица.
– Не загораживай выход, парень, – сказал ему грубовато какой-то верзила, проходя мимо.
– Иван! – узнал старого товарища Глеб. – Крушитель!
Крепыш обернулся, всмотрелся в Новорожденного, признал, улыбнулся во весь рот:
– Глеб! Ха! Вернулся? Молодец! Когда? Денег хватило? Какие планы? Паршиво выглядишь! Случилось что? Дрался? А, ладно, потом. Все потом! Пойдем! – Он обнял друга, огородил его своими ручищами, повел куда-то по узким проходам меж столов, огибая беспорядочно расставленную мебель, отшвыривая ногами опрокинутые бесхозные стулья. Скрипели под ногами половицы. Люди вставали со своих мест, уступали дорогу. Похоже, Крушителя здесь знали.
– Бардак, не правда ли? – весело осведомился Иван. – Но народу нравится. Народ любит бардак.
– Куда ты меня тащишь?
– В местечко, где потише, поспокойней и почище.
– Я есть хочу, – прямо заявил Глеб.
– Будет тебе есть. И пить. Все будет.
Они подошли к стойке, за которой в бешеном темпе разливал пиво по кружкам сухонький старичок в замызганном фартуке и в не менее замызганных кожаных нарукавниках. Иван слегка двинул бровями, и бойкий старец прекратил работу, выскочил из-за стойки, отпер дверь, которую до этого и видно-то не было, распахнул ее, придержал:
– Пожалуйста, господин Крушитель, – голос у бармена скрипел, словно несмазанное тележное колесо.
Иван, увлекая за собой Глеба, шагнул в проем, обернулся к старичку, сказал:
– Работай, хозяин.
Старичок поклонился, проскрипел что-то благодарственное, закрыл за ними дверь. Проскрежетал в замке ключ.
Воспользовавшись тем, что Иван ослабил хватку, Глеб осмотрелся.
Они находились в небольшой комнатке без окон. Деревянные стены были выкрашены белой краской. С толстых балок, поддерживающих высокий потолок, свисали трехцветные полотнища. Нигде не было никакой мебели. Пол блистал чистотой. Почему-то здесь было довольно светло, хотя никаких источников света поблизости не наблюдалось.
– Это наш штаб, – с гордостью сказал Иван.
– Здесь же присесть негде, – удивился Глеб.
Иван фыркнул:
– Это тамбур. Сейчас все увидишь. – Он стукнул в стену, отбивая условный сигнал: два удара, пауза, еще удар, пауза, затем еще три удара.
– Иван, ты? – донеся приглушенный голос.
– Да. И я не один. Открывай скорей.
Стена сдвинулась в сторону. За ней стоял худой человек в кольчуге.
– Угадай, кого я привел? – спросил Иван.
– Глеб!
– Сергей!
– Вернулся? Быстро ты.
– Появился недалеко отсюда. На скотомогильнике. Знаешь это место?
– Знаю. И уже подрался с кем-то?
– Птицы. Приняли меня за падаль.
– Я рад, что они ошиблись… – Сергей посторонился. – Заходи. Наверное, есть хочешь?
– Не откажусь.
Друзья вошли в комнату, где посредине стоял стол и два стула, а вдоль стен разместились длинные широкие лавки, на которых можно было не только сидеть, но и с относительным удобством отдыхать лежа. На стенах висели ковры, поблескивало металлом разнообразное оружие. Пол устилали пестрые тряпичные дорожки. Окон здесь, так же как и в тамбуре, не наблюдалось, но было светло. Несколько высоких, почти до самого потолка, шкафов отгородили дальний угол, образовав маленький закуток, вход в который закрывала штора.
Сергей задвинул дверь, запер ее на мощный шпингалет. Ушел в отгороженную шкафами каморку, за занавеску. Вернулся, неся поднос с едой. Поставил на стол. Пригласил Глеба: