Личный враг Бога - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 59

Пять гоблинов – и откуда они только взялись? – скалили пасти, подсмеиваясь над беспомощностью пленника.

Из землянки высунулся шаман.

– Человек будет жить с нами. До тех пор, пока не окрепнет и не сможет самостоятельно выбраться из леса. Не трогайте его.

Зеленокожие остроухие охранники посерьезнели, отвели копья.

– Человек? С нами? – недоверчиво спросил один из них.

– Да, – подтвердил шаман. – Отведите его на место, накормите и оставьте в покое. Он уйдет сам, когда захочет.

– Но это же человек.

– Он не опасен. – Шаман нырнул в дыру и захлопнул за собой люк, давая понять, что разговор окончен.

– Что творится? – недовольно прорычал один из охранников, качая плоской головой. Он повернулся к Глебу, ткнул его тупым концом копья. – Ты слышал, что сказал шаман? Все понял? Вставай! Я провожу тебя на место…

Глеб ладонью отвел в сторону древко копья, сел. Никуда не спеша, осмотрелся.

– И много у вас здесь землянок? – поинтересовался он, обводя взглядом поляну, отмечая неприметные холмики, возле которых обрывались утоптанные ниточки троп.

– Если ты будешь шпионить, – с угрозой в голосе сказал гоблин, – то я лично вспорю тебе брюхо.

– А как же шаман? – Глеб поднял брови, глянул на охранника. Тот отвел глаза, скривил щель рта. Проигнорировав вопрос, бросил короткое:

– Вставай!

Глеб с кряхтеньем поднялся на ноги. Сказал:

– Не меньше двадцати. Я прав?

Гоблин зарычал, занес копье для удара.

– Стой, Йак! – окликнул его охранник, стоящий чуть в стороне. – Не нарушай приказ Мудрейшего!

Копье опустилось.

– Но он шпионит. Неужели ты не знаешь людей, Уот? Он уйдет с тем, чтобы потом вернуться и убить всех нас. Он наведет на нас своих сородичей.

– Ты не веришь шаману? Ты споришь с Мудрейшим? Ты хочешь сказать, что Мудрейший совершил ошибку?

– Нет. Нет! – Йак отступил от Глеба, замотал головой.

– Человек будет жить с нами. Так сказал шаман.

– Да, Уот. Я слышал, что сказал Мудрейший. Но это так странно. Так непривычно.

– С тех пор, как мы поселились здесь, все изменилось.

– Да.

– Надо привыкать, Йак.

– Да.

– Оставь человека. Он не причинит нам вреда.

– Да. Так сказал шаман.

Йак, лишившись всей своей воинственности, поникнув, опустив копье наконечником к земле, отступал все дальше и дальше, согласно кивал. Кивали и остальные гоблины, внимательно слушая слова Уота:

– Смерть человека, смерть Двуживущего никогда не приносит добра. Она влечет за собой лишь месть. Непрекращающуюся цепочку смертей. Двуживущего нельзя убить. Двуживущий всегда возвращается. Так зачем убивать бессмертного? К чему нам бесконечная месть? Шаман сказал – этот человек будет жить с нами. А потом он уйдет. И мы не должны ему мешать…

Глеб всмотрелся в своего защитника. Уот был молод. Высокий лоб еще не прочерчивали складки морщин, в углах глаз не лучились тонкие паутинки. Даже для гоблина он был невысок, и в плечах он не раздавался шире остальных. Но сейчас, когда он говорил, какая-то сила исходила от него. И это чувствовали все…

– Идите, – сказал Уот, взмахом руки распуская сородичей. – Я провожу человека. – Он приблизился к Глебу, осторожно тронул его за локоть.

– Пойдем, – сказал гоблин. И Глеб подчинился.

4

Глеб задержался у лесных гоблинов намного дольше, чем планировал после разговора с шаманом. На то было насколько причин.

Во-первых, воспалились царапины на спине и, волей-неволей, ему приходилось терпеть ежевечерние травяные припарки, которые делала молодая помощница шамана, такая же низкорослая и остроухая, как и все гоблины, но с более мягкими чертами лица. Порой причудливые отблески ночного костра делали ее похожей на человека, на обычную женщину, и тогда Глеб, смущаясь, заставлял себя отвести взгляд от ее маленьких обнаженных грудей.

Второй причиной стал лес. Оживленные магией деревья не признавали Глеба за своего, и однажды, когда он слишком далеко отошел от селения, это едва не стоило ему жизни. Он до сих пор вздрагивал, вспоминая, как жадные узловатые корни опутали ноги, а острые сучки, похожие на гигантские иглы шиповника, стали медленно клонится к нему… Если бы не подоспевший вовремя Уот, то ни к чему бы оказались все те припарки, что делала ему молодая ученица Мудрейшего.

Кроме того, Глебу не хотелось прерывать уроков по работе с копьем, которые, по его просьбе проводил с ним все тот же Уот, не то внук, не то правнук громадного, заплывшего жиром шамана. Гоблин, рисуясь, крутил копье, выписывая в свистящем воздухе петли и восьмерки, а потом, когда Глеб пытался повторить кажущиеся такими простыми и естественными движения, он помирал со смеху над неловкостью своего великорослого ученика. Глеб не обижался, а лишь более внимательно следил за текучими движениями рук Уота и слушал его наставления.

Ночевал Глеб в небольшом шалашике, который он самолично выстроил из сухих ветвей и пучков длинной волокнистой травы.

Иногда у его шалаша собирались зеленокожие детки и, хихикая, с любопытством разглядывали его, а он, не зная, как себя вести, растерянно улыбался и пытался с ними заговорить. Но обычно при первых же звуках его голоса они заливались смехом и убегали, щебеча, словно стайка вспугнутых птах.

Старые гоблины, из тех, что успели попробовать человеческого мяса, избегали его, и порой Глеб ловил косые угрожающие взгляды, но в прямую конфронтацию с ним никто не вступал, и он был благодарен им за это. Он знал, что несмотря на разницу в весе и росте, в схватке любой гоблин с легкостью продырявит его копьем. Знал он также и то, что терпят его в деревне лишь благодаря негласному покровительству шамана. Он догадывался, что ранними вечерами в землянках идут длинные разговоры о нем, о его дальнейшей судьбе, о том, что надо сделать с заброшенным в этот волшебный лес чужаком, но прямо оспорить решение шамана никто не решался. Сосед-человек был для гоблинов очередным испытанием, очередным явлением новых и еще непривычных порядков, и они мирились с его существованием, стараясь просто не замечать.

Пожалуй, только Уот относился к Глебу как к равному. Часто, запыхавшись после тренировки, они вдвоем уходили к ручью и там, сев на выпирающие из почвы корневища плакучей ивы, неторопливо разговаривали. Молодой гоблин рассказывал о своей жизни, о жизни племени, об обычаях и обрядах гоблинов, о новом порядке, об оружии и охоте, о лесе и равнинах, о камлании и снотолковании. Глеб внимательно слушал его и думал, а что он может рассказать этому существу? О машинах и ружьях? О самолетах? О науке? Что можно рассказать о вещах, для которых в этом мире нет названия?..

Глебу нравился Уот. Он представлял новое поколение гоблинов – более терпимых, чем их предки, без звериной жестокости, более адаптивных и цивилизованных. Лес сильно изменил обитателей равнин, и Глебу хотелось верить, что это изменение к лучшему.

Иногда Глеб вспоминал о полузабытой цели, и тогда он отгонял неприятные мысли. Он хотел остаться у гоблинов. Ему пришлась по вкусу неторопливая жизнь лесных жителей, он наслаждался умиротворенностью природы и непривычным чувством безопасности. Отступил даже вечный страх Двуживущего перед сном, перед обязательным отдыхом, когда тело остается в этом мире, а сам ты перемещаешься в мир первичный, изначальный, реальный, в мир, куда рано или поздно возвращаются все Двуживущие. Ему теперь не приходилось заботиться о безопасном убежище, он просто заползал в свой шалаш и засыпал там, уверенный в неприступности Леса…

Но Глеб знал, что придет время, когда он покинет свое пристанище и выйдет к людям. И он готовился к встрече с ними.

Глава 3

Длинные гудки.

На той стороне провода никто не подходит к телефону.

Еще слишком рано.

Глеб насчитал десять гудков. Пятнадцать. Восемнадцатый гудок оборвался щелчком, и в трубке раздался раздраженный голос: