Моё зазеркалье (СИ) - "Pink bra". Страница 1
========== Часть 1 ==========
Из больницы я выскочил ничего не видя и не слыша. Гнев, обида и разочарование застилали глаза. Зачем сел за руль и куда направился, первые минут тридцать я сам не понимал. Уже на трассе за городом сообразил, что инстинктивно рванул в деревню. Туда, где старый дедушкин дом. Пусть дедуля уже три года как умер, но его дом ассоциируется у меня с тем местом, где не предадут и не солгут.
Примерно на половине пути я понял, что помчался в деревню не только без продуктов, но и не переодевшись во что-то более подходящее. Сорвал с шеи галстук и кинул на соседнее сиденье. Еще расстегнул воротник. В доме найду что-нибудь подходящее из вещей. Но еду стоит прикупить. Потому пришлось свернуть в придорожный магазин.
Много продуктов я не стал набирать. Все равно вернусь через день-два, когда немного приду в себя. В принципе, я уже почти успокоился. Или на меня так умиротворяюще подействовал унылый пейзаж за окном? Это уже возле деревни будет небольшой лесок, а пока особого разнообразия за окном не наблюдалось.
Зачем я продолжал упорно двигаться в деревню, сам сказать не мог. Разве что посетить кладбище. Дед завещал похоронить себя рядом с женой. Бабушку я совсем не помню. Умерла, когда мне и двух лет не было. Честно говоря, я и остальных родственников не знал. До восьми лет жил с матерью. И глотнул по полной всех прелестей жизни с родителем-алкоголиком. А когда мать совсем спилась и перестала следить как за собой, так и за мной, какие-то службы опеки отыскали деда.
– Я же не знал, Славик, не знал, – успокаивал меня дед в первую нашу встречу, прижимая к себе. – Если бы эта курва сказала, я бы приехал и забрал тебя раньше.
Со своей дочерью дед разругался еще до моего рождения. Мать не рвалась к деревенской жизни, и ссора с отцом только усилила общее неприятие всего, что было ценным для деда. От кого Лариса Петрова «нагуляла» меня, так и осталось секретом. Хотя отчество у меня было примечательное – «Варлаамович». Не думаю, что в нашем городе много мужиков с подобным именем. В мамашином окружении таковых точно не имелось. Отец, похоже, слинял сразу же, как заделал ребенка. Зато у меня других «пап» хватало. Любители доступного тела и выпивки менялись так часто, что я их и не запоминал.
Когда дед забрал меня, сразу оформил опекунство. Я даже успел полгода походить в школу в соседнем с нашей деревней поселке. Дед лично каждый день отвозил меня на своем стареньком УАЗике и забирал со школы. А потом пришло сообщение о смерти матери. Дед так и не рассказал, отчего. В свидетельстве о смерти указали прозаичную причину - остановка сердца. Как оно было на самом деле, я уже никогда не узнаю.
От дочери дедушке остались однокомнатная квартира и внук. Именно из-за меня дед решился на переезд в город. Конечно, он часто наведывался в деревню. Одно время сдавал дом дачникам. Но кур и гусей уже не держал. Да и пасеку продал.
– Тебе учиться нужно, потом в институт поступать, – вздыхал дедушка, тоскуя по простой деревенской жизни.
В городе он устроился неплохо и не чурался никакой работы. Как оказалось, в молодости дед закончил какое-то ПТУ по специальности “сантехника”. В наше домоуправление еще нестарого мужчину взяли с удовольствием. Работу он всегда делал качественно. От «левых» подработок не отказывался. В общем, его зарплаты нам хватало. И уходить на пенсию он долго не хотел. Хотя я его не раз уговаривал. После мединститута мне удалось неплохо устроиться в областной больнице. Мог уже сам нас прокормить. Но дед до последнего дня продолжал работать.
Когда его не стало, я с полгода не мог прийти в себя. Не мог осознать, что не стало самого родного и близкого для меня человека. Другой родни у нас не было. Потом уже окунулся с головой в текущие проблемы и заботы. Именно в тот период я зарекомендовал себя как подающий надежды молодой врач-хирург. Мечтал о кандидатской. Буквально дневал и ночевал в больнице. Дежурства следовали одно за другим, часто по очень неудобному графику.
Работа в нашем отделении сама по себе достаточно сложная. Плюс как всегда нехватка кадров. Работал я без нареканий и скандалов, да и начальство хорошо относилось. И когда нашему завотделением предложили повышение, он стал недвусмысленно намекать на то, кого видит своим преемником. Специально я не рвался в начальники, хотя дополнительные деньги лишними не будут. Я считал, что действительно потяну эту должность. Кому, как не мне, знать все проблемы и вопросы отделения? И пусть я считаюсь слишком молодым у медицинской братии (всего двадцать восемь лет), но без ложной скромности могу сказать, что имею неплохую квалификацию. И вообще ответственный товарищ.
А потом вдруг оказалось, что на это место ждали совсем другого человека. И я сразу превратился в «выскочку» и бездарность. Начмед провернул целую операцию по моей дискредитации. Ладно бы просто какие-то нелепые слухи вроде того, что старшая медсестра ушла в декрет, беременная моим ребенком, которого я не хотел признавать. Чушь полная! Не стану же я доказывать, что не интересуюсь женщинами в возрасте после тридцати пяти лет и вообще предпочитаю парней. Повезло, что медсестра на меня алименты подавать не стала. Ей был прекрасно известен настоящий отец ребенка. И судя по всему с него алиментов можно было стрясти гораздо больше.
И если по поводу старшей медсестры все крутилось в виде сплетен, то конкретный «донос» подписали почти все мои коллеги по отделению. Чего мне только не вменяли в вину! Я и слишком строгий, и слишком требовательный, и пациентов делю по платежеспособности родственников, и даже обвинили в расизме. По поводу расизма я так и не понял. Коллектив у нас не интернациональный. Или это относилось к каким-то моим высказываниям по поводу телевизионных программ?
Из всего отделения только два санитара не подписали ту петицию. Так на них была составлена другая кляуза. Мол, этим любимчикам я даю самую простую работу. Главной же и самой большой проблемой стала смерть пациента, которого я не сумел спасти. Но тут я никому и ничего не стал доказывать. Раз так уверены, пусть собирают документы и назначают комиссию, а там посмотрим. Не понимают, что им же дороже станет поднимать волну.
Знал, что прав, и всё равно психанул, выскочив из больницы. Первая мысль была о том, как собрать доказательства, обелить себя. Но чем дальше я уезжал от города, тем меньше мне хотелось суетиться и что-то доказывать. С этой работой я полтора года в отпуске не был. Вырывался на выходные в деревню, но не более того.
Решение уволиться пришло почти одновременно с мыслью о том, что не помешало бы сначала отдохнуть. Накопления у меня были. Может, стоит перебраться в Москву? Мой бывший любовник Юрик зазывал в столицу, расписывал перспективы. Я тогда не планировал что-то менять в своей жизни и от приглашения отказался. А позже на работе навалилось столько всего, что о личной жизни пришлось забыть. Я же хотел сделать всё как следует, показать себя профессионалом. Помня мамашу-алкоголичку, я постоянно старался доказать себе, что достоин лучшей жизни.
Так, с думами о сексе, работе и предательстве тех людей, которых считал почти друзьями, я двигался по трассе. Скорость пришлось сбросить. Если бы я не заезжал за продуктами, а потом на заправку, то давно уже был бы в деревне. А теперь неизвестно когда доберусь.
Вечер сменился ночью. Жаль, что небо заволокло тучами. Давно я не был на природе. Раньше я любил расстелить покрывало посреди дедова огорода и посозерцать звездное небо. В августе звезды самые «зрелые». Но, похоже, сегодня получится наблюдать только зарницы. Небо на горизонте то и дело вспыхивало дальними грозами.
Увлеченный своими мыслями, я чуть не пропустил нужный поворот на второстепенную дорогу. Вовремя успел заметить кривую березу. Местные любят про нее рассказывать всякие небылицы. Береза и вправду такая приметная, что только легенды слагать. Как вообще могло так скрючить ствол, чтобы он напоминал петлю – уму непостижимо. Никогда раньше мне не доводилось видеть у берёз подобные выкрутасы стволов. Это же не лиана, которой изогнуться не проблема. Но что-то действительно странное послужило причиной такой аномалии.