Ни слова о магах - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 55

— Что, что происходит? — Легорн, стиснув зубы, издалека смотрел на побоище. Он видел, как погибают его лучшие люди, и ничего не мог поделать. — Что случилось?…

Мечники, только что истово рубившиеся с врагом, отступали. Лучники, занимавшие стратегически важную высоту, торопливо уходили в лес под градом вражеских стрел.

Его войско разбегалось.

— Трусы! Шакалы! — взревел Легорн. — Назад! Все назад!

Армия отступала в замок. Кто-то, потеряв от страха голову, бежал совсем в другом направлении, на копья и мечи врага. Кто-то, свалившись в снег, замирал там, притаившись, словно загнанный заяц, закрыв глаза, обхватив голову руками, дрожа всем телом. Победно ревел рог в стане врага.

— Что происходит?! — Легорн спрыгнул с седла, схватил за шиворот пробегающего мимо безоружного бойца, развернул его, рявкнул прямо в лицо, бешено выкатив глаза:

— Что происходит?!

Ошеломленный, перепуганный человек попытался вырваться, но Легорн держал его крепко:

— Что, черт возьми, случилось?

— Их слишком много! — отчаянно вскричал перепуганный боец. Он где-то потерял шлем, волосы на лбу склеились в сосульки, кровь проступила на ободранной щеке. — У них подкрепление! Подкрепление!

— Проклятие! — Легорн отшвырнул трясущегося бойца в сторону, вскочил в седло, поднял меч, заревел что было сил: — Это наше подкрепление! Раздери вас гром! Трусы!…

Его никто не слышал.

— Дерсам! — бешено раздувая ноздри, обратился Легорн к предводителю своих телохранителей.

— Да?

— Вперед! Постарайся увлечь этих трусов за собой!

— Хорошо… — Дружинник обнажил клинок, оглянулся на своих немногочисленных товарищей. Какое-то мгновение молчал, прикрыв глаза и намертво вцепившись в рукоять меча. Стас подумал, что он молится. Но воин не молился. Он раздувал в себе пламя отчаянной ярости. И когда он открыл глаза, ему было все равно, сколько врагов на поле боя. Жизнь и смерть были ему одинаково безразличны.

— Вперед, — тихо сказал Легорн, и пятнадцать верных воинов, взревев, побежали в сторону вражеской армии. Следом устремились и безоружные юноши-гонцы. Дерсам, ослепленный яростью, рубанул кого-то из своих, бегущих навстречу. Трусы! Шакалы! Вперед! Быстроногий Тибор наклонился, чтобы поднять брошенный меч, но захрипел, схватился за горло и упал. Шея его была пробита черной стрелой.

— Зря, — сказал Джош. — Все кончено.

Легорн бешено глянул в его сторону. Просипел:

— А ты заткнись!

— Они ничего не смогут сделать. — Джош развел руками. — Ты послал своих людей на верную смерть.

— Замолчи!…

Не все поддались панике. Кто-то продолжал сражаться. Пятерка опытных воинов, прикрывая спины друг друга, рубилась тяжелыми мечами, отбиваясь от превосходящих сил противника. Тяжело дыша, пятная рябой снег каплями крови и пота, бойцы методично парировали бесчисленные атаки и медленно, шаг за шагом отступали в сторону недостижимо далекого замка. Они понимали, что стоит им развернуться, на мгновение подставить спины, как тотчас затупившиеся исщербленные мечи врага тяжело ударят по доспехам, собьют с ног, оглушат… Они понимали, что не выживут в любом случае. Но они были вместе, и никто не хотел стать предателем.

Шестьдесят копейщиков, остатки трехсотенной фаланги, сомкнувшись в неприступное каре, спрятавшись за щитами, ощетинившись копьями, пытались прорвать окружение. Противник был всюду. Сверху падали стрелы. Мечники атаковали со всех сторон, пытались обрубить копья, расколоть щиты. Вражеские копейщики с разбегу били пиками, стремясь прорвать плотный строй. С визгом, с криками наскакивали дикари-наездники, вращая петли арканов, норовя зацепить, выдернуть защищающихся бойцов.

На правом фланге, оставшись один, бился великан Га-пос, огромный воин неимоверной силы, любимец Легорна. Он не признавал мечей, копий и луков, его оружием был массивный топор на длинном топорище. Обухом Гапос разбивал черепа, дробил кости, лезвием сносил головы, обрубал конечности, вываливал потроха. Стрелы его не брали — Гапос сам сшил для себя штаны и куртку из лично им выделанной телячьей кожи, оковал их стальными пластинами, обшил металлическими кольцами. Не всякий воин мог поднять это одеяние, для Гапоса же оно было как вторая кожа. Лицо его защищала металлическая сетка. Рыча, словно раненый зверь, Гапос бешено размахивал топором. Два копья ударили в него и сломались. Подскочивший разрисованный дикарь накинул было аркан, но тотчас вылетел из седла прямо под удар смертоносного топора. Гапос рванул с себя ременную петлю, и лошадь, только что потерявшая всадника, опрокинулась в снег, забила копытами. Несколько мечников кружили вокруг богатыря, не решаясь напасть, выжидая удобного момента, чтобы кинуться на него, сбить с ног, навалиться живой кучей сверху и — давить, душить, мять!…

— Все кончено, — вздохнул старый Зелд.

— Нет! — упрямо рявкнул Легорн.

Арастан и Тредитор слишком поздно заметили, что уже ничем не смогут помочь. Прибывшее подкрепление должно было атаковать армию врага с незащищенного тыла, но все получилось иначе. Плотный строй копейщиков встретил бегущих бойцов в легких кольчугах. Мечники размахивали клинками, пытались прорваться сквозь частокол пик. И гибли… Сразу три копья вонзились в Ара-стана, он вскрикнул и выронил меч. Копья поднялись, вознося к небу наколотое тело.

— Брат! — крикнул Третидор и запнулся. Стрела ударила его в колено. В вихре искрящейся снежной пыли налетел всадник, взмахнул саблей. Кровь хлынула из обрубка шеи…

— Все кончено, — сказал Хурхас, выпрямляясь. — Я проиграл.

Стас посмотрел в бледное лицо мага. Прошептал:

— Сделай что-нибудь…

— Все кончено, — повторил Хурхас, качая головой.

— Сделай что-нибудь!

— Что?

— Ты же можешь, ты маг!

— Я сделал все…

Гапос, непобедимый великан, споткнулся о труп, упал. И тотчас на него навалились враги. Долго шевелилась живая куча. Потом распалась. Несколько утонувших в снегу тел остались лежать. Не поднялся и Гапос…

Неприступное каре теряло копья. С треском ломались древки, враги мечами обрубали наконечники. Еще пара минут, и копий не останется, тогда в ход пойдут кинжалы и уже не удержать строй…

Пять воинов все еще продолжали отбиваться. Рядом, в десяти шагах, рубился Дерсам со своими людьми. Им бы сойтись вместе, объединиться. Но кругом был враг. Силы бойцов быстро таяли. А противник усиливал натиск…

— Пора уходить, — сказал Джош.

— Нет! — Легорн свирепо глянул на стрелка.

У Стаса над головой что-то тихо свистнуло. И тотчас, хрипя, взвилась на дыбы лошадь, забила в воздухе копытами, выбросив Легорна из седла. Повалилась на бок, едва не задавив Зелда.

— Они уже близко! — Джош зачем-то распахнул теплое пальто, сунул руку за пазуху, что-то ощупал там. — Надо быстро уходить! Быстро! — Он помог подняться Рудгеру.

Легорн встал, подошел к бьющейся в агонии лошади. Долго смотрел в испуганные, налитые кровью глаза животного. Сказал с тоской в голосе:

— Все кончено.

— Уходим?

— Да…

Армия Назлуха преследовала бегущего противника. Лучники, развлекаясь, отстреливали отступающих, весело кричали при удачном попадании. Мечники разбрелись по полю, выискивая раненых и прячущихся. То и дело они взмахивали мечами, выполняя работу палачей. Рядом копейщики учили друг друга, как надо пробивать доспехи. Азартно крича, завывая, гнались за разбитым врагом всадники, размахивали длинными саблями, раскручивали арканы.

— Уходим! — скомандовал Легорн.

И они побежали.

И тут Стас понял, почему те люди бежали с поля боя. Почему они не могли не бежать.

Достаточно сделать один маленький шаг назад.

Кому-то одному.

Достаточно впустить в свой рассудок ничтожную частичку страха.

И уже нельзя остановиться.

Паника лишит тебя разума.

И ты побежишь.

Потому что бегут все. И ты не должен отстать.

Потому что все безрассудно боятся. И ты чувствуешь их страх.

Страх сотен людей — это твой страх.