Ни слова о магах - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 7

— Перекати-поле, — с легким осуждением в голосе заметил Саня.

— Что-то вроде.

— Каждому свое… Я бы так не смог — мне дом нужен, хозяйство. Жена, дети, семья. Без этого ты вроде бы и не человек.

— Каждому свое, — согласился Стас. — Натура у меня такая, не могу без движения. Постоянно куда-то тянет, особенно по весне. Выйдешь на свободу, глянешь на горизонт — и сердце замирает, словно зовет тебя кто-то оттуда, манит вдаль. День-два вытерпишь, ну максимум неделю, и — прочь из дома. Зимой — на юга, к морю. А летом — куда глаза глядят, летом легче…

— Бродяга, — сказал Саня, — У тебя, наверное, в роду цыгане были. Вон и на гитаре играешь.

— Но коней не ворую, — отшутился Стас.

— Так теперь и коней-то нет, как раньше. — Саня швырнул в окно искру окурка, поднял стекло, оставив маленькую щелку для свежего ветра. Сказал:

— Хотя место там, конечно, странное… Видел я однажды такое… — он покрутил головой. — Сам не знаю, может и привиделось… Недавно было, месяца три назад. Не больше. Ехал вот по этой дороге, вез песок из карьера. А уже поздно было, темно, лес кругом. Фары включил… — Он смолк, задумался, смотря на гипнотически бегущее серое полотно дороги, словно восстанавливая в памяти картину случившегося. Стас молчал, ожидая продолжения.

— Зона-то, она километров на десять в стороне от дороги начинается, но все равно проезжаешь и невольно по сторонам поглядываешь, ночью-то. — Саня хмыкнул. — Видно, здорово нас своими рассказами бабушки напугали в детстве, раз до сих пор боимся… Так вот, еду, пялюсь на дорогу, по сторонам поглядываю, глаза тру, чтобы сон прогнать, и вдруг вижу — впереди на обочине какой-то человек стоит и вроде бы голосует. Фары светят далеко, но толком все равно ничего не видно. Я думаю: надо бы подбросить — и поговорить будет с кем, и человеку доброе дело сделаю. А сердце-то защемило, чую, что-то здесь не так! Что он тут ночью делает, недалеко от Зоны? Жутко!… Подъезжаю ближе — уже вижу — спиной стоит, высокий— наверное, метра за два — здоровый. И словно бы в шубу одет — это весной-то! Тепло ведь было… Я метров за десять слегка притормозил, и тут он поворачивается… Мать твою!… Морда вся в шерсти, глаза в свете фар зеленым отсвечивают, как у волка, черная пасть и зубы — во! С мой мизинец… Я так и обмер, со всей дури по газам дал, проскочил мимо страшилища этого и до самого дома под сто двадцать гнал, остановиться не мог — чудо, что не разбился.

— И что это было? — спросил Стас.

— Откуда я знаю? Потом, поуспокоившись, я стал рассуждать и надумал три варианта: во-первых, почудилось мне все. Я же почти засыпал, носом клевал. Вот и привиделось… Во-вторых, баловался кто-нибудь. Купили детишки страшную маску резиновую, сам видел — продают такие, прихватили старую шубу, сделали какое-нибудь чучело или сами вырядились… Если так, то я ведь их и сбить мог…

— А третий вариант?

Саня пожал плечами, хмыкнул смущенно, неохотно процедил:

— Лешак… Прабабка моя рассказывала, их здесь одно время часто видели… Да ерунда все это! Привиделось мне, точно говорю!… Но морду эту я никогда не забуду! Зубы— во! И глаза! Жуть!…

Перелески по обочинам сгустились, сомкнулись в сплошной лес, подступили вплотную к полотну дороги. Ивовые кусты карабкались на насыпь, словно штурмуя ее. Тени легли на потрескавшийся асфальт. Солнце уже почти совсем потерялось за деревьями, только порой тонкий лучик проблескивал в темной зелени крон. От неба осталась лишь синяя, шириной с дорогу, полоса высоко над головой.

— Скоро, — объявил Саня. — Не передумал идти?

— Нет, — твердо сказал Стас. — Не для того я сюда добирался, чтобы сейчас повернуть.

— Ну, смотри. Хозяин барин… В общем, так: как выйдешь, тебе надо будет перейти на ту сторону дороги. Там увидишь мосток через канаву и тропку. Пойдешь по ней через лес, смотри только с пути не сбейся — там рядом топь. Километров через девять будет маленькая деревенька, Торпухово. Не знаю, живет ли сейчас там кто, но дома, думаю, стоят. Переночуешь, если не испугаешься, а утром, как солнце взойдет, можно будет и в Зону. Она километрах в четырех к северо-западу от деревни. Но, как стемнеет, там не ходи! Заблудишься, забредешь куда — пиши пропало! Места здесь дикие, лес, если к северу идти, километров на триста тянется. Кабаны, лоси, волки, медведи — зверья дикого здесь полно.

— Ладно, — Стас улыбнулся, — не пугай.

— Я не пугаю. Предупреждаю просто.

— Спасибо за предупреждение.

— Если бабка Варвара Ивановна в Торпухове живет еще, передай ей от меня привет. Сашка Ростоцкий, она меня должна помнить.

— Хорошо.

— И не задерживайся ты там. Хоть и не верю я во все эти сказки, но… дыма без огня не бывает.

— Не буду, — пообещал Стас. — Посмотрю только и дальше пойду.

— Куда?

— Пока еще не решил. Куда глаза глядят.

— Если будешь мимо Минчакова проходить, заходи в гости. Спросишь, как найти, меня там все знают.

— Если будет возможность, загляну…

Минут пять они молчали, сказав все, что надо было сказать. Потом “ЗИЛ” сбавил скорость, остановился, и Саня протянул руку:

— Ну, счастливо!

— Бывай! Спасибо за помощь!

Они обменялись рукопожатием. Стас открыл дверцу, спрыгнул на землю, поморщившись от боли в одеревеневших икрах. Саня подал ему гитару:

— Удачи!

— Пока!

Дверца захлопнулась, и машина, взревев двигателем, унеслась прочь. Стас проводил ее взглядом, еще не зная, что это последний автомобиль, который он видит.

Глава 2

Торпухово стояло в самой гуще леса, словно бы прячась от всего остального мира.

Добрых три часа Стас шел по едва заметной тропке, петляющей среди деревьев. Пару раз он терял ее, но, на счастье, тут же вновь находил. Порой под ногами чавкала болотная жижа, порой звуки шагов скрадывал толстый слой мертвой хвои.

Сбившись в очередной раз с тропинки, он забрел в заросли крапивы и какое-то время вслепую продирался сквозь высокую жгучую траву, выставив перед собой гитарный футляр. Деревню он заметил, лишь когда запнулся о жердь старой, полусгнившей изгороди и, неловко взмахнув руками, повалился на влажную землю. Крапива расступилась перед ним, и он выпал аккурат на потерянную стежку.

— Черт! — досадуя сказал Стас, почесывая обожженные запястья. Он встал и осмотрелся.

Во всей деревне было семь изб, причем только в трех еще могли жить люди. Остальные — с провалившимися крышами, покосившимися дворами, утонувшие в крапиве и кустах — явно были нежилыми.

За избами возле леса зеленели ухоженные грядки. Трава меж домами была тщательно выкошена. Значит, люди здесь есть, отметил про себя Стас. Кто-то еще живет в этом забытом богом уголке.

Стас направился к ближайшему дому. Не успел он сделать и трех шагов, как откуда-то выкатилась маленькая белая собачонка и завопила истошно, забегала кругами по выкошенному лугу, облаивая нежданного гостя. В окошке мелькнуло пятно лица. Мелькнуло и пропало.

Стас остановился у высокого перекошенного крыльца, ожидая, что хозяева сейчас выйдут. И он не ошибся. Скрипнула дверь, из избы выглянула старушка. Прищурившись, всмотрелась в Стаса, приветливо кивнула ему.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Цыц, Малка! — прикрикнула старушка на собачонку.

— Варвара Ивановна? — спросил Стас.

— Что? — не услышала она и поднесла ковшик ладони к уху,

— Варвара Ивановна? — повысив голос, повторил Стас.

— Я, милый, я! — она закивала, улыбнулась, вышла на крыльцо.

— Вам привет от Саши Ростоцкого.

— От кого?

— Саша! Ростоцкий!

— Не кричи ты, сынок, так, курей напугаешь. Заходи-ка лучше. Дома поговорим…

В избе было на удивление чисто. Некрашеный пол, застеленный тряпичными вязаными дорожками, выскобленно сверкал белизной. На аккуратно заправленной кровати, спинки которой блестели никелем, громоздилась пирамида взбитых подушек. Белая русская печь, большая, в половину избы, казалась вырубленной из снега.