Инфер 9 - Михайлов Дем. Страница 10
– Вы… это на самом деле вы? Тот самый? Легендарный и…
Рассмеявшись, я двинулся по дорожке, не забыв по пути сорвать несколько небольших спелых помидорин. Одна за другой они лопнули у меня на зубах, плюнув яркими красными брызгами на старую безрукавку и безукоризненно чистое покрытие дорожки.
От двери ко мне шагнула старуха в белом платье. Седые волосы собраны в аккуратный узел на затылке, начавшие тускнеть зеленоватые глаза смотрят чуть испуганно, но и властно одновременно. Ее спина явно не привыкла ни перед кем сгибаться, а суровая складка у переносицы вряд ли когда-нибудь разглаживается. На вид ей лет восемьдесят, но вряд ли она столь уж молода.
– Приветствую! – произнесла незнакомка и… сбившись, замолчала.
На ее лице мелькнула и исчезла сердитость на саму себя. Поправив тонкий белый пояс с серебряной пряжкой, выглядящей как скрещенные стрелы, она указала рукой на открытую дверь, за которой виднелась кабина просторного лифта:
– Прошу вас, сэр. Прошу. Я сопровожу вас к нужному месту.
– Сопроводишь… – безразлично произнес я, стирая с подбородка потеки сладкой помидорной мякоти.
– Со всей радостью.
Властная старуха попыталась улыбнуться, но у нее не особо получилось, а по лицу снова пробежала судорога – на этот раз мне почудилось раздражение. Оправившись, она продолжила:
– Мы всегда верили, что однажды это радостное долгожданное событие случится. Мы верили всей душой. С первого своего дня вступления в нынешнюю должность я верила, что эта честь выпадет именно мне…
Пройдя мимо нее, я первым вошел в лифт. Она зашла следом и нажала одну из многочисленных старомодных медных кнопок. Двери медленно закрылись, и старуха повернулась ко мне. Ее опять спокойное и на этот раз куда лучше улыбающееся лицо изгнало с себя остатки раздражения.
– Я старшая помощница Гильда, – представилась она.
– Гильда? – повторил я, в то время как лифт начал медленно опускаться.
– Да. Вот уже как тридцать семь лет я являюсь бессменным помо…
– Ответь-ка на один вопрос, Гильда, – перебил я старуху, прислоняясь плечом к стене лифтовой кабины. – Но ответь честно.
– Я не совсем понимаю… сэр…
Я широко улыбнулся:
– Вопрос простой.
– Я… я слушаю вас внимательно, сэр… и, конечно, я не собираюсь лгать.
– Конечно, – кивнул я. – И вот вопрос: что ты скажешь абсолютному психопату, любящему выскребать чужие мозги через глазницы при помощи ножа, ногтей и серебряных пряжек, оказавшись с ним вдруг в заблокированном лифте и зная при этом, что долбаный психопат прямо вот, сука, подозревает, что ты, сучья тварь, постепенно меняешь и дополняешь древние законы и обычаи, а заодно мечтаешь о верховной власти над этими процветающими землями… что ты ответишь этому психопату, Гильда?
– Я… а?! Я не… я… что?!
– У тебя только одна попытка, тупая ты сука, – улыбнулся я, медленно нажимая кнопку остановки своим грязным гоблинским пальцем с сорванным с мясом ногтем. Я нажал так сильно, что кровь потекла снова. – У тебя всего одна попытка… и поверь – только от твоего ответа будет зависеть, как глубоко серебряные стрелы уйдут в твои глазницы…
– Я…
– Т-с-с-с… – я прижал окровавленный палец к ее задрожавшим губам. – Подумай чуток, пока я прикидываю, как вывернуть твой левый глаз так, чтобы он остался висеть у тебя на щеке и продолжал видеть… И подумай хорошенько, старшая помощница Гильда… пока тебе есть чем…
Звякнув, двери открылись, и я покинул лифт. На белом мраморном полу следом за мной тянулись кровавые отпечатки. Я не оборачивался, но знал, что Гильда продолжала сидеть в дальнем углу, прижимая ладони к истекающему кровью лицу. Подбросив на ладони вырванное глазное яблоко, я швырнул его в стену, и оно лопнуло о лицо нарисованной сучьей Гильды, чей небольшой портрет украшал стены просторного и ярко освещенного коридора.
Тут была всего одна дверь – она уже была открыта и находилась передо мной. Перешагнув порог, я остановился на входе в просторную светлую комнату и некоторое время молчал, глядя на размещенной по ее центру прозрачный аквариум с желто-красной жидкостью. Внутри плавал сморщенный ошметок вроде как еще живой плоти, истыканной многочисленными шлангами и трубками.
– Ты все же пришел… – тихий голос донесся от саркофага, но я был уверен, что вон тот плавучий кусок тухлой рыбьей наживки говорить не мог просто физически.
Но голос был знаком. Не только голос, но и целый спектр интонаций, вмещенный в эти четыре слова.
– Окси?… – произнес я, делая шаг к аквариуму.
– Скорее то, что от меня осталось…
– Охренеть… помню, как я оставил тебя отмокать в джакузи в тот последний раз и сказал ждать меня… но ты, по ходу, поняла это слишком буквально… От тебя щас что-то отпало… вроде как жопы кусок…
– Ты… – выдохнул голос и тело внутри аквариума едва заметно вздрогнуло. – Это точно ты. Выглядишь иначе. Голос другой. Но анализаторы опознали тебя стопроцентно. Я сначала не поверила, но теперь… теперь вижу… чувствую…
– Чем ты, нахер, там че чувствуешь? – я задумчиво почесал подбородок и неожиданно сам для себя вдруг сбавил обороты: – Какого хрена, Окси? Почему ты выглядишь, как кусок раскисшего дерьма?
– Меня пытались убить. Сто двадцать три года и четыре месяца тому назад, – она ответила спокойно и безэмоционально. – Попытку совершил крайне близкий мне человек. Предельно близкий и максимально доверенный.
– Типа новый я?
– Больше, чем ты. Его я любила… доверяла полностью…
– Ну да… – я поморщился. – Забыла, что я тебе сказал о доверии в тот последний день? До джакузи мы успели поговорить о многом…
– Не забыла. Ты сказал – никому и никогда не доверяй. Я следовала этому кодексу больше столетия… а затем твои слова перестали так уж ярко пылать в моей голове. Дела шли отлично. Планы выполнялись. Все шло ровно, плавно и правильно. И я… я решила, что уже можно немного расслабиться… ведь все мы люди, Од…
– В этом ваша проблема, – кивнул я. – Как ты меня назвала? Од?
– Как и всегда… почему ты спрашиваешь?
– Моя память стерта, – буднично оповестил я. – Не помню почти ничего. В башке с болью ворочается визгливый хоровод несвязных обрывков воспоминаний… Чьи-то лица, чьи-то громкие слова, какие-то события и много крови… Вот тут, – я постучал себя пальцами по обоим вискам одновременно, – вот тут большая проблема, Окси. Поэтому я и вернулся. И теперь меня зовут Оди.
– Оди… Хм… даже я не знала твоего настоящего имени – лишь несколько псевдонимов. Одерон, Одрэкс, Одигар… Но меня-то ты помнишь?
Я покачал головой, медленно обходя аквариум:
– Не помню почти ничего. Но момент нашего знакомства помню…
– Как же давно это было… момент начала. Не будь тебя – не было бы и всего этого. Я была наивной идеалисткой с примесью пацифистского гнойного дерьма – как ты сам сказал. Ты вправил мне мозги. Научил многому. Ты внес огромные изменения в мой проект… Ты плескал черной краской на мой белоснежный ангельский несбыточный план, и появившийся мутант оказался куда более жизнеспособен. Я несла мягкий свет, а ты жесткую тьму… Мы были с тобой как Инь и Янь…
– Как Хрень и Срань, – буркнул я. – Твою мать, Окси… чем тебя траванули, если не может справиться даже продвинутая медицина? В твоем теле все еще бродят токсины?
– Благодаря тебе и твоим урокам, я стала бессмертной. И потратила еще вечность на создание дополнительных гарантий моего выживания при любом раскладе. Поэтому тот, кому я отдала свое бессмертное сердце… вонзил в него шприц с уникальной смесью тяжелых радиационных элементов и питающимися ими микроорганизмами. Какое-то новое поколение, изобретенное им в его личной лаборатории. Он тоже был идеалист… и верил, что мой путь слишком устаревший… что пора покинуть пределы этих земель и нести наши убеждения на новые территории… Он был лидером… экспансионистом… он стремился нести людям добро…
– И что ты сделала с этим сучьим выродком?
– Запытала до смерти собственными трясущимися и облезающими на глазах руками, – ответил кусок полумертвой плоти в помутневшей воде. – Все то черное, что живет в душе каждого из нас, вылезло в те шесть дней из меня в полной мере. На седьмой день он умер в диких муках…