Синий чулок особого назначения (СИ) - Бегоулова Татьяна. Страница 24

Госпожа аристократка сидела в кресле, демонстративно отвернувшись от решетки камеры. И даже появление надзирателя в сопровождении мага, то есть меня, её не заинтересовало. Я как можно быстрее заглянула за гобелены и увидела все те же руны. Никаких замурованных лишних ходов и дверей.

В седьмой камере обнаружился старик с длинными седыми волосами, забранными в хвост. Он сидел за столом и что-то писал на бумаге. Рядом высилась стопка исписанных листов. В этой камере не было гобеленов, поэтому я прямо из-за решетки оглядела каменные стены и покинула камеру.

В камеру молодого заклинателя я тоже едва заглянула. Голые стены и ничего интересного. Сам заключенный, развалившийся на топчане, смерил меня и надзирателя колючим и злым взглядом. В девятой камере неожиданно обнаружилась молодая семейная пара. При нашем появлении супруги испуганно прижались друг к другу. Я отметила, что у женщины уже хорошо заметен живот. Беременная. Обстановка в камере была самой комфортной из того, что я уже видела. Но всё-таки держать в тюрьме беременную женщину бесчеловечно. Я осторожно кивнула паре, желая успокоить. Я не несу им угрозу и незачем пугаться.

— Разрешите осмотреть стены вашей камеры? — я обратилась к мужчине, он выглядел менее испуганным. Он нерешительно кивнул и посторонился, закрывая собой супругу. Я прошла к стене и быстро заглянула за гобелены. То же самое, что и везде.

Перед дверью камеры господина без памяти я невольно перевела дух. Что-то я слишком разволновалась. Незаметно вытерла ладони о платье и спрятала их среди складок, чтобы не было заметно, как я волнуюсь.

ГЛАВА 16

Когда сегодня во время прогулки вокруг замка господин без памяти вдруг улыбнулся мне и отвесил поклон, я повела себя самым глупым образом. Вместо того чтобы ответить вежливым кивком головы, вдруг разволновалась, растерялась, а потом просто схватила Ядвигу за руку и быстро пошла прочь. А потом весь обед вспоминала эту улыбку. Как человек в таком ужасном положении находит силы улыбаться? И улыбка у господина без памяти была такая простая, располагающая, светлая.

А сейчас я должна войти к нему в камеру. И как подобает себя вести в такой непростой ситуации? Как будто ничего не произошло? Вот я глупая, так ведь ничего и не произошло! Ну, мало ли кто кому улыбается, что с того? Человек просто хорошо воспитан, вот и старается соответствовать. Память стерли, но навыки остались. И нечего себе тут придумывать!

Звук отпираемой двери мне показался громом небесным. Может, если в камере голые стены, хватит и беглого взгляда? И заходить не придётся?

Господин без памяти сидел за столом и был погружен в чтение какой-то книги. Ах да, Ядвига же говорила, что у заключенных одно развлечение — чтение. Так что не зря она библиотеку регулярно пополняет, не зря. Первым в камеру вошел надзиратель, а потом уже я. Господин осужденный при моём появлении поднялся из-за стола, и я неловко кивнула ему, чтобы уж совсем не выглядеть невоспитанной провинциалкой. Серая тюремная роба из грубой ткани совершенно не сочеталась с обликом этого мужчины. Ему бы больше подошёл один из модных костюмов господина Эриуса.

— Добрый день. Вы позволите? — я указала на гобелен, висевший в изголовье кровати. Хозяин камеры удивлённо кивнул, и с любопытством проследил за мной взглядом. Я чувствовала на себе этот взгляд и потому поскорее подошла к стене, отогнула нижний край гобелена и заглянула за него. Ничего нового. Защитные руны и никаких потайных ходов.

— Госпожа интересуется защитной магией? — от звука его голоса я невольно вздрогнула. Не ожидала, что он окажется таким. Низким, и в то же время с бархатными нотками, уверенным и мягким одновременно. Может, у меня временное помутнение рассудка? Ну, какие бархатные нотки, да и какое вообще мне дело?

Но господин без памяти ждал ответа, и я позволила себе едва заметно улыбнуться:

— Да, интересуюсь.

— Тогда загляните и под ковер на полу. Там тоже есть.

Я неуверенно посмотрела на надзирателя и тот, недовольно сопя, приподнял угол ковра. Действительно, весь пол под ковром был разрисован рунной вязью. Но почему только здесь? В других камерах, где пол покрывали лишь тонкие циновки, защитных рун на полу не было. Я обвела пристальным взглядом камеру, все уголки, даже трещинки на потолке разглядела.

— Нет, больше нигде защитных рун нет. Только на стене и полу, — господин без памяти будто ответил на мой вопрос. Я кивнула, принимая его ответ, и повернулась к распахнутой двери. И быстрее на выход, потому что я чувствовала себя не как уверенный в своих действиях штатный маг, а как заполошная девица.

Буквально выбежав из камеры, я бросила на ходу Дуолу:

— Продолжим завтра. Можете быть свободны. Благодарю за помощь.

На женской половине замка я первым делом поспешила в купальню. Умылась холодной водой, пытаясь унять дрожь в руках. Да что такое? Что-то странное происходит. Я никогда не испытывала стеснения или смущения в мужском обществе. Со сверстниками всегда говорила на равных, нравилось им это или нет. Не млела от заинтересованных взглядов, а попытки флирта меня скорее забавляли. Сестренка Гриэль объясняла это моей черствостью. Я же просто смотрела на вещи реалистично. Писаной красавицей я не была. И в школе мальчишек больше интересовало правильно выполненное мною домашнее задание и возможность его списать. Поэтому я быстро научилась распознавать лесть. В институте мои неоднозначные способности вызывали скорее опасение, чем интерес. Но если в практике я не была сильна, то теорией владела порой лучше заносчивых магов отличников.

Когда мы с Гриэль подросли, родители частенько стали приглашать в гости своих знакомых, имеющих подходящих по возрасту сыновей. Ну а как же, две дочери на выданье — нужно как-то выкручиваться. Гриэль с младенчества обладала талантом привлекать к себе внимание. При этом у неё всё это выходило легко и естественно. Мне же больше нравилась позиция наблюдателя. Но если на мою скромную персону обращали внимание, я за словом в карман не лезла и не падала в обморок от смущения.

И ухаживания Альберта я принимала с достоинством. Не висла у него на шее, хотя его присутствие всегда радовало меня. А сейчас я при виде господина без памяти чувствую то, чего не должна чувствовать по определению. Это пугало, настораживало и… волновало до дрожи в руках.

Приведя себя в порядок, я решила проверить, чем занята Ядвига. В ходе проверки тюремных помещений у меня возникли некоторые вопросы, и хотелось бы понять, кому в замке их можно задать. Я уже понемногу ориентировалась в хитросплетениях замковых коридоров и смогла добраться до библиотеки, не заблудившись.

Дочь коменданта сидела у себя за столом, чуть ли не носом зарывшись в кипу пожелтевших от времени бумаг. У меня при одном взгляде на эти рукописи засвербело в носу и захотелось громко чихнуть.

— Ядвига, что-нибудь нашла интересное?

Приятельница оторвала задумчивый взгляд от бумаг и ответила:

— Ничего не понимаю. В старых летописях говорится лишь о гибели графа Форвейн, но как он погиб ни строчки. Как ты думаешь, почему?

— Да ничего странного. Если он погиб где-то вдали от дома, то подробностей могли и не знать те, кто вел летописи. Тогда и отсутствие его могилы объяснимо.

— Ты думаешь? Но с чего ему было покидать замок? Войн не было, где он мог погибнуть?

— Да где угодно. Вдруг его дикий зверь растерзал или утонул в море. Мало ли.

Мы немного помолчали, потом Ядвига поинтересовалась:

— Ну, а у тебя как?

— Ничего, кроме стен, покрытых защитными рунами, не обнаружила пока. Слушай, а ты не знаешь, что это за молодая пара в одной из камер томится? Ты видела, что женщина ждет ребёнка?

Ядвига понимающе кивнула:

— Видела. Отец уже дважды по этому поводу беседовал с королевским советником. Но приказа о помиловании или смягчении приговора нет.

— А за что их в тюрьму?

— Да там какая-то тёмная история. Я и сама толком не знаю. Вроде эта женщина была фрейлиной принцессы Оливии и её уличили в кознях против принцессы. А её супруг знал и не донес, вот его вместе с ней и отправили к нам.