Прыжок - Лапперт Симона. Страница 13

Тереза

Она как раз сложила вместе все открытые коробки и отнесла их в подсобку, когда Вернер, даже раньше, чем она предполагала, зашел в магазин через служебную дверь, с заспанными глазами и тщательно зачесанными назад волосами, повесив на плечо зеленый передник.

— Ты уже разобрала товар? — спросил он. — Все пришло?

Тереза кивнула.

— Как спалось?

Вернер пожал плечами:

— Было очень жарко. Я весь извертелся, как стельная корова.

— Мне сегодня попался бегемотик-пират, — похвасталась Тереза. — Еще ни одну серию я так быстро не собирала. Прямо какая-то полоса везения.

Но Вернер не слушал ее. Он достал из кассы красный карандаш и стал переписывать наименования бытовой химии у стеллажа возле двери. Тереза погладила его по голове.

— Ты голоден? — спросила она.

— Тут почти у всего скоро выйдет срок годности, — сказал Вернер. — По меньшей мере половина на выброс. — Он перестал записывать и, нахмурившись, устремил взгляд прямо перед собой, будто пытаясь вспомнить чье-то имя. Тереза считала, что он делает так, потому что мысли в его голове тесно громоздятся друг на друга, как балки старой фермы, где он вырос. В его голове не хватало места из-за большого количества тяжелых мыслей, и потому он постоянно хмурил брови, передвигая их и расчищая место для улыбки. Такое случалось с ним и в молодости, правда намного реже. Ей нравилось, что он не отпускал все время глупые шуточки и что он то и дело замыкался в себе. Вернер всегда был спокойным и рассудительным. Ей бы и в голову не пришло дать ему уменьшительно-ласкательное прозвище — это казалось ей отчаянной попыткой приручения. Она называла своего мужа Вернером, не Верни, или дорогим, или еще какой-нибудь банальщиной. И он тоже называл ее исключительно Терезой, не то что его прежние друзья, которые принижали своих жен зайками, ангелочками и прочими лизочками, будто не хотели осознавать, что делят жизнь с настоящим человеком и полноценной личностью. Но взгляды Вернера сильно устарели. Как и мебель того времени, старые фигурки из яиц-сюрпризов или перегоревшая вывеска, они стали запылившимся антиквариатом. Винтаж, как сказала бы Розвита. Сегодня уже никому не хотелось выковыривать еду из пестрого слоя желатина, мало кого интересовали мясные консервы, маршмеллоу и картофельное пюре быстрого приготовления. Но Вернер перестал оглядываться на мир, где люди предпочитали органические продукты и кофе навынос. Он упорно держался за свою концепцию семидесятых и любой разговор на эту тему подавлял решительным молчанием.

Целый час они работали, не проронив ни слова. Тереза вымыла стеклянные двери холодильника, прилавок и выдвижной ящик кассы, протерла пыль со стойки с лотерейными билетами и с ламп, Вернер проверил срок годности у молочных продуктов и у напитков.

— Весь день сирены, — в какой-то момент прервал тишину Вернер, склонившийся над морозильной камерой. — Можно подумать, настал конец света.

И действительно, Тереза поняла, что за последние десять минут мимо проехала полиция, скорая помощь и пожарная служба.

— Возможно, авария, — предположила она, раскладывая монеты по ячейкам кассового аппарата.

Вскоре ей пришлось отвлечься, поскольку дверь магазина стала открываться все чаще и чаще. Небывалый поток покупателей не прекращался. К полудню сирены не стихли.

— Похоже, и правда случилось что-то серьезное, — сказал Вернер. — Немудрено! С таким-то количеством гигантских драндулетов, что с недавних пор гоняют по узким переулкам. Эти танки загребают все на своем пути. Не удивлюсь, если сейчас один из таких наехал на ребенка или велосипедиста. — Это была одна из любимых тем Вернера.

Он бы ворчал до посинения, если бы в магазин не ворвались пятеро юношей и девушка. Тела парней скрывали безразмерные футболки и штаны, у двоих только-только начал ломаться голос, и лишь у одного было подобие усиков над верхней губой, которую он презрительно скривил, когда девушка показала на телефоне видео.

— Твою мать! — воскликнул он, уставившись на экран телефона. — Вот это ее штырит! Спорим, это видео завирусится. Отвечаю, оно выстрелит!

Тереза не могла видеть, что там было за видео, наверняка какой-нибудь порнофильм или еще что-то непристойное, она также понятия не имела, что означало слово «штырит», оно показалось ей грубоватым. Мальчики сновали между полок, хватая все, что под руку попадало: пять банок «Редбулла», три бутылки холодного чая, две упаковки попкорна, пачку арахисовых хлопьев и два банана. Необычайно красивая девушка только давала указания — она хотела яблоко и диетическую колу. Тот, что с усиками, позаботился об этом. На кассе он попросил у Вернера пачку «Лаки страйк» и зажигалку. Бросив взгляд через плечо, он убедился, что девушка все видит. Вернер замялся — парнишка явно был несовершеннолетним, и Тереза это тоже наверняка заметила. Но если он не продаст сигареты, они купят их в другом месте, а пять евро лишними не будут. Вернер уже взял деньги, но тут вмешалась Тереза:

— Могу я взглянуть на ваш паспорт, молодой человек?

Парень снова презрительно скривил губу.

— Не прокатило, — сказал он. — Ладно. Пробей только пойло и остальную дрянь.

Он швырнул на прилавок двадцатку и фыркнул. Тереза молча крутила в руках красный карандаш, забытый Вернером на полке с бытовой химией.

— Не робей перед такими болванами, — сказала она, когда подростки вышли из магазина. — Это ни к чему.

Вернер молча убрал пачку сигарет. А дверь снова распахнулась, в магазин ворвалась белокурая женщина, она была вся в поту, взволнованная и, очевидно, очень торопилась. Она зашагала прямиком к стеллажу со средствами гигиены и принесла на кассу дезодорант, зубную щетку, пасту, гель для душа, одноразовые бритвы и пачку презервативов, помимо всего еще два банана и большую бутылку воды. Средства гигиены она утрамбовала в сумке, бананы и воду положила в пакет, который ей дал Вернер. Он даже не успел назвать ей сумму, как дверь снова отворилась, вошла женщина с ребенком, за ней пожилой мужчина с собакой, и сквозь стекло витрины Тереза увидела двух девушек, направляющихся к магазину. Все это стало казаться ей странным. Спустя десять минут она уже была в этом уверена.

— Вот видишь, Тереза, — радостно сказал Вернер и завязал передник потуже. — Я всегда говорил, что однажды они вернутся.

Тем временем очередь в магазин выстроилась с улицы. Люди покупали мороженое, воду, выпечку, сигареты, фрукты и сладости. Терезе даже пришлось встать на подмогу Вернеру. Прозрачных полиэтиленовых пакетов осталось совсем немного, да и сдача почти закончилась.

— Как в былые времена, — шепнул ей Вернер, когда она вскрыла новый сверток с пятидесятицентовыми монетами и высыпала в кассу.

Ей показалось, что он улыбнулся. Его лоб блестел. Она не могла припомнить, когда последний раз видела Вернера вспотевшим. Она взяла из кассы несколько купюр в сто и пятьдесят евро и сунула их в почтовый конверт. Ей хотелось наконец выяснить, откуда пришли все эти люди.

— Я схожу в банк, разменяю деньги, — предупредила она.

— Не задерживайся, — сказал Вернер. И на этот раз действительно улыбнулся.

Выйдя из магазина и завернув за угол на площадь, она увидела толпившихся у светло-зеленого дома людей. Их было не меньше сотни, и каждые несколько секунд кто-то присоединялся, запрокидывал голову, доставал телефон и включал камеру. На оградках окрестных домов сидели женщины с детьми и угощали их сиропом, резали булочки и вытирали своим чадам измазанные мороженым рты влажными салфетками. Пенсионеры качали головами, юная девушка расстелила полотенце и легла загорать, в то время как ее друг кидался в нее попкорном. Попкорном из их магазина! Тереза проследила за взглядом толпы. На крыше, скрестив руки на груди, стояла худощавая фигурка. Подойдя ближе, Тереза разглядела в ней молодую женщину в полукомбинезоне садовника. Она сделала еще пару шагов, прищурилась.

— Боже мой! — Она зажала рот ладонью. Еще раз прищурилась, чтобы убедиться, что не ошиблась. Да. Это была она. Большие уши, острый нос, гордая осанка. Это дочь Лесли Кюне. Хоть и со светлыми, почти белыми волосами и повзрослевшая, но это она. Тереза не могла вспомнить имя девушки. Она уже много лет не видела ни Лесли, ни ее дочерей. Все, что она о ней знала, было слухами. Якобы Лесли сейчас живет в Карлсруэ, продает самодельные украшения на «Ибэй» под ником Esmeralda_23 и в четвертый раз вышла замуж. Ну и, конечно же, Тереза знала, что старшая дочь, Астрид, сделала карьеру в политике и баллотируется в мэры Фрайбурга. В городе повсюду висели плакаты с ней. Тереза мяла в руках конверт с банкнотами, судорожно отыскивая в памяти имя женщины на крыше. Нуну. Ей вспомнилось только это прозвище. Сестра звала девочку Нуну. Малышка много натерпелась. Двадцать лет назад, когда они еще жили в поселке возле леса, Тереза изредка присматривала за девочкой, когда старшая сестра была занята. Лесли уже тогда прикладывалась к бокалу шампанского, а отец определенно нанес бы ей меньшую травму своим отсутствием. Однажды он преследовал Лесли с пневматической винтовкой вплоть до самого леса. Тогда девочке было лет двенадцать. Тремя годами позже прошел слух, что они с Астрид, которой не было и двадцати, живут одни, а мать испарилась в поисках нового мужа. Тереза вспомнила иглу, которое малышка Нуну несколько часов строила перед домом, красные щеки девочки и маленькие желтые варежки. «Когда я вырасту, уеду жить к пингвинам на Северный полюс», — поделилась она, добавив, что Астрид рассказала ей, что пингвины неразлучны и живут вместе всю жизнь.