Грех и тайны (ЛП) - Мади Скайла. Страница 4

Я смотрю вниз на свою побитую руку. Запекшаяся кровь покрывает порезы и ссадины, поврежденная кожа торчит, а вокруг костяшек начинают проявляться синяки. Я сжимаю кулак, и моя челюсть тоже сжимается, пока натягивается кожа, а кости болезненно ноют. Если придется драться в ближайшие несколько дней, то правая рука может меня подвести, и тогда не будет иметь значения, насколько я хорош. Слабость — это слабость, и любой боец точно знает, как использовать ее.

— В чем твоя боль? — спрашивает она, странно произнося конец предложения.

Она здесь. Я медленно оборачиваюсь. Котенок шатается и моргает гораздо дольше секунды. Она пьяная вдрызг — это очень опасное состояние, чтобы болтаться между баром и нашей комнаткой. То, что она вернулась невредимой — само по себе удивительно. Волосы, обычно аккуратно стянутые сзади, теперь взъерошенные, словно последние два часа она нервно запускала в них пальчики.

Я хмурюсь.

— Ты о чем?

— В чем... — она икает и закрывает глаза, — …твоя боль?

Ее веки тяжелеют из-за воздействия алкоголя, которого, очевидно, было слишком много. В конце концов, ей удается разлепить свои глаза.

Я поднимаю поврежденную руку.

— Немного лопнувшая кожа на костяшках. Выглядит хуже, чем ощущается.

Ее голова нетерпеливо откидывается назад.

— Я не это имела в виду.

— Я знаю.

Она хочет, чтобы я рассказал ей о своей жизни — о той боли, которую упоминал, но сейчас не время. Кроме того, мне не особо нравится пересказывать свое прошлое другим. Только моя семья знает ту душевную муку, с которой мне пришлось столкнуться... потому что она затронула нас всех.

Поняв, что я не скажу ей, Эмили вздыхает и поворачивается к своей кровати.

— Я выжрала цистерну бухла, просто чтобы собраться с духом и задать тебе этот вопрос, мудак. Меньшее, что ты можешь сделать — ответить на него.

Возможно, я на него и отвечу... когда-нибудь. Я замечаю большой комок паутины, застрявшей в ее хвостике — без паучка, к счастью для нее.

— Зачем? — спрашиваю я, шагая ближе.

Эмили замирает, ее тело каменеет, когда я протягиваю руку и вытаскиваю паутину. Ее брови, уже больше не идеально выщипанные, сходятся вместе, а губы раскрываются, испуская горячее быстрое дыхание. Я отпускаю мягкую порванную паутинку, на которую она даже не смотрит, и та падает на пол.

— Потому что ты пугаешь меня.

Она изгибает свое тело так, чтобы стоять прямо ко мне лицом. Ее плечи напряжены, а нервы на пределе. Я знаю, потому что даже воздух между нами потрескивает от напряжения. Едва ощутимо, в нескольких сантиметрах от моей, ее грудь начинает вздыматься, дышать становится сложно.

Я склоняю голову набок.

— Я пугаю тебя?

Она кивает, слегка шатаясь.

— Не всегда... иногда.

Я с трудом сглатываю, проглатывая слова «не пугайся» и «тебе нечего бояться...», потому что она должна быть напугана, и ей действительно есть чего бояться. Я никогда не причиню ей физической боли, но эмоциональную... эмоционально я уже предал ее. Я не такой, как Эмили — медсестра из Нью-Йорка, ухаживающая за больными и ранеными. Я совершал ужасные вещи, чтобы суметь оказаться здесь. Я забрал жизнь — четыре жизни — и сделал это без угрызений совести. Если бы она знала... то не была бы здесь и сейчас со мной. Но я нуждаюсь в ней.

Она нужна мне, и не только для реализации плана разрушить империю Черепа.

Я эгоистично нуждаюсь в ней.

Мне нужно ощущение реальности, которое она привносит в мою жизнь. Она не дает мне сойти с ума. Она не впускает меня в мою же собственную голову. В этом все и дело — в мести. Это не временное состояние. Это болезнь, зараза, которая поглощает тебя миллиметр за миллиметром, и остальное перестает иметь значение. Моя ненависть к Черепу залегает намного глубже, чем работа моего брата на него. Череп — причина, по которой я потерял родителей и сестру. То, что Джоэл работает с Черепом — всего лишь вишенка на чертовой вершинке мороженого, которое Череп преподнес мне. Я не буду сидеть сложа руки. Не в этот раз.

Мне нужно, чтобы она дарила мне ощущение реальности. Это не позволит мне рехнуться и удержит подальше от мыслей, блуждающих в моей голове.

— Ладненько, — заявляю я, сделав небольшой шаг назад, подальше от ее дрожащих губ. — Я и должен тебя пугать.

Отворачиваюсь от нее и делаю шаг в сторону двери. Останавливаюсь, когда своей маленькой рукой она обхватывает мое запястье. Она ощущается хорошо — даже лучше, чем хорошо. Мне нравится это. Мне нравится мягкость ее кожи, хотя она провела в подземелье довольно долгое время.

— А еще с тобой я чувствую себя в безопасности.

Я смотрю на нее, ощущая, как эти мягкие пальчики скользят вверх по моей руке и останавливаются на локте. Изучаю ее застенчивое выражение лица, и оно не сходит, пока откровенный огонь не вспыхивает в радужке ее глаз, говоря, чего она действительно хочет. Немного выпивки — это все, что требуется, чтобы превратить ее отвращение и ненависть ко мне в желание? А что потом? Утром она опять будет злиться? Лучше оставлю ее пьяной — так мне не придется иметь дело с ее припадком.

— Я думал, ты ненавидишь меня, — заявляю я, придвигаясь еще ближе.

Нависаю над ней, и она вытягивает шею, чтобы встретиться со мной взглядом. Она красива со всех сторон. Интересно, знает ли она это?

Эмили прищуривается, ее плечи напрягаются.

— Я не ненавижу тебя. Я ненавижу то, что ты сделал, а в этом есть разница.

— Я спас твою задницу.

Она сжимает челюсть и с трудом сглатывает.

— В первую очередь, ты мог бы спросить, нуждается ли моя задница в спасении.

Это и ежу понятно.

— Нуждалась.

— Не тебе решать.

Не мне решать?

— Черта с два, если это не так.

Я никогда не пойму, что происходит в ее голове.

— Это не так, Джай. Я достаточно взрослая, чтобы принимать свои собственные решения. Я не нуждаюсь в тебе.

Я подавляю свою внутреннюю дрожь, не позволив ей отразиться на моем лице. Она не нуждается во мне? Я знаю, что она не это имеет в виду, но, тем не менее, мне немного больно. Разочарование разрывает грудь, а ярость натягивает мышцы.

Отказ. Вот, что я чувствую. После всего, что мы пережили, после всего, что было между нами, я ей не нужен? Я достал ей одежду — одежду, которая сейчас на ней — и это далеко не все, что я сделал. Я положил деньги в ее карман. Я спас ее гребаную жизнь. Дважды. И у нее есть наглость говорить, что я ей не нужен?

— Ты неблагодарная маленькая… — я хватаю ее лицо и обрушиваю свой рот на ее, высказывая все свое разочарование в него — в нее.

Она тоже целует меня. Ее ротик, горячий и влажный, жадно пожирает мой. Я прижимаюсь к ней. Она прижимается в ответ. Эмили тянет мою футболку и царапает кожу. Как же, блядь, я ей не нужен. Прикусываю зубами ее нижнюю губу и оттягиваю вниз до тех пор, пока она не издает шипение. Шлепнув по моему плечу, она освобождает свою губу.

— Ауч, ты укусил меня!

Я саркастически ухмыляюсь.

— Не притворяйся, что тебе не понравилось, и что я якобы тебе не нужен, Котенок.

Она смотрит на меня и скрещивает руки на груди.

— Думаешь, ты такой умный, не так ли, Стоун?

Прищурившись, она наклоняется, ее поза вызывающая. У Котенка яйца, как у льва. Кто ж знал?

— Разве, в первую очередь, ты не хочешь накачать меня наркотиками? — она говорит тихим, угрожающим тоном. Никогда в своей жизни не накачивал женщину ради секса, и не собираюсь начинать это с ней.

Я хохочу. Гребаные нервы.

— Оу, обида из-за отказа. Не лучший твой образ. В первый раз не было необходимости в наркотиках, Котенок. Сомневаюсь, что и в следующий раз мне придется это делать.

Эмили усмехается.

— Что заставило тебя подумать, будто я когда-нибудь…

Я наклоняюсь к ней, снова обрушивая свои губы на ее рот. Она пятится назад, и я следую за ней. Нас шатает, пока она не упирается в стену и стонет мне в рот. Мне хочется отстраниться и посмеяться над ней. Хочется наказать ее, но тогда мы снова начнем ругаться, и она опять перестанет со мной разговаривать. Я не справлюсь с этим Адом. Мне нравится слушать ее голос. Подземелье ощущается более холодным, более одиноким без ее дружбы. Господи Иисусе. Послушайте меня. Могу я ляпнуть что-нибудь еще более нелепое? Если все это продолжится, то к концу недели мы будем заплетать друг другу косички и обсуждать наши прошлые влюбленности.