Измену не прощают (СИ) - Инфинити Инна. Страница 12

— Когда у меня дошли руки его посмотреть, тогда я и решил его обсудить.

Хочется спросить: а у тебя личной жизни нет, что ли? Тебе не с кем провести время в двенадцать ночи? Надо в это время смотреть план и звонить мне?

А что если… Стас одинок? Ну, в смысле у него нет серьезных отношений, девушки, с которой можно коротать время в двенадцать ночи. Почему-то эта мысль вызывает волнение в сердце.

Не мое дело, я не должна об этом думать.

— Мы можем обсудить план сейчас? — спрашиваю.

— Да, садись, — указывает на стол для переговоров.

Я забежала в кабинет Стаса с букетом в руках. Сейчас он ощущается особенно лишним. Но проситься выйти, чтобы поставить цветы в вазу, я не решаюсь. Поэтому сажусь за стол, а букет кладу рядом. Чувствую себя ужасно неловко. Стас поднимается со своего кресла и садится за стол напротив меня. Задерживает взор на цветах, но никак не комментирует.

Без лишних прелюдий Стас приступает сразу к делу. Подробно проходится по каждому пункту плана, комментирует, задаёт вопросы, высказывает свои пожелания. Он не разносит в пух и прах мои идеи, однако мне все равно приходится их защищать. Где-то Стас со мной соглашается, где-то велит переделать.

Мы сидим долго, не меньше двух часов. Периодически Стас звонит по внутреннему телефону коллегам из других департаментов, что-то уточняет у них для стратегии или просит прислать нужную информацию на почту.

В какой-то момент я понимаю, что у меня в голове диссонанс. Передо мной не тот Стас, которого я помню. Парень из моей беззаботной юности был весельчаком и душой компании, ездил на спортивном автомобиле, участвовал в автогонках и слышать не хотел о том, чтобы променять свою гоночную «Феррари» на работу в офисе.

А Стас, который сейчас передо мной, — это деловой мужчина, отлично владеющий предметом своей работы. Его костюм идеально отглажен, белоснежная рубашка, готова поспорить, сияет в темноте. Все, что он говорит, — четко и по делу.

Как он так изменился? Почему решил бросить гонки?

А еще мне очень интересно, что с ним произошло тогда в аэропорту? Арестовали? Осудили?

Последнее вряд ли. С судимостью его бы не взяли сюда работать. Но сцена в аэропорту, когда Стас за мной бежал, а его пытались остановить, вдруг ярко встает перед глазами.

Когда бывший жених листает документы или говорит по внутреннему телефону, я украдкой рассматриваю его. Нахожу их с Вероникой общие черты и чувствую, как в груди больно щемит.

Правильно ли я делаю, что продолжаю скрывать от дочери ее отца? И сам Стас даже не подозревает, что у него уже четыре года, как есть ребенок…

Не хочу об этом думать.

— Тогда к следующему понедельнику переделай, как мы сейчас с тобой обсудили, — голос Стаса возвращает меня из мыслей о дочке.

— Хорошо, — собираю бумаги на столе.

— И разблокируй мой номер.

— Да, сделаю это прямо сейчас при тебе.

Убрав документы в папку, достаю из кармана пиджака телефон.

— Скажи, пожалуйста, свой номер. Я его тогда сначала заблокировала, а потом удалила.

С тяжелым вздохом Стас диктует цифры. Я сохраняю номер под именем «Станислав Войцеховский» и вытаскиваю его из бана.

— Вроде получилось. Давай я тебе сейчас позвоню, а потом ты мне.

— Я тебя в чёрные списки не добавлял.

— Все равно надо проверить, чтобы все работало.

Нажимаю кнопку вызова. Айфон Стаса на столе начинает вибрировать. Непроизвольно бросаю взгляд на экран и, обомлев, перестаю дышать.

Я записана у него, как и пять лет назад: «Моя самая любимая».

Глава 13. Цветы

Стас видит, куда направлен мой взгляд, и быстро сбрасывает вызов. Пока я все еще нахожусь в шоке, звонит мне.

— Будь теперь всегда на связи, — говорит, отключая звонок. — Можешь идти.

— Почему я до сих пор так у тебя записана? — спрашиваю, пожалуй, излишне резко. С начальниками так не разговаривают.

— Не успел переименовать, — его тон безразличен и сух.

— Не успел за пять лет?

— Не успел со вчерашнего вечера.

— А пять лет ты чем был занят, что не успел?

— Пять лет я тебе не звонил и вообще забыл, что в моей записной книжке есть твой телефон.

Стас говорит небрежно, словно то, как я у него записана, не имеет никакого значения. А меня пробирает дрожь вперемешку с возмущением.

— Переименуй меня, — не прошу, а приказываю.

— Переименую, — произносит все так же небрежно, глядя куда-то в бумаги.

— Сейчас при мне.

Мой приказной тон заставляет Стаса поднять глаза. Секунду смотрит, а потом откидывается на спинку стула, скрестив руки.

— Столько лет прошло, а тебе до сих пор важно, как ты у меня записана.

Я понимаю намёк. Когда-то в самом начале отношений я обиделась на Стаса за то, что была записана в его телефоне «Полина бар». Потому что мы познакомились в баре. Мне показалось оскорбительным, что я — его девушка — записана наравне с «Серега гараж» и «Вован гонки». Тогда же после моего скандала Стас и переименовал меня в «Моя самая любимая».

— Держать бывшую под именем «Моя самая любимая», как минимум, нечестно по отношению к новой девушке. Впрочем, что ты знаешь о честности?

Стас издаёт смешок. Да ему весело.

— Прости, не понял, по отношению к какой новой девушке?

— Не знаю, к какой-нибудь. У тебя же были отношения в течение этих лет.

— У меня не было отношений, — произносит неожиданно серьезно.

Застываю на месте.

— Если тебе интересно, Полина, то у меня не было отношений.

В горле пересыхает.

— Мне неинтересно, — бормочу, глядя куда угодно, но только не на него. — Запиши меня, пожалуйста, по имени и фамилии. Я пошла работать, — беру в руки папку с бумагами, букет и поднимаюсь со стула.

— От кого цветы? — вдруг интересуется.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я твой начальник.

— И что? Это не даёт тебе права задавать мне такой вопрос.

— Ошибаешься. Ты получила на рабочем месте подарок, стоимость которого превышает три тысячи рублей. Мне продолжать?

Уже который раз за этот гребанный день я от неожиданности прирастаю к одной точке и не могу пошевелиться. Намёк снова понятен.

— Тебя разве не проинформировали, что на работе нельзя принимать подарки дороже трёх тысяч рублей? А этот букет явно дороже.

— Я получила цветы не от партнеров или контрагентов компании. Это подарок личного характера.

— Не имеет значения. Ты получила его на работе.

Медленно выдыхаю, стараясь не взорваться. Вот чего он докопался?

— Ладно, — капитулирую. — И что мне теперь делать? Писать заявление об уходе, пока меня не обвинили в коррупции на рабочем месте?

— Нет, зачем? Согласно правилам компании, ты должна проинформировать департамент управления делами о том, что тебе на работу пришел подарок. Его у тебя изымут и в течение трёх месяцев проведут независимую оценку. Если будет установлено, что подарок дешевле трёх тысяч рублей, тебе его отдадут. Если же подарок дороже трёх тысяч рублей, его вернут тому, кто тебе прислал. Если вернуть обратно невозможно, тогда утилизируют.

— То есть, каждый раз, когда мой мужчина, будет присылать мне на работу цветы, я должна буду дарить их департаменту управления делами, я верно поняла?

Словосочетание «мой мужчина» я произношу с особенным удовольствием, внимательно глядя в лицо Стаса. Ни один его мускул не дергается. Человек-скала. Непоколебим.

— Не дарить, а передавать на независимую оценку, — поправляет, снисходительно улыбаясь. Так бы и заехала ему пощечиной, чтобы стереть эту мерзкую победоносную улыбку. — И если независимая оценка установит, что подарок дороже трёх тысяч рублей, то да, его вернут твоему мужчине курьером компании. Сразу сообщи департаменту управделами адрес, куда возвращать.

Я уже представила лицо Леши, когда через три месяца ему вернётся сухой и завядший букет. И как я ему это объясню?

— Я выброшу цветы, — цежу.

— У Юли в приемной есть большое ведро.