Измену не прощают (СИ) - Инфинити Инна. Страница 2

Я чувствую, как рушится мой мир. Все, чем я жила, во что верила, — все летит в пропасть. Каждый новый стон моего жениха летит в меня острой стрелой. Попадает прямо в сердце, убивает его.

Я уничтожена, растоптана. Я мертва.

— Как ты можешь? — сипло выдавливаю, чувствуя, как по щекам побежали слезы.

Девица перестаёт стонать и прыгать. Резко оборачивается.

— Ааааа, — визжит и спешит прикрыться одеялом. — Вы кто такая!!!???

Она за секунду слезает со Стаса и глядит на меня во все глаза в то время, как мой жених со все еще опущенными веками мычит что-то нечленораздельное.

— Как. Ты. Мог. — Произношу громко и четко каждое слово.

Стас наконец-то разлепляет веки. Приподнимает голову, смотрит на меня, быстро хлопая глазами.

— Полина? — удивляется. — А что ты здесь делаешь? — трёт лицо и садится на кровати.

Он тоже голый. Абсолютно. Но даже не пытается прикрыться. Вертит головой от меня к своей любовнице и от нее ко мне.

— Как ты мог… — повторяю на этот раз шепотом.

Слезы больно дерут горло. Я изо всех сил сдерживаю истерику, но еще чуть-чуть и сорвусь.

— Черт! — Стас подскакивает с постели, как ошпаренный. Неустойчиво стоит на ногах, пошатывается. Сколько же он сегодня выпил, что едва может удержать равновесие? — Поля, послушай, — выставляет вперед ладони. — Давай поговорим.

Блаженное выражение его лица вмиг будто рукой сняло. Теперь он выглядит, как человек, пойманный с поличным на месте преступления.

— Черт, где мои трусы!? — орет на весь номер, только сейчас замечая, что стоит, в чем мать родила.

— Вон, — указывает пальцем любовница.

Она все еще испуганно прикрывается одеялом, вжавшись в спинку кровати. Боится меня, что ли? Думает, наброшусь на нее? Расцарапаю лицо? Я никогда не опущусь до такого унижения — драться за мужика.

Стас, спотыкаясь, бросается в угол и натягивает боксеры. Торопится, поэтому надевает их задом наперёд.

— Поля, — через секунду оказывается вплотную ко мне. Берет меня за плечи, сдавливает их.

А меня его прикосновения огнём отвращения опаляют. Пытаюсь сбросить с себя руки жениха, вдруг ставшие такими чужими и далекими, но он не отпускает.

— Поль, послушай…

— Что послушать? Будешь говорить, что это было не то, что я подумала?

Боже, зачем я вообще разговариваю с ним? Стас хоть и взял себя в руки, а взгляд почему-то до сих пор поплывший, как будто пьяный. Впрочем, он и есть пьяный. Вон как перегаром разит.

— Поль, блин… черт…

— Убери от меня свои руки, — цежу, делая шаг назад.

Не убирает, тогда я все-таки скидываю их с себя. Мне до тошноты омерзительны его прикосновения. Смотрю в некогда любимое лицо и испытываю лишь отвращение, граничащее с ненавистью.

— Дай объяснить, пожалуйста.

Смеюсь в голос. Громко, истерично. Хохот переходит во всхлип. Зажимаю рот рукой, чтобы подавить его, однако не выходит. Я унизительно рыдаю на глазах у предателя и его любовницы.

Соберись, Полина. Соберись. Он не достоин твоих слез.

Делаю шумный вдох и усилием воли заглушаю рыдания. Сглатываю тяжёлый ком в горле.

— Все кончено, Стас. Забудь меня.

— Нет, Полина, — хватает меня за руку. — Подожди!

— Не смей прикасаться ко мне больше никогда! Ты мне противен! Омерзителен!

Я предпринимаю попытку развернуться, но Стас хватает меня, разворачивает к себе. Я снова пытаюсь сбросить его руки, он не дает это сделать. Между нами завязывается борьба, где я пытаюсь вырваться, а он пытается меня удержать.

— Поля, да подожди ты. Давай поговорим. Я люблю тебя.

Эти лживые слова провоцируют во мне взрыв, вспышку гнева. Она ослепляет меня яркой вспышкой. Не контролируя своих действий, замахиваюсь и со всей силы даю ему пощечину. Звонкую, хлесткую. Стас на секунду замирает, а я прослеживаю за тем, как на его щеке стремительно образовывается красный след от моей ладони.

— Забудь меня, — повторяю.

Пока жених все еще в ступоре, быстро разворачиваюсь и устремляюсь на выход. На мое счастье лифт на третьем этаже, и я быстро захожу в кабинку. Когда ее двери закрываются, Стас с криком «Полина, я люблю тебя» и в трусах задом наперед выбегает из номера.

Глава 3. Мама

Сколько бы лет мне ни было, а когда мне плохо, я всегда бегу к маме. Вот и сейчас вылетаю пулей из отеля и мчусь к метро. Не хочу доставать из кармана телефон и видеть пропущенные вызовы от Стаса, поэтому поеду к родителям не на такси, а на общественном транспорте.

Я так бегу, что не чувствую под ногами ни каблуков, ни асфальта. Как будто лечу над землей. В лицо бьет противный ноябрьский дождь. Это хорошо, под каплями дождя прохожим не видно моих слез.

«Дай объяснить, пожалуйста»

«Давай поговорим. Я люблю тебя»

Истеричный смех вперемешку с рыданиями разбирает меня, когда вспоминаю эти слова. До чего же гнусной ложью были все его признания в любви. Полгода наших отношений — ложь, ложь, ложь. Свидания, цветы, подарки, поцелуи — ложь, ложь, ложь.

Все было ложью. Наглой, гадкой, мерзкой.

Пассажиры в вагоне странно на меня косятся. Когда гляжу на себя в окно, вижу в отражении настоящую ведьму: мокрые спутанные волосы висят сосульками, а тушь, подводка и тени растеклись вокруг глаз, образовав чёрные круги. Но мне сейчас настолько безразлично, как я выгляжу…

От метро до дома родителей уже совсем трудно идти, поэтому я приваливаюсь к столбу. Хватаюсь за него руками, иначе рухну на тротуар. Дождь усилился, больно бьет по щекам, заливает за шиворот куртки. Я дрожу от холода, зуб на зуб не попадает.

В свете фонаря замечаю блеск на безымянном пальце правой руки. Это помолвочное кольцо с бриллиантом, которое мне подарил Стас, когда делал предложение. Гляжу на него и чувствую, как палец горит. Полыхает огнём, заставляя всю меня сгорать от боли. С силой срываю кольцо и швыряю на дорогу под колёса машин.

— Ненавижу! — кричу, срывая голос. Падаю лбом на столб и захожусь новым приступом плача, приговаривая: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

Кое-как доползаю до квартиры родителей. Ключей с собой нет, поэтому стучу в дверь.

— Полечка! — охает сонная мама, глядя на меня всю мокрую и с размазанным по лицу макияжем. — Что случилось?

— Мам, он мне изменяет, — заявляю с порога и, рыдая, падаю в тёплые объятия матери.

— Кто? Станислав?

— Ну а кто еще!?

— Ох…

Мама тяжело вздыхает и тихо уводит меня на кухню, чтобы не разбудить папу. Там отпаивает меня горячим чаем и слушает мой сбивчивый рассказ. У меня нет секретов от матери, мы очень близки, поэтому рассказываю ей все: от положительного теста на беременность до жалких попыток Стаса что-то мне объяснить. Мама слушает, не перебивая, и только осуждающе качает головой.

— Что мне теперь делать, мам? — реву белугой. — Как быть?

— Измену не прощают, — строго отрезает. — Ладно, вы бы были двадцать лет женаты и устали друг от друга. Но вы всего ничего вместе!

— То есть, через двадцать лет можно простить измену?

— И через двадцать нельзя. Но через двадцать хотя бы понятна причина измены. А сейчас что ему не так было? Зачем тогда замуж тебя звал? Кобелина…

— Я вот еще о чем думаю, мам. Кто-то специально написал мне об этом, чтобы я застукала Стаса. И дверь в номер была открыта, как будто меня ждали. Может, кто-то намеренно хочет нас разлучить?

Врагов у нашей со Стасом пары было предостаточно. Его бывшая все полгода бесится. Они со Стасом типа расстались друзьями, так вот она ему бесконечно по ночам названивала, пока я уже не поставила вопрос ребром: или прекращает общение с бывшей, или я собираюсь и ухожу. Стас выбрал меня и попросил бывшую стерву не звонить.

— Это меняет факт того, что он тебе изменил?

Мама, как всегда, не в бровь, а в глаз.

— Нет, — отвечаю, потупив взгляд и снова чувствую невыносимую боль в груди.

Родительница недовольно поджимает губы и отворачивается к заварнику, чтобы налить мне еще чаю.