Кандидат (СИ) - Корнеев Роман. Страница 15

Пилот современного космического истребителя вынужден постоянно поддерживать себя в форме, держать на уровне тонус нервной системы, чувствительность окончаний и быстроту реакции, стократ усиленную следовой начинкой. Только тогда пилот способен хоть как-то повлиять на то, что за него делает автоматика. И только так пилот может быть уверен в том, что в боевом вылете он сможет выполнить свою задачу.

Рэдди радостно посрывал с себя лишнюю одежду, после чего нырнул в недра иссиня-чёрного ложемента, заменявшего ему стандартный «кокон» боевых космических истребителей. Ещё доигрывали последние аккорды эмулируемых стартовых последовательностей, а Рэдди уже привычно входил в пилотажный экшн, единым усилием с помощью совокупности своих следовых имплантатов становясь элементом экипажа.

Да, пилотирование, пусть иллюзорное, ненастоящее, оставалось для него единственно истинным смыслом его существования. Остальное — там. Здесь же, посреди вечной темноты и мерцания терабит тактической информации, Рэдди становился лётным капралом ПКО Пентарры.

А значит, остальное для него уже не существовало.

Если бы так.

Может быть, именно сегодня ему хотелось уйти от этого гнетущего предчувствия… но этого ему не было суждено.

Майор Суэто предпочитал своему официальному кабинету командора ПКО, упрятанному в недрах шпиля Немезиды, вот этот скромное помещение с голыми стенами да парой терминальных выходов оперативных инфоканалов. Здесь его не окружала мощная, глубоко эшелонированная система обороны, сюда не нужны были многоуровневые степени допуска, зато это помещение выходило окнами на внешнюю броню гигантского здания, позволяя каждый день наблюдать собственными глазами прекрасный пентаррианский закат.

В его стопятидесятитрёхлетнем возрасте подобная причуда была простительна — его ровесники давно ушли на покой, оставив Галактику молодым, а вот Майор Суэто ещё трепыхался, приняв от командования слишком громкое для своей должности звание, и теперь пытался его оправдать, вот так, каждый день запираясь в этом убежище и просматривая дела, составляя отчёты, исправляя ошибки в планах подчинённых и размышляя о своём.

ПКО всегда служило пробным шаром, площадкой для молодых, рвущихся на просторы Галактики, но ещё не прошедших возрастной ценз на поступление в учебные подразделения Пространственных Сил Флота, Косморазведки или Десанта. Здесь никто не оставался надолго, весь же командный и инструкторский состав представлял собой сборище седовласых романтиков космоса, не удержавшихся вдали от родного мира, но и не желающих расставаться с мечтой. Великовозрастные мечтатели вроде него, Майора Суэто.

Нет, часть инструкторов оказывалась здесь по направлениям рекрутерских сетей того же ГКК, нарабатывая с кадетами необходимые для получения нужных рангов часы, однако и они здесь не задерживались, проработав с тремя-четырьмя выпусками, уносились обратно в Галактику по большим делам, потом эти фамилии звучали в списках громких назначений, и это было приятно Майору Суэто, ведь это он их учил — работать с молодыми глупыми парнями и девчонками, ищущими свой путь в Галактику, но пока ещё мало умеющими и ещё меньше знающими.

Самому Майору Суэто путь дальше уже давно был заказан, да и хотел ли он его когда-нибудь — сказать трудно. Он делал своё дело на месте, которое, надеялся, занимает по праву, а не потому что просто не нашлось никого среди молодых и сильных того, кто решил бы, что старику пока окончательно на покой — на такой же вот балкон, нянчить внуков-правнуков и наблюдать пятидесятитысячный раз этот закат.

Майор Суэто притушил фильтрами пылающий за окном пожар, вернувшись к своим делам. Эрвэ-панель мелькала перед глазами буквами рапортов и характеристик. Нечасто командору ПКО приходится непосредственно разбираться с делами кадетов, но этот кадет уже давно не выходил из его головы.

Каждый из стотысячного Корпуса не раз проходил перед его глазами на торжественных построениях, и куда чаще — в строчках отчётов инструкторов и командиров, в представлениях к очередному званию, в запросах из Галактики. Кого-то Майор Суэто помнил уже даже в лицо, однако других таких, как Рэдэрик Ковальский, в составе ПКО не было.

Его дело не представляло собой ничего необычного, минимум происшествий, отличные показатели, идеальные физические кондиции, подготовка на уровне, психологический потрет не без проблем, но в рамках нормы, хорошая приживаемость в коллективе. Пилот, каких немало. Куда честнее сказать — каких много. Но именно это дело всплывало раз за разом, портрет поверх дела из года в год менялся, юноша становился мужчиной, а ситуация оставалась прежней. Рэдэрик Ковальский был персональной проблемой Майора Суэто.

И то закрытое расследование, о котором помнило лишь три привлечённых к расследованию офицера, и потом, все эти всплески, пересыпавшие по диагонали полнеющее личное дело, проявляясь спонтанно и также мгновенно исчезающие за пределами доступности человеческого восприятия. Ковальский мог вывернуться на тренинге из безвыходной ситуации, не просчитываемой никакими доступными мощностями, рядом с ним постоянно происходило что-то странное — техника выбирала все пределы по нагрузкам и допускам, математические модели и автоматика физического сопровождения словно начинали подыгрывать испытуемому, а то вдруг наоборот, отчего-то будто сознательно ставили его перед выбором — отступить или рискнуть последним и выиграть. Ковальский не отступал никогда.

И всегда побеждал.

Майор Суэто наблюдал за его жизнью из своей отшельнической пещеры и чутьём опытного пилота чувствовал, что образ никак не складывается. Чтобы понять то, что сидело в этом парне, нужно было знать куда больше, чем знал он. И это его беспокоило.

Данные рапортов копились, время шло, но даже самое пристальное внимание, граничащее порой с прямым вмешательством в личную жизнь, ответа не давало. Запрашивать Галактику Майор Суэто после того памятного послания уже не решался. И не потому, что ответа бы не последовало, нет, он был абсолютно уверен, что стоит ему задать прямой вопрос, и ему тут же ответят, вот только будет ли он рад этому ответу… сомнения оставались тлеть, возвращаясь к жизни после очередного происшествия.

Последний отчёт заставил Майора Суэто бросить все дела и вновь, в который уже раз, углубиться в чтение знакомых характеристик, графиков, тестов и рапортов.

Самый что ни на есть рядовой случай, но Майор чувствовал, на очередном учебном полётном задании у пилота случился новый всплеск. По итогам полёта, прошедшего вне графика, с опережением расчётной курсограммы на столько-то десятых миллисекунды, квантоптоэлектроника учебной шлюпки выкинула аварийный транспарант, База решила перестраховаться и отправила Ковальского на прохождение формальных тестов контроля следовой начинки.

Майор Суэто знал цену этим миллисекундам в случае аварийной ситуации или огневого контакта с врагом, однако он также заранее знал, чем всё кончится. Тест Ковальским пройдён идеально (пометка в деле). Один из двух десятков таких же, пройденных прежде. Отправить ку-тронное нутро шлюпки на проверку с дальнейшей заменой от греха подальше (пометка в лётном журнале шлюпки).

Одно «но». Оператор контрольной станции по ошибке запускает вместо обычного в таких случаях прозвона контрольных цепей стандартной следовой начинки пилота истребителя-заатмосферника нечто совсем иное — фазовый тест «верхних» контуров, обеспечивающих контроль жизнедеятельности. Логи тут же выдали абсолютно положительный результат тестирования. Но — для совсем другого теста.

После всех разбирательств и повторной сверки в рубке контрольной станции завыл сигнал тревоги. Этот бред из фотонных импульсов мог означать что угодно, например смерть мозга пилота, или вообще полное отсутствие у него центральных мыслительных центров.

Тревогу вырубили, беспомощно озирающегося Ковальского быстренько отправили «вниз», а сами сели писать отчёт о случившемся сбое.

И теперь этот отчёт, осмеянный контрольной комиссией, лежал в коллекции Майора Суэто. И Майору Суэто было не по себе.