Кандидат (СИ) - Корнеев Роман. Страница 95
Эти надежды и сомнения неслись в голове Рэда целую вечность, но вот настал миг, когда не стало последней из них, когда весь тугой клубок тайной внутренней вселенной человека по имени Рэдэрик Ковальский был перемотан заново, окроплён сиянием плазмы далёких звездопадов, засиял прозрачной синевой утреннего неба… тогда настала вдруг тишина и спокойствие.
Стих бешеный ветер, унялись бури в очистившемся сознании Человека-из-галактики, и зазвучал голос, подобный которому суждено было услышать лишь избранным из людей. То был голос чужого, чуждого, но вместе с тем близкого и сострадающего разума, чьё место оказалось — здесь и сейчас.
Сознание было создано пятьдесят веков назад по террианскому исчислению. Сознание было порождено коллективными индивидуумами, именуемыми в Галактике людей Великими Домами К’Каха. Сознание было предназначено для свободного полёта сквозь безмерные толщи пространства, оно могло видеть, чувствовать, мыслить. Его понимание Вселенной было во много раз ближе к истине, нежели то, к чему пришёл человек на Элдории, в Галактике или где ещё. Сознание ощущало Вселенную как часть себя, гармонично и неразрывно с ней сосуществуя. Сознание имело цель — найти то, что давно интересовало создавшие его разумы, оно искало во Вселенной средоточие самой мысли, субстанцию, которая бы могла нести в себе параметры отдельной личности, но не быть одновременно говорящим и слушающим. Сознание искало во Вселенной тех, кого назвали Собеседниками, или существами, способными быть самими собой.
Сколько раз до него уходили в далёкий космос другие скитальцы — Сознание не знало, находили ли они хоть что-нибудь в чёрной Вселенной — и это не интересовало Сознание, имевшее свою собственную, и, следовательно, единственно важную цель — искать.
Несколько раз оно натыкалось на непонятное — миры со следами далёкого прошлого, Юной Вселенной. Законы, приводившие в движение артефакты далёкого прошлого, остались ему не понятны, и оно в страхе бежало прочь. Несколько раз случайно касались его другие Сознания.
Но оно спешило дальше, ибо для него не существовало ничего, кроме цели.
И вот, по прошествии бессчетных дней, когда само время и пространство, свитое в тугой узел парадоксов, перепуталось и сбилось со счёта, Сознание нашло что-то очень странное.
Что-то подвижное, быстрое, горячее носилось по каменной поверхности небольшого шарика. Это были существа необычайно сложной структуры, бесформенному облаку каменных обломков было тяжело понять, как столь малая форма хранит в себе столь богатый микрокосм. Однако одно Сознание поняло слишком поздно — эти существа были разумны.
Миллионы разумных существ. Триллионы воспоминаний, мыслей, эмоций.
Сознание бесследно растеряло себя в этом чужеродном океане, забыло свою цели, слилось, растворилось в окружившем его океане. Оно стало образом этого мира, мозаичным рисунком безжизненными на непрошенный взгляд глыбами по траве и камню Элдории. Оно уже не обладало глубинным чувством Вселенной. Оно уже не вбирало в себя память сотен веков. Сознание жило этим миром, лишь продолжая день ото дня искать не найденное — человека, который был бы способен говорить с ним, который бы взял себе часть его нерастраченной энергии, который донёс бы в далёкую галактику слово, которое там уже вовсе не ждали.
Сознание иначе не могло, таким его создали.
Рэд медленно оттаивал, навсегда сохраняя в себе этот образ — существа абсолютно чужого, но вдруг ставшего самым человечным из созданий Вселенной. Они поняли друг друга. Оно увидело Галактику, какой её знали люди, а взамен вернуло ему, Рэду, некогда осознанно забытое в чёрной одиннадцатилетней тюрьме ощущение иррациональной целостности бытия. Картину, написать которую — не хватит и десятка жизней. Полотно, простирающееся от горизонта до горизонта.
Напутствие — безумное, бессмысленное, нечеловеческое своей сокрытой от него логикой, которое, казалось, не забудется никогда:
Иди, солдат, ты свободен отныне от страхов памяти, от вожделений разума, от гнёта опасений и пустой радости существования. Теперь ты — человек, способный почувствовать свою цель, искать её до конца жизни и сложить голову лишь на плахе её обретения.
Иди, солдат, ты не ощутишь больше пустоты за плечами, мой знак на тебе будет хранить, как хранила меня моя утерянная реальность все эти бесчисленные века. Прошу в ответ лишь одно — вернись. Или сделай так, чтобы Слово моё услышали известные человечеству Великие Дома К’Каха, они должны знать правду, ибо иначе неизбежно наступит день, воспоминания о котором не померкнут даже в Вечности.
Ты же — стань таким большим, как эта Галактика, выполни долг.
Ступай к своим товарищам, вы свободны. И тот, кто прибыл вам вослед, пусть улетает. Мне нечего ему сказать. Прошу только прощения за задержку, иначе мне было до вас не достучаться.
Рэд замер на краю лесной поляны, всё ещё укрытой клочьями тумана, но уже безвозвратно теряющей следы прошедшего таинства.
Обычное пустое пространство, покрытое папоротником и немощной лесной муравой. Тут ещё оставался освежающий тонкий аромат непознанного, но это всё был лишь слабый отголосок, бледный призрак бушевавших вокруг него энергий… То, что было здесь — ушло, оставив его в том одиночестве, к которому снова придётся привыкать.
Эхо его мыслей куда-то исчезло, растворившись в нём, рассеявшись в окружающем. Лёгкое шевеление чужеродной жизни остановилось, не то съёжившись от ужаса, не то распахнувшись до размеров Вселенной.
Рэд покачал головой, отвернулся. Нужно было уходить, здесь больше бессмысленно ждать помощи. Он должен заслужить своё успокоение. Не сейчас. Не сейчас.
Плотная листва царапала щёки, было трудно поднять руки — отвести ветви от лица, вокруг что-то шевелилось, порхало, кричало, скрипело. Рэд изнемогал от непонимания. Он не мог сообразить, что такое творится, почему всё вокруг так нереально, так бессмысленно.
— Рэд…
Первым порывом было — броситься прочь, не слышать, не думать. Лишь усилием воли удалось повернуться за голос. Испуганные, чуть виноватые глаза. Как и следовало ожидать. Они всё сделают, чтобы…
— Рэд, ты вернулся… две дюжины дней миновало…
Так много? Почему-то казалось, что он отсутствовал всего-то пару местных хоуров.
— Рэд, другие ваши… они тут, Рэд, недалеко. Когда стал сгущаться туман, мы сразу помчались сюда, сторожили всё время, каждый на своём месте… И всё-таки повезло именно мне.
— Исили, что ты здесь делаешь?! Зачем! — он сам не заметил, как сорвался на крик.
Она испугалась так, что щёки её побледнели до синевы. Но всё-таки не отступила, ей тоже были дарованы силы власти над Рэдом.
— Я должна, Рэд. Должна! Никто другой не должен стать между нами, когда я это скажу!!!
Рэд смотрел, как на её лице вновь прорезается жизнь, и недоумение затопило его сознание.
— Да! Ты был прав, Рэд, ты был абсолютно прав!.. Ты предупреждал меня, чтобы я не путала любовь с признательностью за избавление, чтоб не забывала разницу между спасителем и любимым… я поняла тебя, и быть может — слишком поздно.
Рэду стало больно, но ему уже не нужно было додумывать, кто сотворил с ним это предательство.
— Рихард всё-таки решил остаться?
— Да! — мгновенная вспышка радости, сменившаяся румянцем стыда. — Это было самым большим счастьем в моей жизни.
— И это будет самым большим испытанием — в его. Тебе известно, сколько кругов живут в нашем мире?
Она замерла, вновь испугавшись. Её самые затаённые страхи враз оживали под пронзительным взглядом Рэда.
— Я постараюсь… я буду стараться быть той, память о которой скрасит ему старость. Нам обоим предстоит ещё очень долгая жизнь, а потом он всегда сможет уйти туда, где его будешь ждать ты.
Рэд взял её за руку, силой прекращая этот разговор. Не нужно лишних слов… не нужно. Они только ранили, не принося ни успокоения, ни завершённости. Пусть всё будет, как будет.
Оно сделало всё, что возможно, чтобы я был вынужден отправиться, куда хотелось ему.