Чужой среди своих (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 60
— А это ведь не только цензура, не только Законы СССР, но и самое важное — самоцензура! Люди, пусть не все, но большинство, приучаются… а вернее — сами себя приучают, думать с оглядкой. В едином строю!»
— … мы все, как советские люди, должны дружно осудить агрессию израильской военщины,— Носорожка, читерски победив в споре, на всех парах погнала дальше, — и советские евреи должны делом доказать, что они прежде всего — советские граждане, выступив с осуждением Израиля!
Однако… Она это серьёзно?
— Михаил! — тут же отреагировала девочка.
« — Упс! Я это вслух сказал?» — начинаю лихорадочно вспоминать, а о цензуре и Большом Брате я тоже… вслух? Да вроде нет, иначе бы раньше взвилась…
— Неужели ты не понимаешь? — глаза её светятся фанатизмом и предвкушением грядущей карьеры в Комсомоле, — Ты, как советский еврей, должен публично осудить акт…
— В жопу… — не выдержал я, вставая. Я! Должен?! Настроение такое, что хочется… да много чего хочется, и что характерно — сплошь деструктивного!
— Михаил! Как тебе не стыдно!? Я девочка и член… — взвилась активистка.
— В жопу… — ласково повторил я, глядя ей в глаза, как кобра перед атакой. Не понимает? Всё-то она понимает… всё!
Просто бывает — вот так, когда с детства человек нацелен на карьеру, и, несмотря на возраст, готовность пойти ради своей Цели по головам.
Мельком глянув на Лёву, котором она может испортить жизнь, уже жалею, что сорвался, не отшутившись… Но какого чёрта?! Это разум у меня взрослые, а эмоции, мироощущение и гормоны ровно такие, какие положены четырнадцатилетнему подростку!
Но в эти игры, пусть даже без идеологической подоплёки, играть я умею лучше тебя, девочка…
— В жопу, — ещё раз повторяю я, и оглядываюсь, ловя взгляды остальных, — Лично ты — в жопу! Не как член! Ребята! Неужели вы не понимаете?! Она же сталинистка!
Вера-носорожка, уже набравшая было воздуха в грудь, поперхнулась, дико уставившись на меня.
« — Так вот… — зло думаю я, не отводя взгляда, — Хотела сделать меня очередной ступенькой в карьерной лестнице? Продавила бы, прогнула бы с этим чёртовым публичным осуждением если не меня, то Лёву — плюсик к досье! Нет? Ну она, по крайней мере, показала себя перед вышестоящими товарищами человеком неравнодушным, идейным, пробивным… Тоже плюсик, просто поменьше, поскромнее»
— Сталинистка! — ещё раз повторяю я, видя в глазах недавней оппонентки Носорожки огонёк если не понимания, то — одобрения. Горячего!
— Она же махровая, убеждённая сталинистка! — снова повторю я, — Это же какой-то тридцать седьмой! Да, мы пионеры! Но мы прежде всего дети, и должны заниматься прежде всего детскими делами…
Одна из девочек, не отрывая от меня влюблённого взгляда, начинает мелко кивать.
— … а наша помощь партии и стране прежде всего в хорошей учёбе, в достойном поведении, в сборе макулатуры и металлолома! Политикой, тем более международной, занимаются взрослые люди, и втягивать нас в неё, не посоветовавшись со старшими, более опытными товарищами, глупо!
— Я не… — начала было Носорожка.
— А может быть, ты троцкистка? — сурово спрашиваю у неё, не давая оправдываться, — Они, как известно, делали всё возможное, чтобы внушить отвращение к политике Партии, наполнить смысл даже не формальностью, а формалином!
— Я не… — начала было она, но расплакавшись, убежала. Стало немного стыдно…
« — Герой, победил ребёнка…»
А потом вспомнил её глаза, эту готовность рвать, душить, идти по головам… А ещё то, что я сейчас — тоже ребёнок, и что такие вот девочки и мальчики, спешащие делать партийную карьеру с младых лет, идут наверх по исковерканным судьбам своих соседей и одноклассников.
« — Сеющий ветер да пожнёт бурю[iv]!»
— Вам надо непременно поднять этот вопрос на ближайшем собрании, — говорю, не отрывая взгляда от недавней оппонентки Носорожки, и вижу в её глазах не только понимание, но и принятие… а потом и злорадство. Поднимет! Непременно поднимет!
— Лучше всего — не дожидаться собрания, — рассудительно сказала носатая Виктория, — а организовать его самим. Я считаю, что такой человек не должен занимать руководящих позиций в Совете Дружины, да и где бы то ни было ещё, пока делом не докажет, что перевоспиталась!
« — Прелестно, — умилённо думаю я, — вскрыли гнойник! И что характерно, ни одного голоса против!»
— Ну, это вам видней, — вслух говорю я, пока в голове мелькают десятки мыслей и идей.
А пойдёмте, что ли, купаться?! — отчаянным голосом сказал один из мальчишек, по-видимому, не желая больше никаких политических повесток сегодняшним вечером, — В затон, а?! Вода прогрелась, я вчера проверял!
— В самом деле! — поддержал его Лёвка, уловив мой предостерегающий взгляд, — Айда купаться!
« — С детства, ещё в пионерских отрядах шоры вешают, флажками запретные темы обносят, — размышляю, шагая в гомонящей толпе и машинально, иногда невпопад, отвечая на вопросы новых приятелей, — А потом, уже взрослые, они даже не понимают, насколько узкое у них мышление! Не понимают, что у них сознание покорёжено, и, чёрт подери, считают себя очень умными, потому что они из «Самой читающей в мире страны»
— … а он ка-ак дал, — Лёва азартно размахивает руками, и по контексту я понимаю, что речь идёт обо мне, — и тот как бряк! В пыль, как мешок навоза!
« — Но это ведь не ум, а всего лишь эрудиция, да и то — в рамках» — в голову протиснулся незабвенный образ неряшливого девственника в жилетке с карманами, к чьему уровню интеллекта лично я относился весьма скептически. Посмотрел, знаете ли, несколько передач, в которых это… хм, существо, выступало аналитиком.
— Мишка обещал приёмчики показать! — хвастает Лёвка, и я машинально киваю, ненадолго отвлекаясь от лезущих в голову мыслей.
— Да там ничего хитрого, на самом-то деле, — искренне, ничуть не лукавя, говорю мальчишкам. Не вру, нет… сами приёмчики дело нехитрое, все эти секретные ухватки из покрытых мхом древних восточных школ — полная ерунда! Анатомия у всех одинаковая… важнее подобрать какие-то связки и тактику под себя, ну и разумеется — тренироваться! Регулярно. Но вот поймут ли меня мальчишки? Не уверен… Ладно, Лёвке попытаюсь втолковать отдельно, ну а нет, так значит, и не очень надо!
— … я такой — н-на! — один из ребят не сбавляя шага, показывает другому нечто условно-фехтовальное. Впрочем, не уверен… очень уж криво.
— Да, я когда «Три мушкетёра» прочитал, тоже хотел в секцию записаться, но у нас пока нет, — горестно вздыхает собеседник.
— Через три года по плану! — авторитетно сообщил им Лёвка, вклиниваясь в разговор, — Мне папа говорил!
« — А, всё-таки фехтование…»
Вскоре мы свернули в какие-то овражистые закоулки, состоящие из сараев и маленьких домишек, выстроенных чёрт те из какого хлама, которым, по-хорошему, давно пора на реконструкцию, а скорее — на слом. Всё носит следы развитого запустения, некоторые сараи стоят полуразобранные, с обвалившимися стенами.
Вообще, судя по сложной, и я бы даже сказал — хаотичной планировке и совершеннейшей запутанности улиц, с участками, спускающимися порой в низину оврага, очень похоже, что это местный «Шанхай», построенный в самые первые послевоенные годы. Быть может, строения даже не узаконены толком, и по документам здесь ничего нет.
— Так короче, — сбивая с мыслей, деловито сообщила мне Виктория, отодвигая доску покосившегося забора, и первой ныряя в чей-то огород, спускающийся вниз под довольно-таки крутым углом. Судя по вымахавшим чуть ли не до пояса сорнякам, и широкой вытоптанной тропинке, наискось пересекавшей картофельные грядки, владелец огорода не слишком следит за своей собственностью, и, кажется, не пользуется у окрестной детворы ни малейшим авторитетом.
— … нет, не дают! — выходя через пролом в заборе в переулок, слышу обрывок разговора, — У Витьки Комова на руках, а он, зараза, продлил абонемент! Говорит, не дочитал!
Разговоры соскочили на книги, над проулками, заросшими лопухами и лебедой, зазвучали имена литературных героев, и, что меня нисколько не удивило, это не герои Диккенса или Золя, а всё больше Дюма, Жюля Верна и Майн Рида.