Колыбельная для вампиров - 3 (СИ) - Борисова Светлана Александровна. Страница 39

— Да, всё это ужасно, особенно для близких.

— Прости! Не хотела грузить тебя своими проблемами, да вот, не смогла удержаться.

— Ах ты, фиглярка несчастная! — воскликнула Соня и порывисто обняла подругу. — Что ж ты раньше не сказала и держала всё в себе?

— Даже не знаю, — всхлипнула Мари. — Не хотела ещё и вас с Иваном огорчать.

— Дурочка! Зачем ещё нужны друзья, если не для того, чтобы поддерживать в трудную минуту? Зай, давай реви! Реви на полную катушку! Я кому сказала? — велела Соня и Мари, следуя её приказной просьбе, разревелась в полный голос.

— Сонь, мне так плохо!.. Мало того, что Рени умирает, так ещё с Аннабель проблемы… Мама спешила и её инициировали раньше времени, — рассказывала девушка, одновременно выплёскивая горе в слезах. — Сама знаешь, такие малявки редко выживают во время кровавого бешенства… И отцу на неё наплевать… Думаю, моего мышонка вместе со всеми отправят в горячую точку… Annabelle est tellement petit et faible… Mon dieu! Il y périra![2]

Мари с неожиданной яростью стукнула кулаком по скамейке.

— Нет, я не хочу остаться одна! Без Аннабель наша семья окончательно развалится. Отец такой скрытный, не поймёшь, что у него на уме. Уйдёт сам или меня выставит: скажет, что я уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно.

— Это ты уже хватила через край! Мы не люди, наши семьи не разбегаются, — попыталась её утешить Соня.

— Это в нормальных вампирских семьях не разбегаются, а наша к ним не относится, — горько сказала Мари. — Мика лишь терпит меня, а Аннабель и вовсе для него как кость поперёк горла. Думаешь, мы будем ему нужны, когда Рени не станет? Я вообще не уверена, что он считает меня дочерью. Так, приблудная девица для создания духа настоящей вампирской семьи. Так что я не скрытная, Сонь, просто пытаюсь всё это забыть, и иногда мне этот фокус даже удаётся.

— Зай, хватит себя накручивать. Это всё твои измышления. Хоть Михаил Янович тот ещё гад, я не думаю, что он выгонит тебя из дома, — сказала Соня и, достав белоснежный платочек, заботливо вытерла заплаканное лицо Мари. — И попомни моё слово, ты ошибаешься, думая, что он не считает тебя своей дочерью.

— Ты права, насчёт Мики это был уже перебор. Я знаю, по-своему он меня любит, только редко это показывает. Спасибо за моральную поддержку, — Мари улыбнулась сквозь слёзы. — Господи, что бы я делала без тебя … Сонь, прекрати терзать мой нос!.. — она завертела головой. — Отстань! Я тебе что, маленький ребёнок?

— Терпи! Должна же я на ком-нибудь тренироваться, — хладнокровно заявила Соня. — Не забыла, что стараниями твоего дорогого папочки у меня теперь имеется малолетний подкидыш? — попутно она попыталась придать причёске Мари приличный вид. — Не вертись, сиди смирно! Архангел! Интересно кто только дал такое прозвище натуральному сатане?

— Но-но, не тронь Мику! Он у меня, почитай, один из всей семьи остался. А за сатану отдельно ответишь! Он у нас красавец, а не какой-то страшный чёрт с рогами.

— Не спорю, твой отец красавец, но что-то от него здорово потягивает серным душком.

— Не выводи его из себя, и он будет благоухать исключительно фиалками.

— Замучаешься опрыскивать его духами! Впрочем, мой отец оказался не лучше. Ты не представляешь, как он разъярился, узнав подробности нашей злосчастной охоты, — Соня завздыхала, теребя в руках платочек.

— Ну, не томи душу! Что было-то? — оживилась Мари. — Макс здорово ругался?

— Ха! Если бы только ругался!

— Колись, Беккер! Я тебе выложила всё как на духу, теперь твоя очередь.

Соня смерила её недовольным взглядом, но все же призналась:

— На правах кровника он так исполосовал мне задницу ремнём, что я неделю мучилась. Ни сесть ни лечь. Ты же знаешь, что у меня с регенерацией не особо хорошо, да и отец запретил ею пользоваться. «Чтобы подольше помнила урок», — как выразился он после экзекуции, — обида была ещё слишком свежа и у неё от негодования задрожали губы. — Когда я спросила, за что он так со мной, ведь я права и нельзя ли было объяснить словами, знаешь, что он мне ответил? «Недалёким дурочкам, за неимением собственного ума, приходится вкладывать свой ум и поскольку из-за их упрямства он не лезет в уши, то приходится пихать его через задние ворота».

— Вот это уже в его иезуитском стиле. И всё равно я не могу представить себе хладнокровного Макса, настолько вышедшего из берегов, — Мари сдавленно хрюкнула, а затем не выдержала и засмеялась. — Прости-прости! Я не хотела, но это действительно из ряда вон, чтобы твой отец, который может уесть словами любого, на этот раз взялся за ремень. Здорово же ты его разозлила.

— Нет, ты скажи, что такого особенного я сказала или сделала? — возмутилась было Соня, но тут же поднявшееся чувство вины заставило её замолчать. — Прости! Конечно, я дура. Нужно было просто сказать вам, почему я не хочу принимать участие в охоте, а не разыгрывать дурацкий спектакль. До сих пор коробит при воспоминании как этот подонок заставил Ивана встать на колени, — сказала она и смущённо улыбнулась.

Мари с любопытством посмотрела на подругу.

— Беккер, не молчи! Тебе тоже не мешает выговориться.

— Даже не знаю, стоит ли? — засомневалась Соня, но затем махнула рукой. — Ладно! Чего уж там скрывать! В общем, Ладожский для моральной поддержки пошёл меня провожать домой и всё это видел.

— Хочешь сказать, что Макс выпорол тебя прямо при нём? — изумлённая Мари во все глаза уставилась на подругу.

— Вот именно, — неохотно призналась Соня и снова тяжко завздыхала. — Такое позорище, что ни в сказке сказать ни пером описать!

— Понятно. Как положено рыцарю, Иван вступился за тебя и у вас началась порядочная свара.

— Не было никакой свары.

— Что? Ладожский смотрел, как Макс тебя лупцует, и ничего не сделал?.. Не может быть! — Мари недоверчиво посмотрела на молчащую Соню. — Mon dieu! Так это правда?!

— Подожди, не кипятись! Да, Иван сдержался и не полез в драку, хотя бедняга весь побелел и трясся как осиновый лист, слушая мои вопли.

— Трус! — презрительно воскликнула Мари, и Соня с отчаянием посмотрела на неё.

— Вот этого я и боялась! Нет, Иван не трус! Он поступил совершенно правильно!

— Ну если ты так считаешь…

— Нет, Мари! Не смей его осуждать! Пойми, отец был в своём праве, когда задал мне трёпку. Если бы Иван вмешался, я бы никогда его не простила! Отца не простила!

Мари непонимающе тряхнула головой.

— Что-то я не врубаюсь.

— Зай, ты хоть раз видела Макса Беккера в ярости?

— Merde! Тем более это выглядит трусостью.

— Видимо, ты не представляешь, какая силища наши старейшины! Да при желании они могут убить, причём на расстоянии и Иван, в отличие от тебя, это знает. Так что пропади всё пропадом!

— Выходит, под страхом смерти любимого человека ты изменила своим взглядам и послала человечество к чертям?

— Нет, не настолько радикально. Я осталась при своём мнении, но будь я проклята, если заикнусь о своих взглядах при отце.

— При Мике тоже помалкивай и вообще держи язык за зубами, — предупредила Мари. — Не могу сказать, что у него на уме, но есть ощущение, что его ты тоже разозлила. Поэтому будь осторожна. Не дай бог, если ты в чём-то смешала ему карты, тогда остаётся надеяться лишь на его милосердие, а это последнее на что бы я стала полагаться.

Соня зябко передёрнула плечами.

— Господи! Всё же диктатура — это ужасно.

— Любая диктатура, она же монархия, не подарок, будь она хоть сто раз просвещённая, — сказала Мари и, помолчав, добавила: — Но и демократию мы себе не можем позволить. В нашем положении она непозволительная роскошь. Нам нужно вырваться вперёд, чтобы иметь преимущество перед человечеством, а это возможно только при единстве мнений в нашем обществе, а его может дать только диктатура. Так что, пат. От диктатуры нам пока никуда не уйти.

— Не знала, что ты разбираешься в политике, — с удивлением заметила Соня, для которой её безбашенная подруга неожиданно предстала в новом свете.